Кокаин

Но дочка вздыхала, часто и глубоко затягивалась, молчала. 
- Нет, дочь, в натуре, - сказала жена и потрогала ту за плечо. Скажи... Легче же будет. 
- Ах, мама... 
- Нет, дочь, скажи, - снова произнесла жена. - Все равно ж мы с отцом узнаем. Тогда хуже будет. 
И, повернувшись ко мне, жена знаком приказала снимать ремень. 
Пряжка уже была расстегнута, когда дочь бросила сигарету на пол, раздавила ее ботинком... и вдруг кинулась матери на шею! 
Вот тут мы с женой так и застыли! 
- Он?! - закричала жена. - Ну! Говори - он?! 
- Да! - закричала дочь. - Он, мама, он! 
- Завалил?! 
- Как вихрь налетел... 
Дочка горько плакала и отирала слезы руками, размазывая по щекам изумрудные сопли. 
- Обещал жениться... 
- И ты поверила? - спросила жена. 
- Мама, а что мне оставалось делать?! Я ведь люблю его... 
Я продолжал стягивать ремень, стараясь делать это бесшумно. 
- Ты... - жена не договорила и красноречиво кивнула на живот дочки. 
- Да, мама, - покраснела та. 
- И когда? - выдохнула жена. 
- Мама, сядь, - сказала дочь и стала поворачивать ее к креслу. - Сядь, а то упадешь. 
- Да нет, не нужно, не упаду я, - говорила жена. - Перестань. 
- Да нет, мама, сядь, а то упадешь, - говорила дочь. - Сядь, мамочка, правда, на самом деле сядь. Так будет лучше. 
Я посмотрел на часы: дело затягивалось. 
- Жена, - сказал я. - Ты, правда, лучше сядь. А то, неровен час, на самом деле упадешь. 
- Правда? 
- Ну, конечно, мама, - дочь с любовью провела ладонью по седым волосам матери. 
- Сядь, жена, - сказал я. - В ногах правды нет. 
- Может, я лучше постою? - робко посмотрела на меня жена. 
- Сядь, тебе говорят! - дочь стала давить ей на плечи. 
- Нет, дорогие мои, я уж лучше все-таки постою! 
- Вот упрямая-то какая! - сказал я с удивлением. - Да сядь же ты. Сколько можно людей задерживать. 
- Что вы меня все усаживаете?! - спросила нас жена. - Точно сговорились. 
- Мы с папкой не сговаривались, - сказала дочка. - Правда, па? 
- Честное слово. 
Мы и на самом деле не сговаривались. 
- Быстро сядь, - сказал я. 
- Ну! - повысила голос дочка. - Слышишь, что отец сказал? 
- Вот теперь ни за что не сяду. 
Таков был ответ моей жены. 
- Ну хорошо же, - произнес я. - Вот ты, значит, как... 
- Ага-а, - сказала дочь. - Ну-ну. 
- Не сяду. 
- Почему?! - загорячилась дочь, глядя матери в глаза. - Ты только подумай, до какой степени глупо твое сопротивление! Что мы тебе предлагаем? с балкона спрыгнуть? под поезд лечь?! или соседу отдаться? Ответь мне, эгоистка! 
Кстати, зря она про соседа. 
- Не сяду, - упрямо мотнула головой жена, - и ничего не отвечу. 
- Странный ты человек, - проговорил я, сдерживая дрожь в голосе. Человеческим языком говорят тебе: сядь! Сядь, тебе говорят! Сядь быстро! Ну! Садись вот в это кресло! 
- В какое? - спросила жена. 
- В это, - указала дочь пальцем. 
- Пальцем показывать неприлично, - заметила жена. 
- Ха, ха, ха, - сказала дочь. - Подумаешь, какие мы здесь все воспитанные. 
- Ну же, глупенькая, садись, - сказал я, хрустя косточками кулаков. Никто ничего плохого тебе не сделает. 
- В прошлом году тоже вот так-то обещал, - неизвестно к чему сказала жена. 
- Удивляюсь я тебе, - я покачал головой. 
- И я тоже, - качала головой и дочь. 
Терпение мое кончилось. 
- Если ты сейчас же не сядешь... 
Я встал на носки, чтобы мое лицо было вровень с лицом жены, и закричал: 
- Я не знаю, что сделаю!!! Я тебе башку разобью!!! Уши отрежу!!! 
13 
Жена упала в кресло. 
- Мама, - дочь ласково улыбнулась, сложив руки на пузе. - Это должно произойти через месяц... 
Вот те раз, подумалось мне. А ведь через месяц у меня отпуск, я собирался отдохнуть как следует, поразвлечься, сбросить усталость и напряжение... А тут дочка надумала рожать! 
Покраснев, дочка достала из кармана сарафана листок. 
- Что это, милая? - спросила мама. 
- Это он, - прошептала дочь и протянула той фотографию. - Сынишка. 
- А можно и мне? - спросил я. - Взглянуть? 
Что-то меня в этом фотографическом снимке сразу насторожило. Глядя на ее первенца, я мучительно пытался разобраться в своих ощущениях. Форменная фуражка, строгий пиджак в тон... Где я все это видел? Милиционер?! пронзила догадка. - Тот, из начала рассказа, - герой, спасший на проспекте крысу? Нет, не он. 
Нечистый воротник белой рубашки обхватывает тощую шею в сухих складках, похожую на ножку сушеного боровика, желтоватое лицо плохо выбрито, словно побито каким-то мелким червяком, взгляд темных маленьких глаз недобр и надменен; в голове - черный гвоздь торчит, как антенна у инопланетянина... Стоит прокурором за каким-то деревянным барьерчиком и держит в руках чью-то шапку, как две капли воды похожую на мою. 
Что и говорить. Незнакомец. 
* * * 
Сонэт 
Читатель уже, понятное дело, обо 
всем давным-давно догадался, в то 
время как сам автор пока еще 
нет. 
Читателем вообще быть гораздо проще, 
нежели писателем. Читатель, например, 
с 
легкостью 
может 
перевернуть 
страничку-другую 
вперед, посмотреть, что будет дальше, 
а 
вот автор лишен такой 
приятной 
возможности. 
Конец сонэта 
Сонэта конец 
Возможности 
приятной 
такой лишен автор вот 
а 
, дальше будет что, посмотреть, вперед 
другую-страничку 
перевернуть 
может 
легкостью 
с 
, например, читатель. Писателем нежели 
проще гораздо быть вообще читателем. 
Нет 
еще пока автор сам как время 
то в, догадался давно-давным всем 
обо, дело понятное, уже читатель. 
Сонэт 
14 
Взглянув на часы, жена вдруг заторопилась: 
- Ой, дочка, мы тут с тобой совсем заболтались! Тебе ведь в школу пора! А я еще бутербродов не приготовила! 
Жена бросилась в кухню, дочь - в свою комнату, собирать ранец. Я стоял с ремнем посреди комнаты. 
- А когда же хлестать будем? - я взмахнул тяжелым ремнем. 
- Какой же ты зануда, - проговорила жена, пробегая мимо с бутербродами. - Завтра, послезавтра... Успеется. 
- А может, ломануть разок-другой по лбу пряжкой? Смотри, какая она с углов заостренная! 
Жена только махнула рукой. 
15 
Комната была совсем не освещена. Я постоял, пока глаза мои не привыкли к темноте. Вот он, тот, что оскорбил меня, копается, согнувшись, в тумбочке у низкой кровати. Направив на него гвоздь, я приближался; свет мутной луны вспыхивал мгновениями на острие гвоздя. Старик, видимо, все не мог сыскать номерок. Он сопел и тихо ругался. Приставив гвоздь к его голове, я с силой ударил молотком. Первый удар, к несчастью, пришелся по пальцу, но уже вторым я загнал его по самую шляпку. 
Мой чичероне вскочил, с немым укором глядя на меня, из тощей его руки, похожей на куриную шею, посыпались номерки. Подергавшись, он грохнулся на пол, где, - подрожав немного ногами, - вскоре застыл. 
- Стоп, машина, - произнес я. - В следующий раз неповадно будет. 
Кстати, кто это сказал, Достоевский или Гоголь? - "Не песни петь, не басни рассказывать: задача писателя по преимуществу быть санитаром общества, всеми своими силами заботиться о его духовном здоровье". Вот так-то, бляди. 
16 
Она ждала меня на автобусной остановке у леса. 
Мы подошли друг к другу; автор растерялся: он не знал, какие слова произносят в подобных обстоятельствах. Причина его смущения мне более чем ясна: он не видел эту молодую женщину уже несколько лет, он любил ее многие годы, и не просто любил - она была его самой первой возлюбленной; кроме того, с нею была связана одна из самых сложных и неприятных загадок всей его жизни. 
Они прошли к лесу, чувствуя себя скованно. С другой стороны, автору трудно судить о состоянии молодой женщины: чужая душа - потемки. Молодая женщина говорила больше и как бы веселее, из чего можно сделать заключение, что она пришла в себя первой либо же лучше собой владела. Была ли она красивой? Автор не обязан отвечать на этот вопрос. Он шел позади, чувствуя себя глупо, глядя в землю и изредка - на нее.