Поезд-беглец
— Поднимайся, черт бы тебя побрал! Слышишь? Поднимайся! Придурок, поднимайся и убирайся отсюда!..
Бак замотал головой:
— Ладно…
Из угла опять бабий вопль «Нет!».
— Ладно, — сказал Бак. Я пойду…
— Нет! Нельзя! Он просто использует тебя. — Это она про меня, конечно. — Он просто использует тебя. Не ходи! Но я стоял на своем:
— Ты пойдешь, сосунок. Ты пойдешь и сделаешь то, что я скажу тебе, не правда ли? Вот и хорошо. Ты пойдешь и сделаешь…
Девица встала между мной и Логаном:
— Иди и сделай сам, если ты такой смелый. Я усмехнулся:
— Сделал бы, будь у меня обе руки в порядке. Она вскипела:
— Ублюдок! Ты считаешь, что имеешь право принести в жертву жизнь другого человека вместо своей собственной. Да ты просто животное…
И тогда я заорал ей в лицо:
— Нет!!! Я хуже… Я человек… Человек! Поняла? Посмотрев на Логана, я добавил:
— Убирайся отсюда к чертовой матери!
Но тот вдруг ответил:
— Нет!
— Пошел! Убирайся к дьяволу, я сказал! Вон отсюда! Вон!
Девчонка подскочила к двери, захлопнула и прислонилась к ней спиной:
— Я не пущу!
Приподняв девчонку за плечи, я легонько толкнул ее — и она вмазалась в дверь с другой стороны кабины. Оклемавшийся Бак, почуяв моральную защиту, завопил:
— Не прикасайся к ней! — и двинул меня в челюсть.
Чемпион тюрьмы, мать его… Я достал из ботинка ножичек, а Логан тут же схватил разводной ключ:
— Я убью тебя, Мэнни.
— Ты подохнешь, молокосос. Подохнешь.
— Я убью тебя, старик. Не вынуждай меня прикончить тебя, Мэнни. Я убью тебя. Убью! Приятель, не заставляй меня… Я пришью тебя! Ну давай же, начинай, старина, и я убью тебя… И вдруг девица рванулась вперед, схватила меня за руку и вцепилась зубами в еще не ожившую рану. По другой руке Бак двинул меня ключом, и нож со звоном вывалился, отлетев в сторону. Я швырнул девчонку на пол, подхватил нож, но Бак с угрожающим видом шагнул мне навстречу, помахивая разводным ключом.
— Партнеры… Не вынуждай меня прикончить тебя, приятель. Я же забью тебя до смерти. Давай, Мэнни, попробуй, только сунься и ты получишь…
Девчонка завизжала:
— Убей его. Бак! Убей его! Убей его! Убей его! Мы молча смотрели друг на друга, она смотрела на нас, и я подумал: «Я бы, конечно, справился с тобой, и не таких кидали! — но не для того я сбежал из Стоунхэвна, чтоб с тобой сводить счеты. У меня другая цель…» — рука моя разжалась, нож выскользнул и упал рядом с девчонкой. Она тут же подхватила его и выкинула в окно, а потом без сил сползла по стенке на пол. Бак так же медленно сел и отбросил ключ:
— А я-то думал, что ты мой друг, Мэнни. Я-то думал, что мы партнеры. Черт возьми… Знаешь?.. Тебе не удастся остановить Рэнкена, когда для этого придет время. Потому что он уже где-то рядом со всей своей дерьмовой сворой. А ты был героем… Ты был героем — для всех нас… Возвращайся-ка ты в эту вонючую дыру… Черт бы тебя побрал, Мэнни!
ФРЭНК БЭРСТОУ
Может, плюнуть на все? Какое мне дело до этого беглеца? Я должен сделать то, что должен. А отвечать будет Мак. Да еще этот вонючий лягавый…
— Между прочим, это твой промах, Фрэнк, — раздался голос Макдональда. — ! Раньше надо было меня послушаться и пустить его под откос.
Мой шеф до сих пор не заметил, какие я операции с пультом проделываю; и мне пришлось объяснить ему:
— Ну, а мы чем занимаемся? Мы сейчас за… — я осекся, поймав взгляд Мака, и поправился. — Я сейчас заткну их на боковую ветку, и через каких-то пятнадцать минут они сойдут с рельсов… И у нас будет куча металлолома, — тихо, почти про себя добавил я.
Шеф в это время уже нажимал кнопку вызова:
— Станция Элкинс… Станция Элкинс… Станция… Динамик наконец откликнулся:
— Слушай, Элкинс… Валяй, чего у тебя? Макдональд встал в позу командира:
— Джилкрайст! Говорит Макдональд, — и передал микрофон мне.
Нота развязности в голосе дежурного по станции Элкинс исчезла:
— Да, Макдональд…
И почти в ту же секунду я произнес:
— Бэрстоу у микрофона! Макдональд махнул рукой:
— Давай, давай, распоряжайся… Видит бог, он заставил меня сделать это! Вместе с ублюдком-лягавым, который чуть не утопил меня…
— Джилкрайст, слушай меня внимательно, а потом без промедления выполняй приказ. У вас есть около минуты для того чтобы перевести поезд-беглец на заброшенную линию, на ту самую, которой мы уже дано не пользуемся.
В динамике раздалось короткое:
— Понял!
И я, не выдержав, закричал в микрофон:
— Тогда беги!
Мак, довольный, потирал руки:
— Хорошо! Очень хорошо! Молодцы, ребята! — повернулся он к нам. — Теперь мы спасем химический завод! Вот так!
Что можно было ответить этому жизнерадостному кретину?! Я буркнул:
— Зато угробим тех троих…
* * *Лок птицей летел среди снегов Аляски. Ему не мешал мороз. Ему не мешали рельсы. Наоборот, они помогали Локу стрелой вонзаться в чрево гор и, вынырнув из одного тоннеля, он через несколько сотен метров нырял в следующий. Лок был свободен! Его никто не сумел остановить, и никому не удалось укротить его. Он парил от счастья. Пьянящий воздух свободы сводил Лока с ума от счастья, но не помешал ему увидеть в небесах винтокрылую машину, которая стремительно и неотвратимо настигала беглеца.
САРА
Господи, когда же это все кончится? Помоги нам, Господи! Спаси нас, пока мы не убили друг друга!! Направь души блудных твоих сыновей на путь истинный. Господи! Не дай нам погибнуть…
Как страшно, оказывается, когда ты стоишь на самом краю бездны. Три года назад мне не было так страшно. Сопливая девчонка, я тогда еще ни черта не понимала в жизни. Наглотавшись всяких таблеток, какие только смогла нарыть у матери в домашней аптечке, я думала, что и жить ни к чему, если Билли Армстронг, по которому сохли все девчонки в школе, отвернулся от меня только лишь из-за того, что я ему после очередной вечеринки (ха-ха! — очередной! — отец отпустил меня из дома во второй раз) отказала. Между прочим, я не дала Билли вовсе не потому, что он мне не нравился. Сказал бы пару ласковых слов, уложил где-нибудь на лесной полянке, и я бы растаяла как миленькая. Но Билли, мой любимый мальчик Билли, мой добрый Билли, зачем же ты был так груб со мной? И зачем ты стал уламывать меня трахнуться прямо на заднем сиденье автомобиля? Это же так пошло… Да и потом. Билли, зачем ты так подло со мной обошелся? Зачем всей школе растрепал, будто я уговаривала тебя переспать, а ты, такой благородный, сказал, что со шлюхами дела не имеешь? Это я-то — шлюха? Я до тебя. Билли, ни с кем по серьезному даже и не целовалась. Только перед девчонками хвасталась, как за мной повсюду, куда я за отцом переезжала, мальчишки увивалась. А на самом деле с папашиным-то нравом не очень разгуляешься. Пока он с матерью не развелся, я, можно сказать, совсем свободы не знала: в школу сам меня отвозил, после уроков встречал, в спортивную секцию (я тогда гимнастикой увлекалась) — то же самое, с подружками потрепаться — только у нас дома, в моей комнате, да и то заглядывал сюда через каждые пять минут, чтобы проверить, не слишком ли вольно мы себя ведем. Что мне оставалось? Только книжки читать. Правда, еще шить научилась классно. С маминой помощью да по самоучителю. Ну а из книжек я, конечно, нахваталась всякого. В том смысле, что весь мир для меня разделился на черное и белое. Плохих людей, я с детства считала, должно быть за милю видно, и их надо обходить стороной. Хорошим же можно доверять все свои мысли и чувства. Главное, не перепутать. И не забывать, что плохие часто притворяются, маскируются под хороших. Поскольку мне общаться особенно было не с кем, я как-то завела дневник. Все девчонки в классе вели дневники: сплетничали, кто в кого влюбился, кто с кем целовался, стихи сочиняли или переписывали друг у друга, портреты актеров наклеивали. Про мой дневник не знал, кажется, никто: я одна никому ничего не показывала и не болтала об этом. Спрятала дома среди пособий по кройке и шитью и доставала, чтобы поделиться своими размышлениями и тайными переживаниями, только в те редкие минуты, когда никого дома не было. Однажды по чистой случайности на первых страницах дневника я обнаружила странного происхождения крошечные пятна и очень им удивилась: меня родители аккуратисткой воспитывали с самых малых лет, сколько себя помню. Тогда я подумала, а не читает ли кто-нибудь из домашних мой личный дневник? И в первый раз я решилась солгать своему тайному исповеднику: написала, что в перерыве между уроками выходила на школьный двор и в укромном местечке целовалась с одноклассником Майком Лэнстоуном. На следующий же день отец вызвал меня из моей комнаты в гостиную, где уже сидели мать и бабушка с дедушкой (родители матери были не такие уж и дряхлые, и во всяком случае у них хватало сил командовать большим загородным домом). На другом, дальнем от меня, конце длиннющего обеденного стола лежал мой дневник. Этот день я не забуду никогда. Сначала бабка с дедом устроили мне словесную выволочку, распинаясь по поводу строгих нравов, коими всегда отличался старинный род О'Мэлли, то бишь наша семья по материнской линии. Потом своими россказнями они распалили мать до того, что она схватила дневник, подлетела ко мне на всех парусах и начала лупить меня по голове что есть силы этой тетрадью приличной толщины в твердом кожаном переплете.