Бессмертник

Султан слушал, и вдруг из глаз его вытекли две слезинки. 
Дербенев испугался. Он терпеть не мог слез, да еще мужских, и не знал, как утешить иранца. 
- Скажите ему, что мне тоже влетело, - сконфуженно признался Иван. 
О, всевышний! Прибавь бедному Султану разума. Он не понимает, почему этот русский солдат, который стрелял в него, пришел к нему с добрым сердцем? И почему он понес наказание за Султана? И почему не обижается на него? Слабый разум Султана никак не может постичь этого. 
Так они удивлялись друг другу, пока не пришла тетя Маша и не выпроводила Дербенева из палаты. 
...В общей сложности удивляться и делать для себя открытия Султану пришлось сорок восемь дней. Он никогда не спал в чистой постели, никогда не наедался досыта, его никто не лечил. Никогда и никто - до этого русского госпиталя. 
На двадцатые сутки ему дали костыли. Он подошел к окну. Небо и солнце ослепили его. В мареве жаркого воздуха дрожали далекие горы. 
Потом он стал выходить в коридор. На паркетном полу лежали квадраты света. Встречались больные, такие же молодые, как он. 
- Салям алейкум! - поздоровался с ним один парень с черными, как у Султана, волосами. 
- Алейкум салям! - ответил Султан. 
Незнакомец оказался азербайджанцем, по имени Ахмед. Ему недавно сделали операцию грыжи, и он ходил чуть согнувшись, но был весел и беззаботен. 
Они подружились. 
Ахмед водил Султана по госпиталю, показал столовую, библиотеку, клуб. Вечером они вместе со всеми смотрели кино или телевизионные передачи. В кино Султан бывал и раньше, а "живой ящик" увидел впервые и очень удивился. 
На тридцать вторые сутки сняли гипс и сделали контрольный рентгеновский снимок. Султан больше не пугался и не плакал, а терпеливо ждал, что ему скажет господин доктор. Гольдберг опять показал прозрачные пленки, объяснив при этом, что кость срослась правильно. Но он назначил ему еще синий свет, массаж ноги и физкультурные упражнения. 
Не было в госпитале больного, который бы так послушно и старательно выполнял все процедуры, как Султан. Вскоре он стал ходить без костылей, чуть прихрамывая, опираясь на палочку. Теперь он мог опускаться на колени и пять раз в день совершал молитву, радуясь своему исцелению. 
- Ля алляи элля Алла*, - шептал Султан. 
_______________ 
* Нет бога кроме бога. 
И никто не мешал ему и не смеялся над ним. 
Наконец ему сказали, что его выписывают из госпиталя и возвращают в Иран. 
- Зачем в Иран? - удивился Султан. 
- Как зачем? Домой! 
Некоторое время он молчал, потом спросил: 
- И я увижу Дильбар? 
- Конечно! 
- Машалла!* - обрадованно воскликнул Султан. 
_______________ 
* М а ш а л л а - возглас одобрения и удовлетворения, точнее: 
такова воля аллаха. 
Тетя Маша принесла ему новую клетчатую рубашку, новые брюки и ботинки. Старая рваная одежда была связана в узелок и также вручена ему. Он надел все новое и долго крутился перед зеркалом, прищелкивая от удовольствия языком, как сельская модница. 
И вот наступили минуты прощания. За Султаном на машине приехал сам полковник Сухаревский. Весь персонал госпиталя вышел проводить иранца. Стоял знойный душный полдень. Пыль от подошедшей машины медленно оседала на кусты лавровишни. 
Султан обходил стоящих полукругом людей и низко кланялся каждому. Тетя Маша протянула ему руку, он прижал ее ко лбу и часто-часто заговорил. 
- Матерью называет, - сказал переводчик. 
Майору Гольдбергу он отдал честь. Потом отошел, поклонился всем, приложив руки к груди, и сел в машину. 
И опять он летал на вертолете, и опять ехал на машине, высланной за ним с заставы. Вот и Государственный мост. Еще несколько минут, и он обнимет свою Дильбар, войдет в свою хижину. Хоть в ней и не паркетный пол, хоть и не будет больше чистых простыней и мягкой подушки, но зато это хижина его отца, хижина, которую он помнит с детства. И не нужно никакого вознаграждения от господина Али-Эшреф-хана, он будет работать от зари до зари и прокормится со своей Дильбар. Слава аллаху, русские вылечили его. 
Полковник Сухаревский и еще какие-то офицеры повели Султана к мосту. Прошли через одну калитку, через другую, оставляя за собой проволочные заграждения и полосы вспаханной чистой земли. Зачем эта колючая проволока, эти запирающиеся на замки калитки? Скорее, скорее домой, к Дильбар! 
На том конце моста уже стояли господин подполковник Гасан-Кули-хан и несколько иранских солдат. Разделял их только мост, посыпанный мелким морским ракушечником. Султан в последний раз огляделся по сторонам. У перил стояли два русских солдата в зеленых фуражках, в парадных мундирах, с автоматами на груди. В одном из них он узнал Дербенева. Султан помахал ему рукой. Дербенев кивнул и посмотрел на него строго и испытующе. 
Через минуту обе делегации встретились на середине моста. Церемония передачи казалась Султану такой длинной и ненужной, что он уже стал терять терпение и надежду. Наконец господин Гасан-Кули-хан удостоил его вопросом: 
- Есть ли у тебя претензии к советским пограничным властям, Султан-Ахмед-оглы? 
- Нет, раис, - смело ответил Султан. - Они меня вытащили из могилы, и я буду благодарен им всю жизнь. 
У господина Гасана-Кули-хана удивленно поднялась левая бровь. Пряча улыбку, он осмотрел новый наряд Султана, его рубашку в яркую крупную клетку, добротные брюки, новые ботинки, и размашисто подписал какую-то бумагу. 
- Честь имею, господин полковник, - козырнул он Сухаревскому. 
- До свиданья, господин подполковник, - ответил Сухаревский. 
Два иранских солдата в касках, с винтовками наперевес стали по бокам Султана и повели по мосту. 
* * * 
Через полгода я снова побывал в тех местах и узнал продолжение этой удивительной истории. Рассказал мне об этом полковник Сухаревский. 
По долгу службы он знакомился с содержанием некоторых иранских газет, и вот что было напечатано в одной из них. Житель иранского пограничного селения Султан-Ахмед-оглы однажды заблудился и попал на землю русских. Его схватили советские пограничники и полтора месяца держали в тюрьме. Ему дали новую одежду, много денег, и Султан-Ахмед-оглы предал шаха и родину. Потом его передали иранским властям, и в настоящее время он находится под заключением и вскоре предстанет перед судом. 
- Вот и вся история, - хмуро закончил полковник. 
"Вся ли? - подумал я. - Можно ли на этом поставить точку?" 
Да, на долю Султана выпали тяжелые испытания. Но мне почему-то верилось, что он выдержит все, что ожидает его. 
...Я держу в руках коробку с бессмертником и вдыхаю чуть уловимый запах солнца и степных просторов. Не потому ли он - растение многолетнее, и никакие бури ему не страшны? Недаром называется он бессмертником.