Карпинский

«Счет браков 51. Ноябрь девятого.
Служащий в Горном институте адъюнктом горный инженер, коллежский асессор Александр Петрович Карпинский 5-й православного исповедания первым браком.
Дочь умершего адъюнкт-профессора Императорской Академии художеств коллежского советника Павла Львова Брусницына — девица Александра Павлова, православного исповедания.
Лет жениху 27, невесте 18.
Поручители. По жениху: дворянин Долгополов и Лейб-Гвардии Финляндского полка прапорщик Владимир Петрович Деви. По невесте: 2-й Конно-артиллерийской бригады поручик Николай Михайлович Севрин и потомственный дворянин Виктор Васильевич Чепурин».
Кто они, Чепурин, Долгополов, Севрин? Выяснить не удалось. Деви — фамилия, известная в русском горном деле: семья эта дала несколько поколений инженеров. Владимир Петрович пошел, как видно, по военной части... Финляндский полк квартировал неподалеку от Горного института, и офицеры дружили с преподавателями.
Венчались в церкви при Горном институте.
Кокшаров не только исхлопотал единовременное пособие, но и предоставил молодым квартиру при институте, обставленную казенной мебелью.
Минуло всего несколько месяцев, а Александр Петрович уже засобирался в дорогу. Как, поди, и трогательно, и радостно-грустно было от того, что его баулы и сумки укладывают женские руки. Наверное, он мог бы в тот год и не ездить, начальство не препятствовало бы, а, понимающе улыбаясь, разрешило бы провести лето на даче, но ведь он был натуралист, и, кроме дел и утех человеческих, его манил мир камня, неведомый, молчаливый, вечный... Пути его пролегали на сей раз по Волынской губернии. Николай Павлович вскоре занемог, и завершал маршруты Александр Петрович один. В отчете, им написанном и представленном за двумя фамилиями, изложение ведется то от «мы», то от «я», без всяких переходов. «Мы сделали по проселочной дороге экскурсию на северо-западо-запад к деревне Пельче, где ломался песчаник, который очень ценится и идет на подферменный камень под мосты». А немного ниже: «Из Житомира я совершил поездку на север, в страну бывших древлян, в страну Ольги и Игоря, словом — в Овручское Полесье... Ближайшей целью был осмотр розовых кварцитов...» и так далее. Несколько необычное сочетание делового стиля с лирической приподнятостью...
 
Глава 7
Артинский ярус
С неспешной предназначенностью — как все, что совершалось в жизни этого человека, — наступил момент, когда он снова мог вернуться к прерванным когда-то, точнее, на время терпеливо отложенным, исследованиям геологии Урала. Он знал, что этот момент наступит, готовился к нему, искал встреч с людьми, приезжавшими с Урала, копил научные сведения, оттуда поступающие. И вот он настал. Контракты на изыскательские работы по линиям железных дорог были исполнены, новых Барбот де Марни не заключил, да и положение самого Александра Петровича в институте теперь сильно изменилось — он волен был выбирать себе темы.
Конечно, нисколько он от себя не скрывал, возвращаясь в родные места, что затевает дело неспешное, огромное, многолетнее. Одной экспедицией Урал не покроешь. И десятком тоже. А познание Урала — ключевое для всей геологии и для всей России. Богатства его несметны. Разумеется, никто не мог бы его командировать для изучения недр Урала вообще (хотя сам он перед собою такую тайную цель и поставил) — у него было конкретное задание от Министерства государственных имуществ разведать угленосные слои на восточной окраине Урала. Под начало его передавались две поисковые партии; одну из них возглавил его шурин Ф.П.Брусницын, другую Ф.Ю.Гебауэр, горный инженер. Но быстро и со свойственной ему аккуратностью наладив работу, Карпинский надолго оставляет своих подопечных, совершает далекие и длительные экскурсии.
Мы можем судить о том по его отчетам. «Я имел возможность, — пишет он, — оставлять на некоторое время эти работы во вполне надежных руках и расширять геологические исследования за пределы порученного мне района между реками Нейвой и Синарой. В последующие годы удалось распространить на тех же основаниях геологические исследования на обширную область восточного склона Урала, связав почти неизвестный тогда район с хорошо исследованною областью Южного Урала».
Возобновившиеся уральские маршруты продолжаются пятнадцать лет кряду. Пятнадцать лет каждое лето путешествует он по Уралу: переваливает через кряжи, пробирается через болота, блуждает в лесах. Жизнь поделилась на зимнюю и летнюю: обо половины несхожи. И частенько на каком-нибудь званом обеде (в зимнюю пору) вдруг застывает он, вспомнив о скромной трапезе под звон комаров на берегу озера, у костра, проводник шевелит носком сапога головешки и зовет: «Хлебай, Петрович!» А летом, укрывшись в шалашике, наспех собранном, вдруг припомнит зал консерватории, гаснущие люстры, ту минуту перед началом концерта, когда дирижер еще медлит с выходом, а свет уже погас, темнота, и из оркестра вдруг выкатывается беспорядочно-обрывчатая жалоба валторны... Жизнь раздвоилась и вместе с тем приобрела новую цельность, насыщенную полноту, будто удовлетворилась тайная потребность его натуры в добывании истины трудом, через физические усилия, через непременную и благодетельную усталость...
Первая и по объему значительная публикация, посвященная геологии Урала, появилась уже через год после возобновления уральских маршрутов; в дальнейшем они появлялись регулярно. И эта первая уже настолько зрелая, что не оставляет сомнений — исподволь он всегда готовился к изучению этого сложнейшего региона. А вскоре ему посчастливилось совершить открытие, которое во многом предопределило дальнейшее изучение и освоение Урала. Близ Артынского завода, что в Оренбургской губернии, Александр Петрович, лазая по скалам, собрал множество остатков ископаемых животных; иные из них относились к видам, существовавшим в пермский период, иные в карбоне. Это две разные системы с разной фауной; между ними, по тогдашним воззрениям, должна пролегать межа. Анализ, проведенный Карпинским, показал, что все найденные им окаменелости — здешние, не принесены извне. Между тем несколько родов трилобитов, селяхии и некоторые аммонеи древнее рядом с ними захороненных других морских существ. Явление это и ранее было известно и не находило объяснения; ученые датировали слои то пермским возрастом, то карбоновым.
Карпинский подошел к загадочному явлению по-новому: «Чтобы решить вопрос... припомним тот закон, на важность которого, если не ошибаюсь, впервые обратил внимание Лейель. По этому закону, чем совершеннее организация вида, тем меньше геологический период его существования». Ориентируясь на это теоретическое положение, он рассматривает данные петрографического анализа; вкупе с палеонтологическими они «заставляют считать последнюю (т.е. песчаниковую пачку пород, в которой и обнаружены окаменелости. — Я.К.) членом, связующим каменноугольную и пермскую системы».
Итак, в чем же суть открытия? Карпинским провозглашается  п е р е х о д н ы й  х а р а к т е р  с л о е в; они не принадлежат ни к какой системе целиком. Он берет на себя даже смелость утверждать, что этого открытия следовало ожидать, исходя из чисто теоретических воззрений. «Существование в России подобной переходной группы осадков можно было с вероятностью предполагать и ранее, на основании общего хода событий и геологической истории этой страны». А за границей существуют подобные образования? Да. «Например, осадки, наблюдавшиеся в штате Небраска, отложения, недавно точным образом исследованные в Южных Альпах, равно как и пласты, составляющие в Богемии переходное образование между продуктивной формацией и мертвым красным лежнем». Неважно, что воочию ни одного из перечисленных объектов он не видел, это не мешает ему, освоив литературу, поспорить с английскими коллегами и попытаться доказать, что некие отложения в Индии, близ Пенджаба, тоже следует считать переходными. Как же! О том свидетельствует англичанами же составленный список фауны. Универсальных границ между системами нет, они искусственные. На каких теоретических воззрениях основывался Карпинский? Ясно, что на эволюционном учении Дарвина. И в этом смысле доказательное установление переходности сыграло огромную роль.