Фантомы
— Закрепи так; попробую что-нибудь еще.
Оскарссон включил двигатель и резко дал лево руля.
— Мы сделаем кружок и развернем трал, — крикнул он юноше. — Так он и сойдет с коряги или с чего там еще.
Он надеялся. Ведь чтобы заменить трал, нужны тысячи крон, и пусть даже страховка компенсирует основную часть стоимости, все равно расходы увеличатся, мало ли времени уйдет на изготовление такого стального чулка. Тралы на полке не лежат.
Он делал круг пошире, чтобы не намотать трос на винт, затем еще раз резко дал лево руля в направлении препятствия, чтобы образовать слабину. Но ему недолго удалось держаться этим курсом, потому что суденышко стало разворачиваться вправо. Это на какое-то мгновение обескуражило Оскарссона, ведь он же резко переложился влево; и тут он понял, что, хотя нос судна разворачивался вправо, само оно шло не туда. Судно, как ни странно, шло боком. И двигалось то, за что они зацепились.
Оскарссон бросил штурвал и бросился к корме, но рулевое колесо резко вывернулось вправо, судно качнулось, и он тяжело рухнул на палубу. Вскакивая на ноги и потирая ушибленное плечо, он закричал парню:
— Быстрее, надо отпустить трал!
Судно развернулось в обратном направлении, затем остановилось. И тут их потащило назад, кормой вперед.
— Что ж это такое, дедушка? — позвал его юноша, крепко вцепившись во вспомогательную лебедку. — Что происходит?
— Отпусти зажим троса! — закричал старик, возвращаясь к сражению с управлением судна.
Юноша быстро сделал то, что сказали, раскрепив трос и дав ему свободно сматываться с лебедки. Но судно продолжало двигаться назад, и скорость его росла. Потрясенный, Оскарссон дал задний ход и выжал полный газ. Хоть бы какую-нибудь слабину в траловом тросе. Паренек быстро сообразил, что можно попытаться сделать и бросился к главной лебедке. На ней еще было намотано несколько метров тралового троса. Оскарссон старался править судном, идущим задним ходом, и смотрел, как Эббе сражается с тормозом. Если удастся отпустить его, то появится слабина, чтобы отцепить трал, и они освободятся.
Но на лебедку ложилась слишком большая нагрузка, и тормоз не поддавался ни на йоту. И тут Оскарссон почувствовал гордость за парня, который, не дожидаясь приказа, сорвал с переборки топор и занес его над ручкой тормоза. Одного удара хватило, и лебедка начала бешено раскручиваться. Судно резко накренилось на борт, почти остановившись, и они оба полетели на палубу. Оскарссон кинулся к тросовому зажиму, зная, что в его распоряжении лишь несколько секунд, чтобы освободить его, прежде чем слабина снова выберется. Он схватился за него, пытаясь твердо встать на ноги, но трос уже резко напрягся. Оскарссон завопил, когда трос расплющил его руку о вал лебедки. В течение нескольких секунд, сопровождаемых останавливающей сердце болью, жилы каната, как пилой, отхватили ему пальцы.
Оскарссон упал спиной на палубу и в неверии уставился на руку, где теперь оставался только большой палец, и откуда потоком лилась кровь. Он забыл о том, что происходит с его судном, и потянулся к «сумке для веревок», котомке из парусины, закрепленной на переборке, где хранились обрывки разных бечевок. Он быстро выдернул кусок легкого нейлонового шнура, обмотал его вокруг запястья и, держа один конец в зубах, туго затянул и завязал узел, не переставая удивляться, что боли больше нет, и что по его искалеченной руке растекается какое-то странное тепло.
Но теперь он вновь сосредоточил все внимание на судне. Даже на полном заднем ходу их продолжало буксировать назад со скоростью, как он прикинул, восемь или девять узлов, которая все возрастала. Корму заливала вода, и в ее потоках, ошеломленный падением, пытался подняться на ноги Эббе. Оскарссон лишь беспомощно наблюдал за ним. Ничего подобного не случалось за всю его длинную морскую жизнь, и он просто не был готов к такой абсолютно оскорбительной, невероятной ситуации. И он уже стоял по колени в воде, а судно кормой вперед делало невозможные пятнадцать узлов.
— Что же это? Что? — сквозь рев падающей воды кричал ему юноша.
Он не знал. Он знал одно — так не может продолжаться долго. И тут же, словно в ответ на его мысли, раздался звук изгибающихся от невероятного напряжения шпангоутов и металла, и два передних болта, которыми основание главной лебедки было прикручено к палубе, свободно вышли из отверстий.
— Эббе! — завопил он. — Уйди с дороги! Лебедка срывается!
— Что? — закричал в ответ парень. Он все еще не мог избавиться от потрясения. — Что?
Тут последовал окончательный, похожий на взрыв треск, и оторвался целый кусок палубы, к которому была привинчена лебедка. И этот механизм, все еще крепивший за траловый трос, за который их тащили на буксире, полетел через корму, по дороге ударив прямо в лицо юноше.
И наступила мгновенная, невозможная тишина. Суденышко сразу остановилось и закачалось на легких волнах. Пузырившийся след за кормой вместе с лебедкой и тралом исчез. Двигатель, залитый водой, наконец заглох. Оскарссон стоял в воде по бедра. Он поспешно стал пробираться к корме, где распростерлось тело Эббе, окрашивая воду вокруг красным и серым веществом. Оскарссон сгреб парня в охапку и присел на планшир, который лишь на несколько дюймов возвышался над водой. Заложенная при постройке плавучесть не давала судну затонуть, хоть палуба его и была залита водой. У юноши не было большей части головы, и Оскарссон, обнимая податливое тело, всхлипывал.
Он слышал, как где-то в тумане к ним быстро приближалось судно, но старику было наплевать. Теперь у него уже не будет дней с внуком, ни бесед с ним, и не покажет он ему рыбных мест, и не научит ловить. Теперь, до самой смерти, только старость и одиночество. И теперь он ждал эту самую смерть. Он сорвал узел с запястья, и кровь опять полилась из обрубков пальцев.
Из тумана как раз появился патрульный катер и застопорил ход. По воде разнесся громкий металлический голос:
— Вы в запретной зоне, немедленно покиньте ее. Прошу следовать за мной. Вы в запретной зоне...
Катер вплотную подошел к полузатопленному суденышку, и голос смолк. Над громкоговорителем появилось загорелое лицо юного лейтенанта-моряка и глянуло на старика с расстояния в несколько ярдов. И лицо это побелело.
Оскарссон глянул вверх на бледного юношу в мундире энсина [1].
— Трахни себя в задницу, морячок, — сказал он.
Глава 2
Старший лейтенант Ян Гельдер стоял в боевой рубке подводной лодки № 184 класса «Виски» и вдыхал свежий воздух. Было холодно. Мурманск, где располагался штаб советского Северного флота, находится за Полярным кругом, и май здесь совсем не тот май, что в других, более благоприятных местах. Гельдер понаблюдал, как лодка швартуется в гавани, затем перевел взгляд вверх и увидел двух мужчин, спускавшихся в док, к тому месту, где его моряки готовились кинуть сходни, — это были капитан третьего ранга в ладно сидящей форме и штатский в скверном костюме. Он не знал их, и это ему не понравилось. Награды в Советском военно-морском флоте не прибывают в сопровождении капитана третьего ранга и сотрудника КГБ.
Гельдер тут же стал прикидывать, что он мог натворить. Ну, перебрал в офицерской кают-компании в вечер перед отходом в только что завершившийся поход по Северной Атлантике, но ведь все перебрали. Во всем же остальном он, как правило, оставался самым осторожным и корректным из офицеров. В результате он решил, что опасаться, вроде бы, нечего. Хотя он эстонец. Этого, конечно, может оказаться достаточно.
Он спустился на палубу вовремя, чтобы встретить их, вступающих на борт. Ни один из них не спросил на это разрешения.
— Капитан Гельдер? — спросил морской офицер.
Кто же еще, подумал Гельдер. Вопрос прозвучал как одна из формальностей, которые обычно сопровождают арест.
— Так точно, товарищ капитан, — отозвался Гельдер, подтягиваясь и отдавая честь. Он почувствовал глупость и неуместность воинских церемоний в его-то положении; тем более, что он уже пять недель толком не брился и не мылся. Хотя и мог, ведь у него условия получше, чем у экипажа, но команде нравилось, что их командир такой же грязный, как и они.
1
Первичное офицерское звание в ВМС. (Здесь и далее примечания переводчика.)