Ключи к полуночи
– Ну,… может быть. и так, – сказала Джоанна. – И все-таки это гораздо романтичнее, чем быть бухгалтером. – Она замолчала, чтобы насладиться нежным кусочком цыпленка. Она ела так изящно, как это делают японцы, но со здоровым, неотталкивающим и очень возбуждающим аппетитом. Алекс исподтишка наблюдал, как она расправляется с цыпленком и маленькими глоточками пьет свой сакэ. Перекатывание ее жевательных мышц, движение шейных мышц при проглатывании, утонченная линия ее губ, когда она потягивала горячий напиток, рождали в нем откровенное желание.
Джоанна поставила чашку с сакэ и спросила:
– А как вы пришли к столь необычной профессии?
– В детстве я решил, что, когда вырасту, то не буду жить на грани бедности, как мои родители. Я думал, что любой самый последний юрист на земле также богат, как индийский раджа. Так с помощью небольшой стипендии и упорной работы по ночам мне удалось окончить колледж и юридическую школу.
– Summa cum laude? – спросила она.
Вздрогнув, Алекс спросил:
– А вы откуда знаете?
Она улыбнулась.
– Догадалась.
– Вам надо быть частным детективом.
– Самантой Спейд. А что произошло после окончания учебы?
– Год я проработал в крупной чикагской фирме, специализировавшейся в корпоративном праве. Но, оказалось, такой образ жизни не очень-то мне подходит.
– Вы променяли перспективную карьеру адвоката на то, чтобы быть частным сыщиком? – спросила недоверчиво Джоанна.
– Она не была особо перспективной. Но одну вещь я выяснил точно: не все юристы богаты. Среднее жалованье фактически составляет двадцать пять тысяч долларов в год и еще меньше, особенно у начинающего. Когда я был молодым, для меня это были большие деньги, но я быстро понял, что правительство будет отхватывать большой кусок в виде налогов. То, что мне удалось скопить, не оставляло надежды и на колесо от "роллс-ройса".
– А вы хотели жить, как те, что ездят на "роллс-ройсах"?
– А почему бы и нет? Противоположное я испытал еще ребенком. Зная, что бедность не облагораживает, я хотел все, что мог заработать своими руками. Через пару месяцев составления деловых писем мне стало ясно, что действительно огромные деньги шли только боссам крупных фирм. К тому времени, когда я смог бы добраться, работая таким образом, до этой верхушки, я был бы слишком стар, чтобы полной грудью насладиться заслуженным вознаграждением.
В двадцать пять лет Алекс Хантер решил, что работа частного детектива будет перспективной в следующие несколько десятилетий. Он оставил адвокатскую контору и устроился работать одним из пятидесяти сотрудников в агентстве Боннера, где намеревался изучить этот бизнес изнутри. Его зарплата была даже меньше, чем когда он был начинающим адвокатом, но он также получал и относительно существенную премию за каждое удачно проведенное расследование. Будучи честолюбивым, интеллигентным и умным, он справлялся с работой лучше, чем любой из его коллег. Алекс по-умному помещал свои капиталы и к тридцати годам смог взять в банке кредит, чтобы купить у Мартина Боннера его агентство. Под руководством Хантера компания разрослась, укрепилась ее репутация и рентабельность. Ее экспансия распространялась на все сферы этого рода бизнеса, включая платежи, вклады и обслуживание систем сигнализации. В своей отрасли это была одна из крупнейших в мире корпораций, в которой работало более двух тысяч человек и которая имела отделения в восьми крупных городах.
– Вы действительно миллионер? – спросила Джоанна.
– По крайней мере на бумаге.
– Я думала, что миллионеры путешествуют в сопровождении свиты.
– Только опасающиеся путешествуют со свитой.
– Полагаю, у вас есть свой "роллс-ройс"?
– Даже два.
– Мне никогда не приходилось обедать с миллионером.
– А что, от этого у пищи вкус другой? – спросил Алекс, посмеиваясь.
– Мне неловко.
– Ради всего святого, почему?
– Все те деньги, – сказала она, – они… ну, я не знаю почему точно, но мне неловко.
– Джоанна, никто не относится к доллару с большим уважением, чем я. Но я также понимаю, что деньги ни подлые, ни благородные, это нейтральная субстанция и неизбежная часть любой цивилизации так же, как день и ночь есть естественное следствие вращения земли. Из нас двоих преклоняться надо перед вами. Вы одаренная и явно трудолюбивая певица. Кроме того, вы истинно чудесный ресторатор, а это не только бизнес, но и не в меньшей мере искусство. Я должен чувствовать себя неловко в присутствии столь многих талантов.
Некоторое время Джоанна молча смотрела на него. Алекс мог бы сказать, что она его осуждает. Затем она отложила свои палочки для еды и промокнула рот салфеткой.
– Господи, вы понимаете, чего вы здесь наговорили?
– Разумеется, понимаю, – сказал Алекс. – Разве я осмелился бы быть неискренним? Разве вы забыли вашу речь о том, чтобы быть до конца честными друг с другом?
Джоанна качнула головой, как будто была удивлена, и ее золотистые волосы нежно заискрились:
– Теперь я более чем когда-либо благоговею перед вами. Большинство мужчин, кто начинал с ничего и сколотил большое состояние, к сорока годам становятся невыносимыми себялюбцами.
Алекс не согласился.
– Это не совсем так. Что касается меня, здесь нет ничего особенного. Я знаю многих богатых людей, и большинство из них также скромны, как какой-нибудь конторский клерк или парень, работающий за триста долларов в неделю на детройтском конвейере. Мы смеемся и плачем, и кровь у нас того же цвета, что и у всех. А раз уж мы затронули скромность, сейчас вы ее увидите. Мы слишком много говорили обо мне. А какова история Джоанны Ранд? Как вы оказались в Японии? В "Прогулке в лунном свете"? Я хочу услышать все о вас.
– Это не так уж интересно, чтобы стоило послушать, – сказала Джоанна.
– Ерунда, не верю.
– Нет, я серьезно. Моя жизнь кажется очень скучной по сравнению с вашей.
Он поморщился.
– Скромность – очаровательная черта характера. Но чрезмерная скромность не украшает. Я рассказал вам о себе. Теперь ваша очередь. Честно так честно. Я обещаю вам быть очень внимательным слушателем.
– Давайте сначала попробуем десерт, – произнесла Джоанна.
Алекс не мог решить, скрывала ли она свое прошлое или действительно робела перед ним.
– Ладно, – сказал он, еще не подготовленный, чтобы предъявить обвинение. – Что вы будете?
– Что-нибудь легкое.
Их официантка, приятная круглолицая женщина предложила им фрукты, и они согласились, оставляя выбор за ней. Им подали апельсины с молотым миндалем и мякотью кокоса.
Съев две апельсиновые дольки, Алекс спросил:
– Где в Штатах вы родились?
– Я родилась в Нью-Йорке, – ответила Джоанна.
– Одно из моих любимых мест, несмотря на грязь и преступность. Вам нравится Нью-Йорк?
– Я почти не помню его. Мой отец работал в одном из этих гидроголовых американских конгломератов. Когда мне было десять лет, он получил пост управляющего в одном из британских подразделений той компании. Я выросла в Лондоне и там поступила в университет.
– Что вы изучали?
– Сначала музыку, затем восточные языки. Я начала интересоваться Востоком: в то время я была страстно влюблена в одного японского студента, учившегося у нас по обмену. Мы с ним год снимали квартиру. Наша страсть расцвела и увяла, но мой интерес к Востоку остался.
– А когда вы приехали в Японию? – как бы случайно спросил Алекс, пытаясь не выглядеть как частный детектив, собирающий информацию по интересующему его делу.
– Почти десять лет назад, – ответила Джоанна.
"Совпадает с исчезновением Лизы Шелгрин", – подумал он, но ничего не сказал.
Джоанна с явным удовольствием взяла палочками для еды еще дольку апельсина. Маленький кусочек мякоти кокосового ореха прилип к уголку ее рта. Она слизнула его медленным движением языка. Наблюдая за ней, Алекс подумал, что она напоминает рыжевато-коричневую кошку, с вылизанной шерстью, полную энергии движения. Если бы она это услышала, то повернула бы голову с кошачьей грацией и посмотрела бы на него, как это делают кошки: сонливый взгляд сочетается с крайней настороженностью, любопытство смешивается с холодным безразличием, а гордая независимость еще больше пробуждает привязанность.