Маска

О'Брайен рассмеялся.
— Неужели трижды в день? Ну тогда вы определенно работяга.
Его добрый смех несколько успокоил Кэрол, и, вновь почувствовав уверенность, она сказала:
— Мне кажется, я понимаю, что вас настораживает. Вы волнуетесь, что мы, возможно, потребуем от ребенка слишком многого.
— Да, именно это, — ответил О'Брайен. Он стряхнул с рукава своего пиджака едва заметную пушинку. — Преуспевающие родители обычно слишком давят на своих детей, пытаясь добиться от них многого, опережая время.
— Такая проблема, — возразил Пол, — возникает лишь тогда, когда родители не подозревают об опасности подобных действий. Несмотря на то что мы с Кэрол и считаемся такими уж преуспевающими — с чем я пока еще не совсем согласен, — мы никогда не станем требовать от своих детей невозможного. У каждого из нас свой жизненный ритм. Мы с Кэрол прекрасно понимаем, что ребенка надо направлять, а не подстегивать или вгонять в какие-то рамки.
— Конечно, — поддакнула Кэрол.
Похоже, О'Брайену это понравилось:
— Я знал, что вы скажете именно это или что-то вроде этого.
Вновь сверкнула молния. На этот раз, кажется, еще ближе — всего в квартале от них. Раздался раскат грома, затем еще. Верхний свет потускнел, замигал и, словно неохотно, опять загорелся с прежней яркостью.
— В своей психиатрической практике мне приходится иметь дело с пациентами, страдающими различными недугами, — заметила Кэрол, — но я специализируюсь на душевных болезнях и эмоциональных расстройствах у детей и подростков. От шестидесяти до семидесяти процентов моих пациентов не старше семнадцати. Мне довелось иметь дело с детьми, страдавшими серьезными психическими расстройствами по вине своих чересчур требовательных родителей, которые слишком давили на них во всем, что касалось их индивидуального и интеллектуального развития. Я имела возможность видеть таких покалеченных детей, мистер О'Брайен, и я старалась сделать для них все, что в моих силах. Благодаря этому опыту я уже не смогу обращаться со своими детьми так, как это делают некоторые родители. Конечно, ошибки неизбежны. И я не гарантирована от них. И у меня их будет много. Но среди них не будет той, что вы упомянули.
— Это очень важно, — кивнув, ответил О'Брайен. — И весьма убедительно. Не сомневаюсь, что рекомендательную комиссию вполне удовлетворит только что сказанное вами. — Он стряхнул со своего рукава еще одну едва заметную пылинку и поморщился, словно это было нечто отвратительное. — Они неизбежно зададут мне еще один вопрос: предположим, усыновленный вами ребенок не только не проявит каких-то выдающихся способностей, но окажется... ну, скажем... гораздо менее сообразительным, чем вам бы того хотелось. Интеллектуальная сторона жизни играет для вас немаловажную роль, и, если вы поймете, что ваш ребенок обладает средним уровнем интеллекта — а может быть, даже и несколько ниже среднего, — не будет ли это для вас крушением всех связанных с ним надежд?
— Даже если бы мы и могли иметь своего собственного ребенка, никто не дал бы нам гарантии, что он окажется вундеркиндом или чем-то выдающимся, — сказал Пол. — Но мы бы любили его, каким бы он ни был. В этом нет никаких сомнений. То же самое будет и с усыновленным нами ребенком.
— Мне кажется, вы нас слишком переоцениваете, — вступила Кэрол, обращаясь к О'Брайену. — Никто из нас не считает себя гением, упаси Бог! Мы достигли всего того, что мы имеем, благодаря упорному труду и настойчивости, а не из-за того, что мы обладаем какими-то необыкновенными способностями. Хотелось бы, конечно, чтобы все оказалось проще, но, к сожалению, это не так.
— Кроме того, — добавил Пол, — человека любят не только за его большие умственные способности. Мы судим о личности в целом, а это — совокупность качеств, зависящая от многих факторов, состоящая из гораздо большего, чем просто интеллект.
— Хорошо, — сказал О'Брайен. — Я рад, что вы так настроены. Комиссия отреагирует положительно и на этот ответ.
В течение последних нескольких секунд Кэрол слышала далекое завывание сирен. Сирен пожарных машин. Теперь они были уже не такими далекими, как сначала, и быстро приближались, становясь громче.
— Наверное, одна из молний во что-то попала, что-то повредила, — сказал Пол.
О'Брайен развернулся на своем стуле к центральному окну, находившемуся прямо позади его стола.
— Судя по звуку, это случилось где-то неподалеку.
Кэрол обвела глазами все три окна, но не увидела, чтобы где-нибудь из-за ближайших крыш поднимался дым. Однако за окнами все было размыто дождем и с трудом удавалось что-либо разглядеть из-за его капель на стеклах и серой дождливо-туманной завесы на улице, то колышущейся, то порывисто трепещущей.
Вой сирен нарастал.
— Не одна машина, — заметил О'Брайен.
Пожарные машины поравнялись с офисом — их было две или три — и пронеслись дальше, направляясь в соседний квартал.
Поднявшись со стула, О'Брайен шагнул к окну.
Еще не успели стихнуть первые сирены, как следом за ними раздались новые.
— Должно быть, дело серьезное, — сказал Пол. — Похоже, едет по меньшей мере две пожарные команды.
— Я вижу дым! — воскликнул О'Брайен.
Пол тоже поднялся со своего стула и подошел к окну, чтобы получше рассмотреть.
«Что-то произойдет».
От этой неожиданной мысли Кэрол вздрогнула, словно перед ее лицом щелкнули кнутом. Ее вдруг охватила и будто наэлектризовала сильная необъяснимая паника.
Она так вцепилась в подлокотники кресла, что сломала ноготь.
«Сейчас... произойдет... что-то... ужасное...»
Неожиданно воздух стал удушающе жарким, словно это был не воздух, а какой-то сильный отравляющий газ. Она попыталась вздохнуть, но не смогла. Ее грудь будто сдавило чем-то невидимым.
«Отойдите от окон!»
Она хотела выкрикнуть это предупреждение, но от паники у нее перехватило горло. Пол и О'Брайен стояли у разных окон, но оба были к ней спиной, и ни один из них не видел, что ее вдруг охватил жуткий, парализующий страх.
«Страх чего? — допытывалась она у себя. — Чего же, в конце концов, я так боюсь?»
Она попыталась сопротивляться этому безотчетному ужасу, сковавшему ее мышцы и суставы. Она начала было подниматься со своего кресла, и вот тогда-то все и случилось.
Смертоносный огненный вал молнии был похож на минометный залп — семь или восемь ослепительных вспышек, а может, и больше — она их не считала, просто не могла сосчитать. Они следовали одна за другой почти без промежутков. Каждый новый разряд гремел, не давая стихнуть предыдущему и явно перекрывая его по силе. Они были настолько оглушительными, что она почувствовала, как вибрируют ее зубы и кости. Каждый новый разряд, несомненно, раздавался все ближе к дому, чем предыдущий, все ближе к окнам семифутовой высоты — ослепительно вспыхивающим, дрожащим, то черным, то молочно-белым, то сверкающим, то сияющим, то серебристым, то медно-красным...
Яркие багрово-белые вспышки высветили угловатые стробоскопические очертания, навсегда оставшиеся в памяти Кэрол: силуэты стоявших на фоне этого естественного фейерверка Пола и О'Брайена, выглядевших крохотными и незащищенными; словно зависший в нерешительности дождь за окнами; гнущиеся от неистовых порывов ветра деревья; молния, ударившая в одно из них — высокий клен, и затем какая-то зловещая темная тень, выросшая в самом центре этого взрыва, похожая на торпеду, несущуюся прямо в центральное окно (все это случилось в какие-то считанные секунды, но вспышки молнии и замигавший вскоре электрический свет придали происходившему эффект замедленного действия); вскинутая к лицу рука О'Брайена, словно проделавшая с десяток разрозненных движений; повернувшийся и подавшийся к О'Брайену Пол — их фигуры казались снятыми на пленку, пробуксовывавшую в кинопроекторе; пошатнувшийся в сторону О'Брайен; Пол, схвативший его за рукав пиджака и тащивший вниз в безопасное место (лишь какую-то долю секунды спустя после того, как молния расщепила клен); здоровенный сук дерева, уже пробивший стекло, когда Пол все еще пытался оттащить О'Брайена в сторону; одна из густых ветвей, хлестнувшая О'Брайена по голове, сшибла с него очки, подбросив их в воздух («Что будет с его лицом, с его глазами?» — мелькнуло у Кэрол), и затем падавшие Пол с О'Брайеном скрылись из виду: гигантский сук расщепленного клена, пробивший стекло, рухнул на стол О'Брайена с каскадом воды, стекла, щепок и дымящихся кусков коры; треснувшие ножки стола не выдержали и подломились от сильнейшего удара поверженного дерева.