Путешествие на тот свет
Парижская Лилька была в каком-то головокружительно сверкающем вечернем платье и под ласково-ироничным взглядом своего взрослого сына плясала и кокетничала со всеми мужиками без устали. Она же весело зачитывала поздравительные послания юбиляру. И все с удовольствием аплодировали каждому письмецу, каждой открытке...
Но самый большой успех выпал на поздравительную телеграмму из Москвы от Союза кинематографистов. Это была звездная минута Лильки Хохловой! Она читала эту телеграмму под всеобщий нескончаемый хохот. Наверное, в Москве кто-то из руководителей Союза поручил своему помощнику или секретарю составить юбилейное послание Мартову, и тот ни на шаг не отступил от старосоветского стиля официальных поздравлений.
Восторженный стон вызвали строки: «...все Ваши произведения, снискавшие заслуженную популярность, как у нас на Родине, так и за ее рубежами, а также фильмы, сделанные по Вашим киносценариям, были пронизаны подлинной гражданственностью, во главе которой всегда мощно стоял человеческий фактор»...
... Под утро тридцатидвухлетняя киевская парижанка Флора Либерман с тревогой сказала Мартову:
— Для твоего возраста у тебя просто-таки опасная, нездоровая потенция... Тьфу-тьфу, шоб не сглазить! Шоб еще cто лет у тебя так же мощно стоял этот «человеческий фактор»!..
* * *Кстати, о «человеческом факторе»...
Не в понимании парижаночки Флоры, а в подлинном значении этого современного уродливого словосочетания: просто — «про людей». Вот «про людей» во всей этой таинственной истории с теплоходом «Федор Достоевский» Сергей Александрович Мартов, к сожалению, еще почти ничего не знал.
Спустя три месяца от начала собственного «расследования» он обладал настоящими картами с тщательно проложенным тем роковым маршрутом русского судна, перечнем стоянок, копиями записей вахтенного журнала... Всеми материалами о технических параметрах судна, фотографиями и видеокассетами, в подробностях запечатлевшими его семь палуб, рестораны, бары, музыкальные салоны, пассажирские каюты, спортивный зал и каюты обслуживающего персонала — команды.
Он выучил названия всех навигационных приборов на капитанском мостике; знал, как расположены гигантские двигатели в машинном отделении; как выглядят судовые спасательные средства, продуктовые и технические кладовые, кухни, мастерские электриков; где находится бюро переводчиков и как выглядит медицинская часть теплохода...
Мало того, из Америки Сергей Александрович даже привез совершенно секретные для того времени распечатки радиоперехватов и прослушки разговоров «целого ряда крайне заинтересованных в этом деле лиц».
Так сказал тогда приятель Георгия Александровича Вайнера — щупленький Сол Гринспен, легенда Интерпола, ушедшая на покой в сумерки славной истории организации, которой мистер Гринспен отдал последние тридцать лет своей хрупкой жизни.
Технически Сергей Александрович был оснащен великолепно.
Вот только не хватало во всей этой истории «человеческого фактора»... А без этого какими бы волнующими и глобальными нам ни казались религиозно-экономически-политические проблемы, ежесекундно обрушивающиеся на человечество, без этого самого «фактора», который Просто Про Людей, никуда не денешься! Даже, как говорил Зощенко, в «маловысокохудожественном произведении».
Можно, конечно, было бы придумать чью-то личную линию, выстроить вязь взаимоотношений, прочертить характеры, наметить какие-то столкновения, неожиданные повороты, сюжетные «перевертыши». В конце концов, Мартов этим занимался всю свою сценаристскую жизнь.
Но вплетать в подлинные события четырехлетней давности ловкое и профессиональное сочинительство Мартову не очень хотелось.
Он подозревал, что в то время на судне наверняка происходило что-то драматически настоящее, о чем Мартов пока ни хрена не ведает...
Когда девятьсот человек черт знает какого количества национальностей и вероисповеданий три месяца находятся в замкнутом пространстве длиной в 175,8 метра и шириной в 24 метра, с высотой бортов 16,2 метра, осадкой — 8,16 метра и водоизмещением в 18 820 тонн и движутся по нескончаемой воде через полмира со скоростью в 20,5 узла, — ну не может быть, чтобы в один прекрасный момент там не прорвался бы наружу самый что ни на есть настоящий «человеческий фактор»!
Да вот взять хотя бы тех же Ивлевых — доктора Тимура и переводчицу Таню. Они сами говорили, что женаты всего четыре года. Значит, начиналось у них все именно тогда, когда ЭТО произошло с судном? Значит, была у них до этого какая-то другая, прошлая, жизнь? И наверное, не такая уж простая и гладкая. Недаром они так поздно нашли друг друга...
Ивлевы только вчера звонили из Петербурга.
Пришли из рейса, звали в гости. Предлагали посмотреть судно, пощупать все своими руками. Вроде бы и капитан уже предупрежден, что Сергей Александрович может явиться с визитом. Откуда это известно? А что скроешь на судне? Болтают, что была радиограмма из «Посейдона», еще когда Гибралтар проходили...
Мартов взял телефон, набрал номер хозяйки «Sicher Reisen»:
— Викуля, не могла бы ты сотворить мне билетик в Петербург на завтрашний вечерний рейс?
— О Господи!.. Неугомонный. На сколько?
— На пару недель.
* * *«Ай да Мартов! Ай да молодец!..» — похваливал себя Сергей Александрович за решительность, с которой он вылетел в Петербург.
Ну конечно, и за Ивлевыми, и почти за всеми, кто их окружал на судне в то время, так любопытное Мартову, — словно пенный бурун за кормой, вился клубок страстей человеческих!..
Может быть, если посмотреть на эти страсти со стороны холодным и оценивающим глазом, они покажутся мелковатыми и вторичными. Однако каждая, даже самая, казалось бы, незначительная встряска судьбы одного человека, именно для этого человека, — всегда уникальна! Грех не отнестись к этому с вниманием и сочувствием. Не будешь ведь приводить ему в пример греческие трагедии Софокла или шекспировского «Короля Лира».
А человек и не сможет поверить в то, что подобное происходило с очень многими до него и будет разрывать на части людские души и через сотни лет. Человеку всегда будет казаться, что Такое могло произойти только с ним...
Очень был доволен собой Мартов!
Он почти все время проводил с Ивлевыми — принимал их у себя в своей полумертвой квартире, с уймой оставленных книг и пустыми стенами с темными квадратными пятнами на обоях от любимых фотографий, эскизов, картинок, карикатур — всего того, что теперь украшало мюнхенское жилище Сергея Александровича.
А то завлекал их в какой-нибудь вкусный ресторанчик...
...то Ивлевы таскали его по всему «Федору Достоевскому», стоявшему в порту в ожидании очередного рейса.
Передвигался по городу Мартов или в «тойоте» Ивлевых, или, когда оставался наедине с самим собой, просто поднимал руку и любой частник на «Жигулях» за сто пятьдесят рублей вез его в любой конец города. По немецким расчетам, это обходилось Мартову в четыре евро. В Гамбурге он заплатил бы в такси за это же расстояние не меньше двадцати пяти...
Ездил по городу, хихикал над глуповато-забавной англизированностью вывесок строительно-хозяйственных магазинов вроде — «Евровагонка», «Кафель-холл», «VIP-паркет»!
Радовался остроумным объявлениям в рекламной газетке «Экстра-Балт». Так, например, магазин для толстяков назывался теперь «Салон одежды „Великие люди“»... А «Магазин мужского достоинства» никакого отношения к искусственным членам и вибраторам не имел. В нем продавались очень хорошие электрические дрели и любые инструменты для домашних поделок!..
С искренним огорчением Мартов узнал, что Пети Каретникова, с которого по существу-то и началась вся эта морская история, сейчас нет в городе и вернется он не раньше чем недельки через три.
Владелец одного из самых крупных банков Санкт-Петербурга, близкий друг Президента России — всемогущий и баснословно богатый Петр Васильевич Каретников после тяжкого гипертонического криза проходит курс реабилитации в специальной кардиологической клинике где-то под Стокгольмом. Там же находится вся его семья и личный домашний доктор — профессор... Фамилию профессора Мартов даже не расслышал, так ему стало жалко Петьку.