Толчок восемь баллов
***К трактиру подкатила карета Потоцкого. Граф вышел из кареты, прижимая ларец к толстенькому животику. Навстречу богатому господину выскочил трактирщик. Граф то-то спросил у него. Трактирщик сразу провел его внутрь заведения и указал на столик Герстнера и Родика. Зайцев насторожился, вытянул шею…
***Карета ждала Потоцкого у самых дверей трактира. Лакей услужливо держал дверцу кареты распахнутой.
И тогда раздался голос секретного агента Тихона Зайцева: «Секретно. Его высокопревосходительству графу Александру Христофоровичу Бенкендорфу. Настоящим имею сообщить, что в пути господина Герстнера посетили их сиятельство граф Потоцкий. Имели непродолжительную беседу. В суть оной беседы проникнуть не удалось, кроме как наблюдал проводы их сиятельства…»
***С треском распахнулись трактирные двери, и Потоцкий, вместе с ларцом, по воздуху влетел из трактира прямо в собственную карету с такой силой, что пролетел ее насквозь и выпал на проезжий тракт через противоположную дверцу.
Встал, отряхнулся, и как ни в чем не бывало светски раскланялся с проезжавшей мимо дамой. Потом влез в карету и крикнул:
— Трогай!
В карете граф вытащил из заднего кармана заначку тысяч в тридцать и с великим сожалением вернул ее в ларец…
***Дорогу пересекала быстрая неширокая речушка. Через нее было перекинуто некое строение, напоминающее мост. На берегу у моста стоял шалаш. У шалаша человек могучего телосложения доил грязную козу диковатого вида. Рядом лежали два мельничных жернова, соединенные длинным железным ломом.
Но вот гигант услышал скрип колес, чавканье лошадиных копыт, вскрикивание ямщика и сказал козе:
— Вот, Фрося, и наш рупь едет. Надо размяться.
Он встал, присел пару раз, легко выжал над головой чудовищную штангу из жерновов и отхлебнул козьего молока.
Из-за поворота показалась пролетка Герстнера и Родика. У моста ямщик осадил лошадей.
— Что встали? — поинтересовался Родик.
— Дальше никак, барин. Дальше — рупь, — пояснил ямщики крикнул: — Эй, Федор!
— Чаво?
— Не видишь «чаво»? Это, ваши благородия, Федор. При мосте живет и при нем кормится. Потому как без его ни в жисть не проехать.
— Вот уж точно — кошелек или жизнь, — вздохнул Родик.
— Не, барин, ему только рупь нужон, — сказал ямщик. Герстнер полез было за кошельком, но Родик остановил его:
— У меня для таких дел специально рубль припасен, Антон Францевич. — Вытащил серебряный рубль. — Держи, Голиаф!
Федор поймал рубль, засунул его за щеку, сбросил портки, рубаху и в одних подштанниках полез в воду. Зашел под мост и принял его на свои могучие плечи.
— Ехай живее! Закочанеешь тут! — крикнул он из-под моста.
Лошади опасливо ступили на неверный настил. Когда пролетка достигла середины моста, Федору пришло в голову проверить рубль на зуб. Он вытащил его изо рта, прикусил и завопил возмущенно:
— Фальшивый!!!
Зашвырнул неправильный рубль далеко в воду и вышел из-под моста.
Мост рухнул, а вместе с ним в воду полетели лошади, повозка, багаж, Отто Франц фон Герстнер, возница и отставной корнет Родион Иванович Кирюхин…
Деревянные обломки моста плыли по реке. Бились в воде лошади.
Герстнер уцепился за колесо перевернутой кибитки — колесо вертелось, и Герстнер судорожно перебирал спицы.
Неподалеку вынырнул Родик, захлебываясь, восторженно прокричал:
— Антон Францыч!.. Я вот о чем подумал… Такой человек нам просто необходим!..
***Тайный и очень озябший агент Тихон Зайцев сидел за кустом и наблюдал в подзорную трубу за колымагой, на запятках которой была приторочена штанга силача Федора.
Колымага проехала. Тихон отвинтил окуляр у подзорной трубы, налил в него из трубы порцию водки и выпил для согрева. Закусил близвисящим листочком и стал писать донесение: «Сикретно. Его сиятельству графу Бенкендорфу. Настоящим доношу, что в экипаж господина Герстнера был взят вольноотпущенный крестьянин Федор. Служил в батраках на мельнице. Из-за неуплаты ему заработанных денег побил мельнику лицо, забрал в счет жалованья мельничные жернова и совместно с козой Ефросиньей открыл собственное дело при разрушенном мосте…»
***Теперь в колымаге ехали четверо — Герстнер, Родик, Федор и коза Фрося. Коза злобно блеяла и пыталась кого-нибудь укусить.
— Не коза, а стерва какая-то! — в сердцах сказал Родик.
Не, Родион Иваныч, она вообще-то животная добрая. — Федор мягко погладил Фросю. — Только нервная очень. Шутка ли, два года мы с ей при этом мосте состояли! Поневоле озвереешь. Таперича ей повеселее будет — как вашу железную дорогу соорудим, я сразу же в цирк подамся — «Силовой аттракцион Джакомо Пиранделло»…
— Как?! — поразился Герстнер.
— Джакомо Пиранделло, Это мне один проезжий барин такое звание сочинил. Так, говорит, будет красивше. Я его за это без рубля через мост переправил,
— А коза тебе зачем, Пиранделло? — спросил Родик,
— Козье молоко силу дает, Родион Иваныч. И потом, с ей не скушно. Все-таки живая тварь рядом…
***— А Герстнер едет и едет в Петербург! — Князь Меншиков раздраженно передвинул флажок на карте. — По нашим дорогам, в наших экипажах, на наших лошадях! Фантастика!.. Вот и Потоцкий вернулся ни с чем. Спасибо, что деньги привез обратно…
— За кого вы меня принимаете? — возмутился Потоцкий.
— Быть может, не давать Герстнеру лошадей? — спросил Татищев.
— Он иностранец, — возразил Бутурлин. — Или вы хотите, чтобы о нас там говорили черт знает что?
— Боже мой! — вздохнул Воронцов-Дашков. — До каких же пор мы будем вылизывать задницы итальянским тенорам и в пояс кланяться заезжим немецким парикмахерам? Откуда же в нас это отвратительное, унизительное, отнюдь не русское качество?! Все боимся, что про нас «там» кто-то что-то скажет! Ну нельзя так, господа! Ну побольше к себе уважения…
— И в кнуты его!!! — закричал Потоцкий. — Да так, чтобы живого места не осталось!..
— Вы, граф, в своем уме? — спросил его Бутурлин.
Но светлейший отреагировал несколько иначе:
— А что? Не грех басурмана и попугать. А может быть, и поучить слегка. Для острастки. И по всему пути его следования распорядиться — лошадей не давать. Глядишь, безлошадный да пуганый — и повернет обратно! Неплохо, неплохо…
***Катила наша колымага сквозь лес по проселку, и вдруг прямо перед лошадиными мордами рухнуло огромное дерево и перегородило дорогу. С криком и улюлюканьем выбежали десятка два мужиков с бандитскими мордами. У каждого за поясом ямщицкий кнут, в руках вилы, колья…
— А ну вылазь, сучье племя! — закричал главарь.
Из кареты вылезли Родик, Герстнер и Пиранделло с козон.
— Который? — спросил главарь у ямщика.
Тот предательски показал на Герстнера и усмехнулся. Родик мгновенно выхватил из-под камзола два пистолета:
— Назад!!!
Толпа испуганно попятилась. Главарь сказал Родику:
— Мы тебя, барин, не тронем. Нам немец нужен.
— Я не немец, — возразил Герстнер. — Я австрийский чех…
— Нам без разницы. Нам тебя велено поучить и попугать, чтобы ты у нас дороги из железа не делал, а вертался бы к себе обратно.
— Один шаг — и стреляю!.. — звонко прокричал Родик.
— Как вам не стыдно, Родик! — строго сказал Герстнер. — Ни одну из самых светлых идей нельзя утверждать силой оружия…
Он встал на подножку кареты и, широко улыбаясь, начал:
— Дорогие друзья! Железные дороги — это спасение от расстояний! Железные дороги — это развитие торговли и рост благосостояния народа!.. А перевозка пассажиров по железной дороге есть самое демократическое учреждение, какое только можно придумать для преобразования государства!..
Но тут главарь банды поднял большую лесную лягушку-:! запустил ее в физиономию Герстнера. Инженер растерянно замолчал.