В западне
– Я был в Голландии, – сказал Мергенталер, убедившись, что Йоук закончил, – я видел там юнцов, лежавших в общественных местах, в полной прострации, они еще кое-как шевелились, полицейские безучастно стояли рядом и смотрели, а жизнь спокойно протекала мимо. Я был в голландских моргах и видел трупы. Я был в местных моргах и тоже видел трупы. Это не табак и не алкоголь. Две дозы крэка делают среднего человека наркоманом. Легализовать это? Нет! Тысячу раз нет!
Джек Йоук взмахнул руками.
– В 1989 году в Медельине в морг попали четыре тысячи пятнадцать человек. И это только те, кого нашли. Население Медельина составляет два миллиона, выходит, на каждые сто тысяч человек – более двухсот убитых. – Глаза Йоука сузились. – В округе Колумбия эта цифра – восемнадцать или девятнадцать. В 1989 году здесь зарегистрировано четыреста тридцать восемь убийств. Вот когда это число вырастет в десять раз, Отт, в десять раз, тогда я спрошу тебя, как ты относишься к этим наркоманам, которые все прекрасно понимали и все равно решились на свою первую дозу.
– Здесь не будет такого.
– Ты думаешь, что эти черные и либералы, которые управляют городом, все уладят? Ты видел Альдану сегодня днем. Куда к черту, здесь не будет такого.
– Разве не ты сказал, что Альдана рано или поздно получит свое?
– Да я не об Альдане, я о тех, кого на деньги тянет, как мух на мед.
Когда Мергенталер ушел к себе, Джек Йоук попробовал писать еще, но не смог. Он кипел от возмущения. На глаза попалась сегодняшняя газета с фотоснимком Джорджа Буша на первой полосе. Буш перед отъездом в Кеннебанкпорт. Машет рукой и широко улыбается. Джек выбросил газету в мусорную корзину.
* * *Парк Рок-Крик в Вашингтоне подобен нью-йоркскому Центральному парку. Но, в отличие от огромного лесопаркового массива в Нью-Йорке, парк Рок-Крик – отнюдь не лучшее место для прогулок. Причина отчасти заключается в топографии.
Парк начинается в дюжине миль севернее Потомака, в округе Монтгомери, штат Мэриленд, и представляет собой массив неухоженного леса, простирающегося вдоль извилистого ручья, который течет на юг и впадает в реку.
В нескольких сотнях ярдов от моста, через который проходит кольцевая автодорога с восьмирядным движением, дома и подворья подступают к самой воде. Дальше узкая лента воды идет через луга армейского госпиталя Уолтера Рида. Южнее госпиталя ширина парка достигает четверти мили, и так он тянется на несколько миль. Это настоящий оазис буйной растительности на склонах глубокой долины ручья.
Пересекая округ, зеленый пояс в конечном итоге становится парком. На протяжении четырех миль его ширина составляет около мили, здесь прекрасные места для гольфа и бесчисленное количество живописных тропинок, которые вьются по заросшим лесом и усыпанным валунами береговым откосам Каменного ручья – название соответствует действительности – и его притоков.
Затем парк сужается, и все его пространство занимает Национальный зоологический парк, южнее которого ширина лесной полосы вдоль ручья составляет всего лишь несколько сотен ярдов. Здесь ручей пересекает множество мостов, через которые проходят основные улицы и авеню Вашингтона.
В двух милях южнее зоопарка помутневшие от городских стоков воды ручья впадают в Потомак. Устье его расположено прямо напротив острова Теодора Рузвельта, у Джорджтаунского канала. В этом месте парк представляет собой скромную полоску прибрежной растительности на фоне впечатляющего городского пейзажа.
Большую часть парка составляют неудобные крутые, усеянные камнями склоны, густо заросшие деревьями. Несмотря на мягкую осень, к началу декабря листьев на деревьях почти не осталось, и они превратились в полупрозрачное сплетение серых ветвей и стволов, слабо поглощающих городской шум.
Генри Чарон по привычке избегал наступать на ветки и камни под ногами; несмотря на это, сухие опавшие листья, лежавшие толстым ковром, громко шуршали при каждом его шаге. Он знал, что хороший дождь пропитает этот ковер насквозь, тогда можно будет по нему двигаться бесшумно. Но не сейчас.
Справа под ним по Рос-Драйв, одной из живописных аллей, проходившей вдоль ручья, с шумом проносились автомобили. Как правило, ею пользовались в часы пик. Чарон без устали карабкался по склону, оглядываясь вокруг. Он остановился, чтобы осмотреть нагромождение камней, а затем продолжил свой путь в северном направлении.
Этот тип местности был ему хорошо знаком. Здесь можно надежно спрятаться, если найти подходящее место. Городские ищейки его здесь никогда не найдут.
Он вновь сверился с картой и направился к мосту вверх по склону, хоть и небольшому, высотой всего какую-то сотню футов, но слишком крутому для обычного городского пешехода. Привыкший к ходьбе в горах, Чарон даже не сбился с дыхания, пока взобрался на него. Наверху он остановился, чтобы осмотреться.
Уже смеркалось, когда Чарон обнаружил то, что хотел. Он осматривал основание одной из опор моста, когда наткнулся на расселину, которая вела в небольшую пещеру, скорее даже впадину. Огромный валун почти закрывал ее. В полутьме он разглядел несколько банок из-под кукурузы и сигаретных пачек. Земляной пол хорошо утрамбован, сомнений не оставалось, здесь побывали либо подростки, либо бродяги. Множество следов ног и отпечатков обуви. Если понадобится, это будет подходящее место.
Он осмотрел все вокруг, обратив особое внимание на трещины и щели в стене. Вынув из одной едва державшийся камень, Чарон убедился, что сможет спрятать туда винтовку и принадлежности, если понадобится.
Генри Чарон выбрался из пещеры и огляделся, чтобы запомнить местность. Да, он сможет найти ее снова. Осмотревшись еще раз вокруг, он спустился по склону.
* * *Получасом позже Танос Лиаракос приехал домой в Эджмур и поставил свой «ягуар» в гараж.
Его жена Элизабет как раз заканчивала готовить на кухне бутерброды. Гости соберутся к семи. Она чмокнула его в щеку, пока он готовил себе выпивку.
– Как все прошло сегодня?
– Ты не поверишь, парень определенно болен. На пресс-конференции он заявил, что он – дьявол.
Она недоверчиво посмотрела на мужа, не шутит ли.
– Прикидывается сумасшедшим?
– Я так и подумал, и он ничего не говорил, пока я не упомянул про психиатра, тогда он сказал «нет». Да-да, одно слово. «Нет». Конец разговору.
– Твоя мать звонила сегодня днем. – Элизабет повернулась к нему спиной и стала заправлять салат майонезом.
– М-да. – На прошлой неделе был день рождения Элизабет. Ей исполнилось тридцать девять. Глядя на ее талию и крепкие бедра, Лиаракос решил, что ей спокойно можно дать на десять лет меньше.
– Она узнала из новостей, что ты собираешься представлять Альдану.
– И она расстроена.
– У нее случился обморок. Она удивлена, как ты можешь защищать такие отбросы. «Все эти годы… мой мальчик… совесть». Не очень приятный разговор.
Лиаракос выглянул во двор. Участок занимал почти акр. [11] Наемный работник раза три за осень сгребал листья, но их уже много накопилось поверх пленки, покрывавшей бассейн, и в резервуаре с подогревом воды. Придется убрать снова, как появится свободная минута.
– Я ей сказала, – продолжала Элизабет, – что каждый человек имеет право на защиту, но ты ее знаешь.
– Да.
– Я старалась сдерживать себя, Танос. Я действительно старалась. Но я так устала от ее нытья. Бог свидетель, у меня вот где уже эти ее нравоучения.
– Я знаю.
– Почему ты не объяснишь ей еще раз? – Она повернулась к мужу лицом. – Это нечестно, что только я одна должна вдалбливать ей основы американской конституции и системы законодательства. Когда она опять начинает свои причитания типа «как-мог-мой-сыночек-Танос-так-поступить», меня страх берет. Она не слушает, не хочет слушать.
– Я поговорю с ней еще раз.
– Обещаешь?
– Да, обещаю.
Элизабет снова занялась салатом.