Крутен, которого не было

К полудню — времени поклонений Хорсу — в аккурат закончили с огнем, на коней — и в Храм Солнца. Гориполк очищался долго, бесстрашно направив взгляд на светило — облаков на небе бродило самая малость, солнце почти весь день красовалось золотым диском. На какое-то время княжичу показалось, что поклонения стихиям помогли — дышать стало легче, движения — свободней. По пути к Триглаву Гориполк заметил, что все это время не думал о проклятии. Увы, стоило вспомнить — и вновь княжичу стало худо, все тяжелее и тяжелее, схватило горло, потемнело в глазах. К моменту, когда жрецы подвели молодых людей к исполинским кумирам, юноша уже еле держался на ногах. Бегуня бросился, было, поддержать княжича, да отогнали. От обряда перед тремя божествами лучше не становилось. Посещение Велеса тоже ничуть не помогло. А Макошь, казалось, смотрела на княжича с укором — не противься, мол, судьбе! Не помогло и в Храме Змея, княжич как будто погрузился в воду с головой, почти ничего не слышал, да и видел все как-то мутно, будто тонет, и сил всплыть никаких…
К ночи прошел ливень. Крупные капли, обрушившиеся с небес на голову княжича, привели его в чувство. Увидел стоявших под дождем, его дожидаясь отца и обоих братьев — старшего и младшего, слегка улыбнулся.
— Помираю я, — молвил Гориполк.
* * *
— Волхвы обещают — доставь им того колдуна — точно снимут заклятие, — сказал Иггельд.
— А как не словят Белого Ведуна? — спросил Младояр.
В Старых Палатах горели восковые свечи, четыре по углам да одна на столе. Младояр не ленился, наносил черточки на мягком воске, позволявшие отмерять время. Близилась полночь, по крайней мере, если судить по черточке на центральной свечке. На этот раз свечи поставили самые толстые — хоть слова о том и не было сказано, но в эту ночь спать не собирались. Оба — и старик и отрок,ппонимали, что усилия жрецов тщетны. Надо попытаться помочь юноше самим — но вот как? Если б Иггельд обнаружил, где вошел яд, или еще чего — знал бы, как действовать. Но как бороться со злым Словом? А оно точно губило Гориполка — только что юношу уложили спать — так он чуть ли не черен стал, видно — смерть близка.
— Думаю, не словят, — вздохнул лекарь.
— Но почему? — рассердился княжич, — За ним воины ушли опытные, следопыты…
— Много раз ловили, а что толку…
— Так, как сейчас — еще не искали!
— Да нет Белого Ведуна у Гремячей речки!
— Как нет? — удивился Младояр.
— Хитрый он, давно ушел туда, где его не найти, а вместо себя, небось, слуг оставил, что б дружинникам княжьим было чем заняться. Перебьют пустоглазов с дюжину, да с тем и вернутся, — объяснил Иггельд.
— А куда он мог спрятаться?
— Да куда угодно… — пожал плечами ведун, — В нашем княжестве болот да пещер пруд пруди! А он ведь и умен. Может, сидит в сотне шагов от нам, да посмеивается, как его в лесах ищут, да сыскать не могут!
— В сотне шагов… — Младояр ошеломленно почесал в затылке. Ну, разумеется, колдун гвоздями к месту не прибит.
— Завтра будут Вия тешить, навьи обряды проводить, — как бы между прочим заметил Иггельд.
— В сыру землю брата закопают?
— Да.
— А он не задохнется?
— Нет.
— А еще что?
— Да много что…
— Поможет?
— Вряд ли…
Воцарилось молчание. Подросток с надеждой смотрел на учителя, а тот лишь шагал из угла в угол, поминутно хватая то один, то другой свиток с полок. Можно не спрашивать — у Иггельда не было ответов на главный вопрос — что же делать?
— Слышал я, что Слово и без ведовства убить может, — молвил отрок, — и читал тоже. Жил в одном племени человек, уж не помню истории, но убил он соплеменника скрытно. Долго искали, да прознали. И сказала ведунья старая — умрешь ты, злодей, через три дня! Ну, точно как с Гориполком…
— В том-то и дело, что Слова Смерти говорили только злодеям, а просто врагу, иль с кем повздоришь — молвить такое запрещалось. Много чего ведуны умеют, но не все себе на потребу пускать разрешено. За то, что Белый Ведун сделал, смерти заслуживает!
— Понял я, все дело в Слове?
— Да не просто в Слове, такое и без слов случается, — лекарь взглянул на Младояра.
— Как без слов?! — удивился княжич.
— Вот однажды такая история приключилась. В одном лесном племени заведено было, что к еде их князя прикасаться никто не смел под страхом гнева небесного. Ну, голодно там жили…
— Это где же? — уточнил Младояр.
— Далеко отсюда… Сейчас не вспомню…
— Так в чем суть, Игг?
— Жил там один охотник, или воин… Бесстрашный, его всем мальчишкам в пример ставили. Однажды, просто по ошибке, поел тот неустрашимый муж еды княжеской. А когда прознал, так испугался смертельно.
— И умер?
— Умер.
— Со словом или без… Отчего же они умирают?
— Я так думаю — от убеждения, что умереть придется, — размышлял Иггельд, — есть древняя притча о том, как один властитель многих земель спросил о том мудреца. И тот представил доказательства. Велел привести татя, смерти достойного, да сказал тому разбойнику, мол, умертвим тебя, кровь из жил выпустимши. Привязали татя к лавке, завязали глаза. Сделали порезы на шее — так, чуть-чуть поранили, до крови, но не до жил. И тут же служки начали на те места воду лить, теплую, что б разбойник думал — кровь из тела вытекает. И вот, представь, помер тот…
— Другое я читывал, — не удержался, похвастал княжич, — будто рассказали эту притчу князю Дильмуна, да решил тот проверить сам — правдива ли сказка?
— Не слышал такого! — подивился лекарь, — И как, проверил.
— Точно, помер один приговоренный, ну, почти — как ты сказывал. Но тот князь упорен был, да и воров, на их злато покушавшихся, в избытке смерти ожидало. Писано, что в том княжестве даже двери домов — и то из злата делали. Вот и съезжались со всех концов мира тати…
— Ты отвлекся!
— Да, и начал проверять князь дальше, на других. А, может, просто развлечение нашел такое… — Младояр молвил это серьезно, без тени усмешки, — Второй приговоренный тоже помер, сразу. Зато третий, сколько воду не лили, умирать не собирался. А мешок с головы сняли — так ухмылялся только. И еще приводили осужденных на смерть. Из первой десятки… Или дюжины — там неясно написано было, я не понял, как считали — двое таких нашлось, кто не поверил и живым остался. И написано в том свитке — есть люди простые, внушению подверженные, а встречаются и такие, для которых чужие мнения — как об стенку горох.
— Все правильно, — кивнул Иггельд, — даже зубы, и те — не всем заговорить удается. Уж на что знатный ведун — изредка попадет такой болящий, что не заговорить, не усыпить. И слова, и глаза — все без толку! И знаешь, какой тут хитрый закон — кто неподдающимся оказывается?
— Кто?
— Да ребятишки, которые все истину ищут, вроде тебя, — объяснил ведун, — а еще, подчас, крепкие мужи деревенские, те, кого за всю жизнь никто не обманул, у кого житье в достатке, собственными трудами нажитое. Ну, и среди ведунов — тоже частенько. И купцы многие тож, оне — к обману насторожены…
— Я понял, — сразу ухватил мысль Иггельда княжич, — не поддаются чужим внушениям те, кто из строя воинов, ну — людей, как если построить, словно дружину, ну — кто из строя выбивается?
— Не только, и среди тихоней встречаются не поддающиеся, и бабенок неподдающихся сколько хочешь. Но чаще — среди тех, кто и так виден!
— Я потом, как тот сказ прочитал, долго думал — а как бы я? Умер бы от такой казни, или только посмеялся?
— Ну, сейчас-то ты знаешь!
— А кабы не знал?
— Я так разумею, — прикинул лекарь, — поначалу, быть может, испугался бы, а потом приметил какой-нибудь обман. Ну, кровь что-то подозрительно жидкая. Или запах не тот… И раскусил бы…
— Я тоже думал о том, что кровь густа, а вода жидка. К тому же — липнет…
Собеседники замолчали, княжич перебирал свитки, Иггельд задумался.
— А вот, скажем, будь я на месте брата, прокляни меня Белый Ведун — схватила бы меня хворь? — предположил Младояр.