Ползучий плющ
Вернувшись на кухню сделать свежего кофе, который, как она надеялась, на вкус окажется лучше первого, и включив чайник, Триш увидела, что на автоответчике мигает огонек. Она нажала на кнопки, решив, что, должно быть, пока она была в душе, ей перезвонила Антония, но услышала совсем другой голос – более высокий, более молодой и куда более приятный.
– Привет, Триш! Это Эмма. Я только хотела узнать, может быть, мы встретимся – вместе поедим, выпьем или, например… погуляем? Мы не разговаривали уже сто лет, и очень хотелось бы повидаться и послушать, как движется твоя работа. У меня грандиозное новое дело, о котором я хочу тебе рассказать… и довольно смешное, для разнообразия. Позвони, если согласна. Но не беспокойся, если ты занята. Очень люблю. Пока.
Триш улыбнулась при мысли об Эмме Нэтч, своей ближайшей подруге и специалисту по выявлению лжи и по психологии ложных признаний. Если бы не случившееся с Шарлоттой, Триш сразу же перезвонила бы ей и договорилась о встрече. Но сейчас она решила, что придется подождать: вдруг позвонит Антония.
Снова включив телевизор, чтобы не пропустить никаких новостей, Триш села и попыталась читать газеты. Ждать ей пришлось недолго.
– Антония? – торопливо спросила она, едва сняв трубку.
– Триш, слава богу, ты дома! И спасибо за твое сообщение. Я должна была догадаться, что ты позвонишь. Это… это… я не в состоянии… ты понимаешь.
– Могу себе представить. – Триш убрала звук телевизора. – Антония, есть какие-то новости?
– Нет. Ничего. Это какой-то кошмар!
– Не могу передать, как я тебе сочувствую. Послушай, я не хочу тебе мешать и все такое, но, может, тебе будет легче, если я приеду?
– А ты приедешь? – В голосе кузины прозвучало такое удивление, что Триш задумалась, не восприняла ли Антония все более частые отказы от приглашений на ее глупые званые ужины как желание прервать отношения. – Здесь ужас что творится. На улице журналисты, они все время барабанят в дверь, требуя, чтобы я сообщила им, как я себя чувствую. Да как, черт возьми, по их мнению, я могу себя чувствовать? Я в отчаянии и готова убить эту проклятую Ники. Она квалифицированная няня – как она могла такое допустить?
– Один Бог знает. Послушай, я сейчас приеду, но как только ты почувствуешь, что я тебе мешаю, ты обязательно мне скажешь. Хорошо? Обещаешь?
– Хорошо. Когда ты приедешь, здесь может быть полиция. Они позвонили и сказали, что хотят со мной поговорить – непонятно зачем. Видимо, у них пока нет никаких улик. О, Триш, что мне делать?
– Роберт с тобой?
– Нет. У него там какие-то проблемы в офисе. Он не мог остаться.
На мгновение Триш потеряла дар речи. Какие рабочие проблемы могли быть важнее этого?
– Держись, Антония, – коротко сказала она. – Я приеду как можно быстрее.
Негодяй Роберт, думала Триш, кладя трубку; и насколько это в его духе. Как только возникают трудности, он исчезает. Да как он мог? Пусть ему и нет дела до Шарлотты, но даже он должен представлять, что переживает Антония. И он обязан ей. Боже мой, как он ей обязан!
Она схватила ключи от машины и немного денег из кувшина, который стоял между коробкой с чайными пакетиками и банкой с сухим молоком, и была уже на полпути к двери, когда вспомнила обстановку в доме Антонии. Минуту постояв у входной двери в нехарактерном для нее смятении, Триш сказала себе, что небрежность ее туалета не имеет значения в данных обстоятельствах; Антония скорей всего даже не обратит на это внимания.
И все равно она взбежала наверх по винтовой лестнице на галерею, где находились ее кровать и гардероб, стащила через голову футболку и облачилась в почти отглаженную рубашку, носки, ботинки и льняной пиджак.
Глава вторая
– Хватит, Ники. Шарлотта не исчезла и не свалилась в пруд, как ты говорила. Она не пошла ни к кому из подружек, ничего подобного. – В голосе средних лет полицейского звучали настоящая злость и нетерпение. – Мы проверили всех по твоему списку, но это оказалось пустой тратой времени.
– Я так вам и сказала.
– Да, но не сказала почему. А, между прочим, должна была бы. Тебе следовало бы сразу рассказать нам все, что ты знаешь. И тем не менее лучше поздно, чем никогда. Теперь тебе лучше рассказать нам все, какой бы неприятной ни была эта правда.
Ники Бэгшот чувствовала, как стекленеет ее взгляд. Уставившись в серое пластиковое покрытие стола, который отделял ее от полицейского, она постаралась собраться с духом.
В исчезновении Лотти виновата она. И она это знала. От этого не уйти, она и не пыталась. Не нужно было отворачиваться, ни на минуту. Но с их стороны несправедливо обвинять ее в том, что она могла причинить Лотти вред. Она никогда бы этого не сделала, никогда в жизни. Они должны это понимать.
Полицейские всегда так поступают. Когда у них ничего на тебя нет, они вынуждают сказать что-нибудь, что потом можно будет обернуть против тебя. Но они не должны делать этого сейчас, пока Лотти все еще не нашли. Лучше бы тратили свое время на поиски.
– Может, ее умыкнули пришельцы, сержант? – сказал второй полицейский, помоложе.
Ники было наплевать на его сарказм. От сознания того, что он глуп настолько, чтобы отпускать глумливые шуточки по такому серьезному поводу, ей почему-то сделалось чуть легче.
– Да, Ники? Вышли из «тарелки», да? И похитили ее?
– Я уже все вам сказала, – ответила Ники, убирая со лба липкую от пота челку. – Шарлотта в полной безопасности стояла в очереди на большую горку. Когда я услышала, как позади меня упал и начал громко плакать ребенок, я оглянулась посмотреть, что случилось. Любой на моем месте поступил бы так же.
– И что потом?
– Как я уже говорила, это был маленький мальчик, который прыгнул с качелей и упал. У него кровоточили коленки, и никто не пришел ему на помощь. Я сделала для него, что могла… кто-то же должен был. Когда я закончила с мальчиком, я повернулась проверить Шарлотту, а ее не было. Она не издала ни единого звука, и все, кого я расспрашивала, сказали, что ничего не видели… никакой маленькой девочки, которая волновалась бы, или была расстроена, или вырывалась и протестовала.
– По всему выходит, что теория Дейва насчет пришельцев в конце концов окажется верной, – с глупой, фальшивой улыбкой сказал полицейский постарше. – Ты должна была что-то слышать, Ники. Дети не исчезают в клубе дыма, верно? Давай, дорогуша, ты же понимаешь, что это не очень достоверная история. Всем нам будет легче, если ты расскажешь, что же случилось на самом деле.
– Я вам сказала, – ответила Ники. – Я много раз вам говорила. Я не виновата, что вы мне не верите. Не было ни шума, ни волнения, никто ничего не видел. Я никак не могла знать, что с Лотти что-то происходит.
– Да. Ты нам говорила. Беда в том, Ники, детка, что концы никак не сходятся. Ты должна это понимать. Такая умная девушка, как ты.
Она закрыла лицо руками. Прижав пальцы к опущенным векам, она ясно видела разноцветные фигуры в парке. Там была Шарлотта в синей юбке, красных колготках и кофточке. Колготки были не по погоде теплыми, но девочка раскапризничалась и хотела надеть именно их. Ники показалось неправильным настаивать на своем только потому, что другая одежда была более подходящей, да и вообще, Ники с удовольствием при любой возможности позволяла Лотти поступать по-своему. Своеобразная небольшая компенсация за все то, чего Лотти делать не разрешали.
Кроме того, там был мальчик. Его она тоже видела, как на картинке, на внутренней, словно освещенной, стороне своих покрасневших век. Он выглядел где-то на год помоложе Шарлотты и был одет в коротенькие тонкие коричневые шорты, оголявшие его костлявые коленки. С ним ничего не случилось бы, если б он просто бежал и упал, как это постоянно происходит с детьми. Но тут все получилось иначе. На самой высокой точке отлета качелей он почему-то отпустил одну из цепочек. Сиденье, ударив его в спину, вероятно, оставило синяк и перепугало мальчика, но подойти к нему Ники заставили его крики и кровь на коленках. Она не могла просто отвернуться, не могла. Ведь он так кричал.