Тотто-тян, маленькая девочка у окна

«Все девять первоклассников с учительницей вышли за школьные ворота и зашагали вдоль речушки… По дороге дети весело болтали, небо было голубое, и в воздухе носились 'бабочки.
Минут через десять учительница остановилась и пока­зала на желтый цветок.
– Смотрите, это сурепица. Знаете, отчего цветут цве­ты? – спросила она и стала рассказывать о тычинках и пестиках.
Ученики присели на корточки у дороги и принялись разглядывать сурепицу. Учительница добавила, что опы­ляются цветы бабочками, которые перелетают от одного цветка к другому. Действительно, бабочки выглядели очень занятыми».
Когда спрашивают меня, вас, почему камень падает на землю, мы говорим: потому что на камень действует сила земного притяжения. Думаю, что на этот же вопрос быв­шие ученики школы «Томоэ» ответили бы иначе: камень падает на землю потому, что любит ее, – хотя они, конечно же, знают о существовании силы земного притяжения.
Один из мыслителей прошлого выстроил, выражаясь се­годняшним языком, технологическую цепочку процесса творчества: воображение рисует, разум сравнивает, вкус отбирает, талант исполняет. В школе «Томоэ» закладывали основу этого процесса – развивали воображение.
Книжка «Тотто-тян, маленькая девочка у окна» вышла в Японии шестимиллионным тиражом. Случай небывалый. Японский автор бывает чрезвычайно горд, если его книжка расходится в шестидесяти тысячах экземпляров. «Тотто-тян, маленькая девочка у окна» переведена на английский, французский, польский, тайский, китайский и еще десяток языков. Теперь она опубликована по-русски. Как это было и раньше, гонорар от русского издания книжки Тэцуко Куроянаги передала в фонд помощи голодающим афри­канским детям и глухонемым.
Благотворительность в буржуазном обществе – это ча­ще всего не дар от чистого, сочувствующего сердца. Бо­гатеи, жертвуя деньги, думают прежде о себе. Они или успокаивают свою совесть, если она еще жива в них, потому что те, кому предоставляются крохи с барского стола, оказались в беде по вине самих богатеев, или преследуют рекламную цель: создать ореол гуманизма и сердобольности вокруг себя. У Тэцуко Куроянаги стрем­ление облегчить страдания людей – составная часть ее характера, воспитанная в школе «Томоэ».
На мой взгляд, одной из самых «педагогических» глав этой книжки является та, в которой рассказывается о школьном спортивном празднике. Особенно описание, как благодаря доброй мудрости директора мальчик с физиче­ским недостатком, страдавший от сознания своей непол­ноценности, победил в спортивном состязании здоровых, крепких одноклассников и испытал радость и гордость собой.
Но директор школы «Томоэ» заботился и о том, чтобы научить всех учеников своей доброй мудрости. Невозмож­но без волнения читать страницы, где описано, как Тэцуко помогала забраться на дерево – страсть и мечта любого мальчишки! – Ясуаки-тяну, пораженному полиомиелитом, то есть детским параличом. Не стану цитировать, чтобы не ослабить впечатление, которое произведут на вас эти стра­ницы. Приведу лишь одну фразу. «Ясуаки-тян полностью доверился Тотто-тян, а та в свою очередь готова была отдать за него жизнь». Надо ли удивляться нынешней человеколюбивой деятельности Тэцуко Куроянаги?
А теперь я хочу вернуть вас в ту пору истории Японии, когда существовала школа «Томоэ». Японский милитаризм исступленно готовился к агрессивной войне. Япония вышла на дорогу империалистических захватов позже своих глав­ных соперников – США, Англии, Франции, и японский империализм, отличавшийся оголтелостью и нетерпением, хотел за годы наверстать отставание от конкурентов, из­мерявшееся десятилетиями. Шовинистический подъем на­селения должен был возместить недостаток материальной базы для ведения войны за колониальный передел мира. Ненависти и презрению к другим народам, подавлению в себе всего человеческого, безоглядной преданности мили­таристским правителям страны начинали учить тогда уже в первых классах школы.
Как же могла сохраниться в таких условиях школа «Томоэ», где проповедовались любовь к людям, к какой бы расе или национальности они ни принадлежали, уважение к человеческой личности, стремление к правде и честности? Тэцуко Куроянаги объясняет это так:
«…Свою роль сыграло отвращение учителя Кобаяси к саморекламе. Он всячески избегал общения с газетчи­ками и даже до начала войны ни разу не разрешил корреспондентам сфотографировать школу или опублико­вать статью о том, какая она „необычная“. Отчасти, может быть, поэтому эта скромная начальная школа, где и уче­ников-то было менее пяти десятков, никому не колола глаза и смогла просуществовать какое-то время».
Скромности и незаметности школы и ее директора было, думается мне, мало, чтобы уцелеть в те мрачные дни. Повальный сыск, доносительство, расцениваемое властями как высшее проявление патриотизма, не обошли бы школу «Томоэ» стороной, если бы не солидарность с Кобаяси родителей учеников. Тэцуко Куроянаги не пишет об этом. Но, надо полагать, отцы и матери школьных друзей Тэцуко походили взглядами на ее родителей. А об их воззрениях она коротко упомянула. Отец-скрипач отказался, как он сказал, «играть военную музыку на своей скрипке», хотя в разгар войны работы он не имел, и продуктовый паек, который сулили ему за концерт, оказался бы для голодной семьи весьма кстати. Мать Тэцуко поддержала отца.
И все же в чем причина популярности книжки «Тотто-тян, маленькая девочка у окна» в теперешней Японии? Повествование завершается очень коротким постскрип­тумом автора, в котором указывается, когда и в связи с чем книжка была написана: «1981 год. В день, когда я услы­шала ошеломляющую новость: на выпускные церемонии в средние школы были направлены наряды полиции, чтобы не допустить нападений школьников на учителей». К фак­ту, приведенному Тэцуко Куроянаги, добавлю статистику. 200 тысяч маленьких японцев ненавидят школу. Ненависть к школе 30 тысяч из них так велика, что они отказываются в нее ходить. Надо ли удивляться, что рассказ о школе «Томоэ», где ученики чувствовали себя счастливыми, при­влек в Японии всеобщее внимание?
Зубрежка – вот главное содержание учебного процесса в современной японской школе. Назначение зубрежки – пробиться в высшее учебное заведение, желательно в пре­стижное, потому что оттуда открывается путь в престиж­ную фирму или престижное учреждение с высокой зара­ботной платой и относительной гарантией обеспеченности в пожилом возрасте.
Зубрежка продолжается после школьных занятий. Каждый вечер до полуночи, иногда и в воскресенье, школь­ники учат (не учатся, а именно учат) исторические факты – все подряд по хронологической таблице, английские слова – по словарю, страница за страницей, названия станций на главных железнодорожных магистралях – по расписанию поездов, маршрут за маршрутом. «Будешь спать четыре часа – в университет попадешь, будешь спать пять часов – провалишься», – бытует в Японии поговорка. Разумеется, не одна зубрежка причина ненависти уча­щихся к школе, перерастающей в насилие по отношению не только к учителям, но и к одноклассникам. С мая по но­ябрь 1985 года, например, сделались известными свыше полутора тысяч случаев избиения школьниками своих то­варищей. Четверо учащихся погибли. Семеро, не выдержав издевательств, покончили с собой. Министерство просвеще­ния – правительственный орган – вынуждено было при­знать, что наряду со школьной муштрой на поведении школь­ников пагубно сказываются социальная напряженность в об­ществе, неуверенность родителей в завтрашнем дне. Они приводят, засвидетельствовало министерство, к стрессам, нередко проявляющимся в форме «немотивированного на­силия», если прибегнуть к юридическому языку. Социаль­ной напряженностью, неуверенностью в завтрашнем дне отличалась японская жизнь и во времена школы «Томоэ», но директор Кобаяси и его учителя умели защищать нео­крепшие души своих питомцев от ударов взрослого обще­ства. «Школа „Томоэ“ – школа замечательная! А внутри такая же – замечательная!» – распевала Тотто-тян вме­сте с другими первоклашками.
Японское правительство приступило к осуществлению реформы образования. Премьер-министр Ясухиро Нака-сонэ, инициатор реформы, считал, что образование – глав­ное средство передачи традиционных ценностей и добро­детелей современному и последующему поколениям. Ре­форма должна, указывал премьер-министр, выправить пере­кос в воспитании японцев, которые сейчас больше внима­ния обращают на свободы и права, чем на ответственность и обязанности. «В школе следует учить патриотизму и укоренившемуся в японцах уважению к родителям», – за­являл Накасонэ. Такую задачу школы можно было бы приветствовать, если бы под «патриотизмом» не подразу­мевались шовинизм и вера в японскую исключительность, а под «уважением к старшим» не мыслилось беспрекос­ловное подчинение трудящихся – «детей», по фразеологии из используемого японскими предпринимателями идеоло­гического жаргона, правящему классу, то есть «отцам».