Всех убрать!

Корнгольд предложил ему сигару, сам тоже взял одну и они прикурили от его маленькой золотой зажигалки.
— Мне позарез нужны меха, — сказал он. — Все, какие только сможешь найти за пару недель, до начала сезонных распродаж. Тридцать пять долларов за приличную шубу.
— Посмотрю.
— Хорошо.
Дымя короткими затяжками, Корнгольд довольно наблюдал, как его грузчики складывали штабелем последние коробки. Джонни закрыл заднюю дверь фургона и запер её на замок. Корнгольд хлопнул его по плечу:
— У меня предчувствие, что ты у нас в городе неплохо заработаешь. Но только будь осторожен.
— В этом можешь не сомневаться, — хмыкнул Джонни, влез в кабину и сел за руль.
Один из грузчиков отправился открывать ворота, другой погасил лампу под потолком. Джонни пришлось долго маневрировать, прежде чем он оказался на пустынной улице. Он доехал до моста, пересек реку и двинулся по дороге на Нью-Джерси.
Примерно парой миль южнее той автостоянки, где он украл грузовик, на обочине стоял подержанный «мустанг». Джонни сдернул плед с лежавшего в прежней позе водителя, вынул тампоны из его ушей и сунул стодолларовую банкноту в карман его рубашки.
— Друг мой, ты оказался весьма разумным человеком. А теперь веди себя тихо, и скоро все для тебя закончится.
Джонни вновь смочил губку хлороформом и прижал её к носу шофера. Тот сделал попытку отвернуть лицо.
— Ты ведь не станешь все портить? — спокойно спросил Джонни. — Или предпочитаешь, чтобы я дал тебе по темени?
Шофер сразу утихомирился. Когда он отключился, Джонни снял пластырь, закрывавший бедняге рот и глаза, и тот, который скреплял его запястья. Потом вылез из кабины, сел в «мустанг» и покатил в сторону Филадельфии.
Шел второй час ночи.
Партия в покер, похоже, только началась. В просторной старомодной кухне на первом этаже старого особняка в южной части Филадельфии шторы были опущены, окна закрыты. Маленький кондиционер, установленный в одной из форточек, тарахтел вовсю, однако явно не справлялся с застоявшимся крепким духом табачного дыма и пота. Время шло к трем утра, вокруг стола сидели семеро, включая Джонни.
Банк держал Тич — тип с болезненно-желтым лицом и потухшим взглядом. Он сидел напротив Джонни. Если все пойдет так же, как последние три раза, когда Морини доводилось здесь играть, Тич останется с ними только до того момента, пока не начнет регулярно проигрывать. Тогда он уйдет в соседнюю комнату смотреть телевизор, удовлетворившись положенными ему тремя процентами от суммы ставок в каждой партии. Но пока он пытался сопротивляться судьбе.
В тот вечер в основном выигрывали двое: маленький седой человечек лет шестидесяти и девятнадцатилетний парень, который странным образом походил на старика. С одним только различием: в его голубых глазах не было и тени невинности.
У Джонни оставалось всего три сотни долларов.
Он непрерывно проигрывал, хотя карта шла вроде неплохая. Именно в этом и состояла проблема: его карты оказывались достаточно хороши, чтобы замахнуться на крупные ставки; однако, открывая их, он раз за разом проигрывал. Чаще всего — седому старику или же тому парню.
Груду карт передвинули к Тичу, тот принялся собирать их в колоду, чтобы перетасовать. Джонни откинулся на жесткую спинку стула и расслабил плечи под рыжей нейлоновой курткой, которую упорно не снимал. Он даже не расстегнул молнию.
Джонни едва заметно мимолетно улыбнулся, чтобы расслабить застывшие от напряжения мышцы лица. Его холодные глаза бдительно наблюдали, как Тич тасует карты.
А тасовал тот неуклюже — все пальцы его правой руки были раздроблены, так что сдавать приходилось левой.
Джонни не мог обнаружить ничего подозрительного ни в том, как карты перемешивали, ни в том, как их раздавали. Копаясь в пачке сигарет, он продолжал смотреть, как карты ложились на стол. Однако пачка давно опустела. Он смял её и швырнул в сторону давно переполненной урны. Здоровяк, сидевший рядом, подвинул ему свою пачку. Джонни кивком его поблагодарил и взял одну сигарету, которую тут же положил на стол, так и не закурив. И было отчего: судя по картам, у него выходил стрит.
Игрок, сидевший от Тича слева, открыл игру, поставив на кон пятьдесят долларов. Седовласый коротышка ответил тем же. Здоровяк изучил свои карты, немного помялся и спасовал. Джонни поддержал ставку. Еще двое проигравших, сидевшие от него слева, тоже. Парень повысил ставку на сотню.
Джонни и бровью не повел, незаметно наблюдая за реакцией других игроков. Тич сразу же спасовал. Его сосед слева протянул сто долларов. Седой старик и Джонни последовали его примеру. Один из игроков слева от Джонни вышел из игры; другой продолжил партию.
Тич мял колоду карт в своей изувеченной правой руке.
— Кому нужны карты?
Его сосед слева взял одну. Джонни и седой старик — по две. Парень расплылся в широкой улыбке:
— Мне не надо. Мои и так хороши.
Все уставились на него, пытаясь определить, блефует он или нет. Затем игрок, сидевший от Тича слева, заглянул в свежесданную карту. На миг глаза его вспыхнули, но свет этот тут же погас.
— Двести, — осторожно объявил он, подталкивая деньги к куче банкнот в центре стола.
Седой нахмурился, но ставку поддержал.
— У меня только сто пятьдесят, — заявил Джонни, доставая последнюю заначку.
Тич кивнул:
— Ладно, ты продолжаешь партию на триста долларов.
Тип, сидевший слева от Джонни, не меньше минуты хмуро изучал свои карты, но все же отказался продолжать.
Парень насмешливо и удивленно покачал головой.
— Никто мне, видимо, не верит. Не знаю, почему.
И прибавил ещё сотню.
Незадачливый сосед Тича слева тоже поставил сто долларов, хотя при этом весь вспотел...
Седой нахмурился, а потом объявил, что повышает ставку на пятьсот долларов. Тип, сидевший между ним и Тичем, изумленно уставился на него.
Джонни, откинувшись на стуле, выжидал. Он сидел, полуприкрыв глаза, лицо его оставалось непроницаемым; но он насторожился. Седой старик и парень с самого начала партии не переставали перебивать друг у друга игру.
Парень, не колеблясь, выставил пять сотен.
Игрок слева от Тича судорожно стиснул карты и изучал их добрую минуту. Затем с мрачным видом вытащил тысячу долларов.
Седой добавил ещё пятьсот. Парень со своей стороны поддержал ту же ставку.
Теперь типу, сидевшему слева от Тича, предстояло вновь выставить тысячу долларов.
Он жалобно вздохнул и вышел из игры.
— У меня на руках отличный флэш. Но мучит предчувствие, что его для победы не хватит.
С абсолютно бесстрастным лицом седой старик добавил ещё пятьсот долларов, пристально глядя при этом на парня.
Тот, казалось, долго не мог решиться. Но в конце концов признался:
— Сдается, вы меня переиграли... — и положил карты на стол.
Это положило конец торговле. Джонни продемонстрировал свои карты.
— Стрит с тузом, — объявил он, глядя на старика. — Полагаю, у вас было кое-что получше.
— Нет, — холодно отрезал тот. — Я блефовал.
И показал свои карты. У него на руках действительно не было ничего стоющего.
— Ладно, — вмешался Тич. — Джонни, таким образом, получает половину последней ставки в двести долларов.
Он повернулся к старику.
— Вы забираете себе вторую половину этой ставки, а также все, что были сделаны после нее.
И он принялся раскладывать деньги на кучки.
Парень сложил свои карты и собрался толкнуть их в общую кучу. Но Джонни вырвал их, перевернул и бросил на стол.
— Эй! — вскричал парень, — вы не имеете права так делать!
Все посмотрели на карты. Всего-навсего пара девяток.
Парень начал бледнеть прямо на глазах. Потом пожал плечами, правда, не слишком уверенно:
— Ну ладно, да, я тоже блефовал. Ведь это же игра, верно?
Джонни упер кулаки в колени и подался вперед, в сторону Тича.
— Это отвечает сразу на все вопросы. Мне не по нраву та манера, в которой ты ведешь игру.