Завтрашние мечты

С самым невинным выражением лица Сет объяснил разницу:
— Жареная баранина обычно состоит из отбивных, которые обжаривают. А это блюдо приготовлено их бараньих яичек. Местные жители считают это царским блюдом.
Пенелопа поперхнулась.
— Бараньи… — Она выплюнула все, что не успела проглотить, и закашлялась.
— Яички, — докончил он за нее. Наклонив голову, он с явным интересом наблюдал за выражением ее лица. Вот уж никогда не думал, что человеческое существо может так позеленеть. — Он наклонился поближе и коснулся ее щеки. — Потрясающий цвет. Необыкновенный, правда. Он чудесно дополняет твой красный нос.
Сет вышел на улицу через черный ход и жадно вдохнул ночной воздух. Пахло свежестью с примесью терпкого сладковатого запаха, который у него ассоциировался с Западом. С того самого момента, как он вдохнул аромат прерий, он полюбил его, но никогда еще этот свежий воздух не был ему так дорог, как в этот вечер, после ужина с Пенелопой в пропитанной рвотным зловонием комнате.
Образ Пенелопы, жалко скорчившейся над ночным горшком, мысленно промелькнул перед его глазами. Этого оказалось достаточно, чтобы заставить Сета виновато выдохнуть свежий воздух. С каких это пор она стала такой слабой на желудок? Три года назад она бы и глазом не моргнула при упоминании о съеденных бараньих яичках. Тогда она отличалась крепким желудком и гастрономическим вкусом под стать его собственному.
Ругаясь про себя, он достал из кармана портсигар и сжал его в руках. Самое худшее в его дурной выходке то, что он не имел возможности успокоить ее. Он не мог поддержать ее и смягчить приступы рвоты, не мог шутя поддразнить и отвлечь, как делал раньше, когда ей нездоровилось.
Боясь не справиться со своими истинными чувствами и потерять маску холодного циника, которую он сознательно надел, Сет ограничивался сдержанным выражением сочувствия. Он знал, что если не совладает с собой сейчас, то не сможет сдержаться в будущем. А этого нельзя допустить.
Предмет его грустных размышлений жалко застонал.
— Мне снова плохо.
Сет с тревогой посмотрел на Пенелопу, сжимавшую пустой бочонок из-под пива. Она была похожа на молодого матроса, страдающего от морской болезни во время шторма.
Тихо ругаясь на себя, он сунул портсигар обратно в карман и поспешил к ней. Хотя здравый смысл предупреждал, что ему нужно изображать холодное безразличие и соблюдать дистанцию, чувство долга воспротивилось: ведь она была сестрой Джейка, и ради своего друга он обязан позаботиться о ее благополучии.
Так примерно он говорил самому себе, когда обнял дрожавшую девушку.
— Дыши глубже, — посоветовал он, нежно гладя ее по волосам и по спине. — Тошнота быстро пройдет.
Он слышал ее прерывистое дыхание, чувствовал мягкую грудь, прижавшуюся к нему, когда она боролась с приступами рвоты.
— Умница. Вдохни еще, — уговаривал он, прикасаясь щекой к ее мягким волосам. — Задержи дыхание и сосчитай до пяти.
Так они стояли довольно долго, он давал советы, а она послушно выполняла. Наконец приступы рвоты прекратились, и Пенелопа стала тихо икать.
— Лучше? — спросил он, поглаживая ее шею.
— Да, — сказала Пенелопа и икнула.
Странно, но эти малоприятные звуки показались Сету очаровательными. Улыбаясь своей глупости, он начал растирать ее поникшие плечи. Она со вздохом прижалась к нему.
Его взгляд снова и снова обращался к светлой тафте ее платья. Он обожал женщин, но не слишком разбирался в женской моде. Но даже небольшой опыт подсказывал ему, что наряд Пенелопы был из дешевого материала, да и сшит третьеразрядной портнихой. Он не был похож на ее прежние туалеты. Пенелопа, которую он помнил, была верхом элегантности.
Его глаза сощурились, когда он дотронулся до дешевого жемчужного ожерелья. Пару часов назад он почти убедил себя, что ее появление в салоне связано с неудачным поворотом в карьере. Ведь она вообще была авантюристкой по натуре, и путешествие по Западу могло прийтись ей по вкусу. Он также помнил, что она, как и он сам, была полна упрямой гордости и скорее пострадает от последствий своего неудачного поступка, чем признает совершенную ошибку.
По крайней мере, именно так он расценил ее поведение на лестнице. Гордость и смущение. Но сейчас убогое платье Пенелопы Пэрриш лишь укрепило зародившееся у него подозрение, что она оказалась в беде. И эта беда была гораздо серьезнее, чем девушка пыталась ему представить.
Мысль о Пенелопе, совершенно одинокой в трудной ситуации, испуганной и постеснявшейся попросить помощи, наполнила его желанием помочь ей, стать ее защитником. Он хотел стать тем человеком, которому она бы доверяла и к которому могла обратиться в самые трудные времена. Он хотел…
Подавив свои рыцарские порывы, Сет резко отстранил Пенелопу. Он просто не мог следовать желаниям своего сердца. К черту все! Он должен сдерживать свои эмоции, пока не совершил какую-нибудь ужасную глупость.
Но это не помогло развеять его смятение, особенно когда девушка взяла его за руку и прошептала:
— Спасибо за твою доброту, Сет. Мне жаль, что я доставила тебе столько неприятностей.
Благодарность Пенелопы звучала так униженно, что Сет едва не сгорел от стыда. Почувствовав себя полным ничтожеством, он искренне повинился:
— Да это я должен просить прощения! Накормить тебя этими яйцами — довольно грязная шутка.
Свет миллионов звезд и полной луны осветил лицо Пенелопы, смотревшей на него. У Сета перехватило дыхание, едва он встретился с ее взглядом и улыбкой.
Господи! Как она красива! Особенно когда улыбается и пара чудесных ямочек играет на ее щеках. Сет всегда любил эти ямочки, и ему пришлось сделать неимоверное усилие, чтобы снова не заключить ее в объятия и не расцеловать эти ямочки.
Улыбаясь, Пенелопа покачала головой.
— Как я могла забыть, что ты такой любитель розыгрышей… особенно когда дело касается еды. Никогда не забуду тот случай, когда ты принес мне красивую коробку с улитками в шоколаде. — Она приподнялась на цыпочки и заправила прядь его волос за ухо, совсем так, как делала во время их встреч. — Ты ждал, пока я съем все до последней штучки, и только потом сказал, что это было.
От такого знакомого жеста у Сета снова перехватило дыхание. Когда он смог заговорить, его голос стал тихим и хрипловатым:
— Лавочник, продавший мне конфеты, уверял, что они самые популярные.
Она рассмеялась, и он не смог удержаться и улыбнулся в ответ.
— Жадная девчонка! Ты даже не удосужилась спросить у меня, что это за конфеты, а сразу набросилась на них, как голодный уличный мальчишка.
Ему также вспомнилось, как она вспыхнула от притворного негодования, когда он признался в своей маленькой шутке, и стала в отместку щекотать его. Сета снова пронзила боль желания при воспоминании о близости, некогда связывавшей их.
— Я хочу заключить с тобой сделку, — сказала она. — Пообещай больше не кормить меня своими экзотическими деликатесами, и я прощу, что ты заставил меня так мучиться в этот вечер.
Теперь настала очередь Сета рассмеяться.
— Ну, сейчас ты похожа на настоящую Пэрриш. Кажется, для тебя еще не все потеряно.
— Возможно. — Она улыбнулась. — Так ты согласен?
Он с нежностью посмотрел на ее ямочки.
— Разве можно сказать «нет» перед такими очаровательными доводами.
В тот момент, когда они скрепляли свою сделку рукопожатием, дверь резко распахнулась. Из салона выскочили Бертрам, Эффи и Майлс. Пенелопа тотчас же выдернула руку из ладони Сета и быстро отступила назад, ее лицо сделалось белее мела.
Сет, обеспокоенный и озадаченный ее реакцией, повернулся и, прищурив глаза, изучающе уставился на вышедших из салона людей.
— Я повсюду ищу тебя, Лорели! — закричал Майлс, грубо схватив Пенелопу за руку. — Мама сказала, чтобы я сейчас же проводил тебя в пансион.
Сет шагнул к Пенелопе, стремясь защитить ее.
— Девушка нездорова. И как ее спутник на этот вечер я считаю своим долгом проводить ее домой.