Граф из Техаса

— Да, но ведь мы с вами знаем, как действуют эти законы? Они вступают в силу не так быстро, как следовало бы.
— Однако, несмотря ни на что, именно шериф должен арестовать Гарика и заключить его в тюрьму до тех пор, пока он не предстанет перед судом за свои преступления. Так делают все цивилизованные люди.
— Цивилизованные? К черту! К тому времени, когда этого грязного мерзавца Эмерсона соберутся судить, он может быть уже далеко отсюда. Нет, на этот раз ему все так просто не сойдет с рук.
— Вы, конечно, граф Сент Кеверна, но и вы не всесильны.
— Может быть, — сказал он, натягивая на себя теплую чистую рубашку. — Но у меня в руках власть.
— О, ради Бога, Прескотт, неужели мне нужно постоянно напоминать вам, что вы уже не в Техасе? Теперь вы в Англии. Ваше правосудие дикого Запада просто-напросто не подходит для здешней жизни.
— А вот это мы еще посмотрим.
— Прислушайтесь к самому себе. Вы говорите, как какой-то варвар из темных веков. Вы не можете назначить сами себя и судьей и присяжным Гарика Эмерсона, вы в одиночку не можете, подобно разъяренной толпе, расправиться с ним самосудом, повесив на каком-нибудь дереве.
Не получив немедленного едкого ответа на свое воззвание, Люсинда поняла, что пришло время предпринять другой подход и обратиться к доброй и нежной стороне его натуры.
— Ради Бога, Прескотт, хотя бы на секунду задумайтесь о детях. Они потеряли свою мать, и их отец — это… это… Словом, очевидно, что он совершенно не заботится о них. Он, скорее всего, никогда этого не делал. Но все родственники Анны мертвы также как и родственники Гарика. У трех маленьких девочек, что спят сейчас в вашей кровати, нет ни тетушек, ни дядюшек, ни кузенов. Никого, Прескотт. Совсем никого.
— Неправда, — сказал он. — У них есть я.
Люсинда резко повернулась к нему лицом и посмотрела на него с удивлением, почувствовав некоторое облегчение при виде того, что он был уже одет и натягивал на себя толстый, отделанный кожей камзол.
— Вы хотите взять на себя ответственность за их воспитание?
— А почему бы и нет? Моя тетушка Эмми говорила, что я всегда отличался тем, что притаскивал домой каждого бездомного щенка, который попадался на моем пути…
— Но Александра, Виктория и Элизабет не щенки. Это маленькие девочки.
— Я это знаю. Но они немногим отличаются от маленьких щенков, если обстоятельно и хорошенько подумать об этом. Им нужен дом и кто-нибудь, кто бы любил и заботился о них. Видит Бог, у меня есть дом. И этот дом достаточно большой, он может вместить целую армию таких маленьких девочек. Я думаю, что смогу дать им любовь и тепло. К черту, теперь у меня даже есть достаточно денег, чтобы нанять кого-нибудь ухаживать за ними.
— Вы говорите так, как будто собираетесь удочерить их.
— Если дойдет до этого, да. Почему бы и нет?
— Из-за одной вещи. Вы не женаты. Холостяки не могут брать на воспитание детей. Особенно маленьких девочек.
— Хорошо, тогда я не буду удочерять их, я найму адвоката, чтобы оформить опекунство над ними. Александра уже зовет меня дядя Прескотт. Как бы то ни было, я буду нести ответственность за них, а не Эмерсон. Чем меньше они будут иметь общего с этим куском дерьма, тем лучше. А сейчас присмотрите за ними, пока меня не будет дома, слышите? Это дело не займет у меня слишком много времени.
Люсинда стояла и смотрела в молчаливом удивлении, как Прескотт проскользнул в дверь, соединяющую его гардеробную с внешним холлом. Неужели этот мужчина никогда не перестанет удивлять ее? С первого же момента, когда они встретились, он стал для нее постоянным источником изумления. Он был так не похож на любого другого мужчину, которого она когда-либо знала. Прескотт протянул руку помощи и открыл свое сердце для осиротевшего ягненка, для троих детей, лишившихся матери, и для нее — бедной бездомной родственницы.
Но в то же время он хотел безжалостно избить человека, чтобы отомстить за его умершую жену, хотя видел ее только два раза в своей жизни. Его характер заключал в себе такое сочетание разнообразных черт! Вряд ли она когда-нибудь узнает его до конца. Но из того, что она уже видела, было ясно, что нежность и заботливость с лихвой перевешивали его пугающую мстительность. Она поняла, что встретила человека, который попадается единожды на миллион.
Несмотря на ветер и моросящий дождь, который бил ему в лицо, Прескотт чувствовал, как пот тонкими струйками стекает у него по спине, когда он, спустя полчаса, прискакал в Сент Кеверн. При мысли о том, что опять придется иметь дело с Эмерсоном, ему стало не по себе. Но он был уверен, что это нужно было сделать. Эмерсон и другие подобные ему подлецы в этих краях должны знать, что новый граф не будет смотреть сквозь пальцы на тех, кто избивает жен. Или, еще хуже, своих детей. Если кто-то хочет подраться с кем-то, то может найти достойного соперника и в нем, а не избивать беспомощных детей и женщин. Это просто выходит за всякие рамки.
В доме Эмерсона все уже мирно спали, когда Прескотт придержал свою лошадь у центральных ворот. Он осмотрелся, надеясь увидеть кого-нибудь из местных жителей, все еще шатающихся по улице, которые могли пригодиться в случае, если бы ему понадобилась помощь. Однако в десять часов в эту дождливую ночь на улице не было ни души.
«Но это ненадолго», — сказал он сам себе, перекинув ногу через седло и спрыгнув с лошади. Он намеревался наделать с Эмерсоном достаточно шума, чтобы пробудить ото сна даже самых тугих на ухо.
Прескотт подошел к парадной двери и постучался, молясь о том, чтобы никто не открыл ему, и у него был бы предлог выбить эту чертову заслонку ногой. Но кто-то все-таки отозвался — та самая маленькая служанка, которая открывала ему в первый раз.
— Милорд!
— Я пришел повидаться с Эмерсоном, — сказал он.
— Но, милорд, мистер Эмерсон в этот час уже в постели.
— Тогда вам, девушка, лучше пойти и разбудить его, потому что если вы этого не сделаете, то это сделаю я сам.
— Да, милорд, — она сделала быстрый реверанс и моментально исчезла в темноте дома.
Стоя под дождем и хорошенько поразмыслив — а у него было на это время, — Прескотт пожалел, что не сказал горничной найти себе место, где можно было бы спрятаться, тем временем, как он сам пойдет и разбудит мистера Эмерсона. Он был готов поспорить, что если бы Эмерсон увидел его, ворвавшегося посреди ночи в спальню, то у этого негодяя наверняка душа ушла бы в пятки. Скорее всего новый граф был человеком, которого бывший управляющий менее всего ожидал увидеть в такую ночь.
Через мгновение служанка появилась опять, уже слегка покрасневшая и запыхавшаяся от того, что ей пришлось подниматься по лестнице.
— Мистер Эмерсон велел передать Вашей светлости, что он спустится через минуту. Мисс Изабель просила вас, если пожелаете, пройти и подождать в гостиной.
— В гостиной? Прекрасно, я так и сделаю. А сейчас почему бы вам не сбегать и не позвать сюда шерифа.
— Шерифа, милорд?
— Именно. Скажите ему, что его хочет видеть граф.
— Да, милорд. Я только сбегаю за плащом.
— Нет, этого не нужно делать. Вот, возьмите мой камзол. Я не думаю, что он понадобится мне, пока вы не вернетесь назад.
Он накинул камзол на хрупкие плечи служанки и увидел, как у нее слегка подогнулись колени под его тяжестью.
— А теперь идите. И, э-э, можете не спешить.
— Да, милорд.
Прескотт, прежде чем войти в дом, подождал пока она, идя вдоль по улице, не скрылась из вида. Он уже было закрыл за собой дверь, но в последний момент решил оставить ее открытой. Может быть, кое-кому понадобится быстро выйти из дома в эту ночь.
Гостиная в доме Эмерсона, как и холл, была прекрасно обставлена. В ней стояла отличная мебель: обтянутые бархатом диваны и стулья, изящные маленькие столики, крышки которых были инкрустированы маркетри [6], а стены ее украшали картины модных художников.
«На деньги, которые он годами прикарманивал в Рейвенс Лэйере, этот подлец купил все самое лучшее», — решил Прескотт. Кроме того ему стало совершенно ясно, что Эмерсон и не собирался распродавать свое добро и возвращать назад хоть один украденный шиллинг.