Жена для чародея
— Разумеется, милорд, я этого не делал. Во-первых, я не сумел бы, а во-вторых, зачем?
— Не знаю, не знаю. Но кто ж еще это мог… Анатоль запнулся и задумался. Он припомнил, как в тот вечер, когда он вручал список священнику, порыв ветра вырвал бумагу у него из рук. Вспомнил он и призрачный издевательский смех, пронесшийся по залу.
— Просперо! — Анатоль, стиснув от ярости зубы, прошелся по комнате. Его предок в свое время славился умением подделывать любой почерк. — Да сгниет этот ублюдок в аду! Это все его колдовские штучки. Он хочет, чтобы я расплачивался за его грехи своими несчастьями.
Он скомкал бумагу и швырнул ее в холодный камин, отчего собаки снова проснулись. Даже Цезарь приоткрыл единственный здоровый глаз.
— Так вы полагаете, что этот старый дьявол Просперо подменил бумагу? И написал свой список? Ну-ну. — Фитцледж прикрыл рот ладонью, чтобы скрыть усмешку. — Что ж, для трехсотлетнего призрака он неплохо разбирается в женщинах.
Один полный ярости взгляд Анатоля — и священник мигом перестал хихикать.
— К черту Просперо и его таланты! Все равно мое несчастье — ваших рук дело, — бросил Анатоль. — Я ясно дал вам понять, чего хочу и без этого проклятого списка.
— Увы, милорд, я с самого начала предупреждал вас, что так дело не делается. К Медлин меня привлекло чувство более высокого порядка, нежели здравый смысл.
— На сей раз, мистер Искатель Невест, ваше хваленое чувство вас подвело. Теперь есть только одно средство — ее надо отослать назад.
— Что? — Фитцледж широко раскрыл глаза. — Милорд, ведь речь идет о вашей невесте! Вы не можете просто взять и вернуть ее как… как возвращают сапожнику пару плохо сшитых сапог.
— А почему бы и нет? Я ведь еще не ложился с ней в постель. Брак-то заключен по доверенности.
— И тем не менее клятвы, которые были принесены, священны.
— А я все равно не вижу причин, по которым этот брак нельзя расторгнуть.
— Причины! — Фитцледж в волнении вскочил на ноги. — А честь? А доброта и честность? Эта девушка приехала издалека, она надеялась и мечтала.
— Видел я, о чем она мечтала! Ее мечты болтались на дурацкой голубой ленточке, повязанной вокруг шеи. Я думал, что этот портрет уже давно уничтожен. — В голосе Анатоля было столько же горечи, сколько и гнева.
Вид миниатюры пробудил в нем былую ранимость, и это оказалось еще болезненней потому, что он давно считал себя исцеленным от излишней чувствительности.
— Не знаю, как вам удалось разыскать портрет, Фитцледж, — продолжал Анатоль. — Но как вы посмели заявить ей, что это точное мое подобие?
— Простите меня, милорд, но вы не оставили мне выбора. — Фитцледж беспомощно всплеснул руками. — Вы не разрешили мне почти ничего говорить. Что же еще мне оставалось делать? Я должен был как-то убедить девушку.
— И потому вы позволили ей вообразить меня смазливым юнцом? А меня заставили поверить, что мои пожелания исполнены? Что вы думали, когда представляли себе, как мы встретимся? Или понадеялись, что мы оба внезапно ослепнем?
— Я надеялся, что буду присутствовать при вашей встрече и все улажу.
— Богом клянусь, мне бы тоже этого хотелось! Может, тогда я бы не выставил себя на всеобщее посмешище, поцеловав не ту женщину. — При воспоминании о сцене на лестнице Анатоль покраснел до корней волос.
— А вот этого я никак не могу понять, милорд. Как вы, с вашим обостренным восприятием, могли так ошибиться?
— Что ж тут удивительного, черт бы вас побрал? Высокая, крупная женщина. Я как раз такую и просил. А вашей драгоценной Медлин я даже не заметил.
— Мне трудно этому верить. Неужели вы ничего не почувствовали, взглянув в глаза Медлин?
— Ровным счетом ничего, — сказал Анатоль. Но он лгал, и они оба это знали. В тот миг, когда Анатоль впервые увидел похожее на фею создание, им овладело странное беспокойство. Она была не похожа ни на одного из известных ему людей. Она пробуждала в Анатоле неведомое прежде чувство, и именно это чувство заставило его в порыве, похожем на отчаяние, броситься к ее темноволосой спутнице.
Глядя на собеседника, Фитцледж обеспокоено нахмурился.
— Скажите мне, сын мой, — мягко спросил он, — что вас так пугает в Медлин?
— Пугает? — Анатоль деланно захохотал. — Не тронулись ли вы разумом, ваше преподобие?
— Но почему тогда вы так странно себя ведете? Не пускаете ее в дом. Хотите отослать назад.
— Потому что она не такая невеста, какая мне нужна. Тощий цыпленок, вот она кто! Да если я случайно прижму ее к стенке в постели, от нее места мокрого не останется.
Анатоль отвернулся, чтобы укрыться от проницательного взора священника. Фитцледж, как и всегда, видел его насквозь. Анатоль действительно боялся.
Он боялся Медлин с ее хрупкостью, ее изысканной красотой. Она напоминала ему изящные фигурки из китайского фарфора, некогда украшавшие будуар его матери, — нимфы, пастушки, богини и духи.
Наутро после смерти матери Анатоль стоял перед застекленным шкафчиком и смотрел на эти фигурки. В десятилетнем возрасте он еще не умел управлять своими чувствами и своей удивительной силой. Его переполняли горе, гнев и чувство вины, а глаза были полны слез. Внезапно фигурки начали дрожать, а потом одна за другой стали распадаться на мелкие кусочки. Потом, когда рыдания утихли, он пришел в ужас от того, что наделал, и несколько часов подряд сидел на ковре, стараясь сосредоточиться, чтобы силой воли воссоздать разрушенное. Но все усилия оказались тщетными.
Тогда Анатоль впервые с горечью осознал страшную истину: он обладает способностью разрушать, но не созидать.
— Милорд? — Голос Фитцледжа заставил его вернуться в настоящее. Воспоминания несколько умерили бушевавшие в душе чувства, и, обернувшись к Фитцледжу, Анатоль заговорил уже более спокойным тоном:
— Может, вы и правы. Эта ваша Медлин и в самом деле… — Он умолк, все еще не желая признаваться. — Из-за нее я пребываю в тревоге. Ведь я просил вас подыскать крепкую, сильную женщину не из пустой прихоти. Я не хочу новых трагедий в этом доме.
— Единственно возможная трагедия произойдет, только если вы отошлете Медлин обратно.
— Зря вы так в этом уверены. — Анатоль отошел к длинному узкому окну, похожему на бойницу. Опершись локтем о широкий подоконник, он стал смотреть на сиявший далеко внизу залив, где волны с шумом бились о скалистый берег. Обычно это зрелище успокаивало его, но сегодня синева моря была испещрена барашками, предвещавшими бурю, подобную той, что бесновалась в душе Анатоля.
После долгого молчания он, наконец, признался:
— Я все-таки смотрел в магический кристалл Просперо, чтобы узнать будущее.
— О господи! Вы же давали клятву никогда больше не прикасаться к этому дьявольскому предмету. Вы клялись…
— Да, клялся, — перебил его Анатоль. — И нарушил клятву.
Он нетерпеливо пожал плечами.
— Я смотрел в кристалл в тот вечер, когда посылал вас на поиски невесты. И еще несколько раз после этого. Видение всегда одно и то же — женщина. Черты лица ее неразличимы, но волосы всегда полыхают, как пламя.
— Жаль, что милорд не рассказал мне о своих видениях раньше.
— Зачем? Разве это повлияло бы на ваш выбор?
— Нет. — Фитцледж вздохнул. — И что эта женщина в видениях с вами делала?
— Делала? Ничего. Просто ее вид порождал во мне тревогу. У меня было чувство, что, если это существо ко мне приблизится, оно завладеет мной.
— И это все? — К удивлению Анатоля, во взгляде Фитцледжа читалось явное облегчение. — Сын мой, попасть под власть женщины не всегда плохо для мужчины.
— Ступайте-ка на могилу отца и скажите ему об этом.
— Бедный мой Анатоль, трагедия родителей наложила на вас неизгладимый отпечаток. А что касается этих видений, то разве невозможно, что на сей раз, они возвещают перемену к лучшему в вашей жизни?
Анатоль смерил священника скептическим взглядом, но тот упрямо продолжал:
— Вы должны дать Медлин шанс. За ее хрупкостью скрываются сила и мужество, способные вызвать восхищение. У нее легкий характер и замечательное чувство юмора. Для столь юного возраста она на редкость умна и образованна. Ее красота отражает совершенство души…