Свадьба палочек

По школе обычно слонялась группка типичных юных головорезов в навороченных кожаных куртках и с немыслимыми прическами, похожими на мотоциклетные шлемы; но этим ходульным клише до стилмановских представлений о плохом было как до Луны. Его неповторимый стиль произвел на меня неизгладимое впечатление в ту пору, когда я еще не очень-то понимала значение этого слова. Несмотря на свою отчаянную репутацию, одевался он как ученик дорогой частной школы: в твидовые пиджаки, роскошные брюки, мягкие замшевые ботинки. Он был поклонником европейских рок-групп – «Сплифф» и Геш Патти – и говорили даже, что он любит готовить. Когда он одно время встречался с Клаудией Бичмэн, на ее день рождения он заказал букет желтых роз, который доставили в школу и вручили ей в спортзале. Как и большинство старшеклассниц, я издалека наблюдала за ним, и мне было любопытно, правда ли все то, что про него говорят. Я задумывалась, а каково это – быть с ним знакомой, встречаться, целоваться? Но это любопытство носило чисто теоретический характер, я знала, что он никогда не обратит внимания на такую бесцветную особу, такую примерную ученицу, как я. У него даже мысли подобной не возникнет.
– Что он сказал?
Только когда у меня что-то стукнуло в голове изнутри, я поняла, что это ко мне он обратился с вопросом. На уроке по геометрии он сидел позади меня, но только потому, что нас рассаживали по алфавиту. Прежде чем я пришла в себя от изумления, он повторил вопрос, на сей раз обратившись ко мне по имени:
– Миранда, что он сказал?
Так он, оказывается, меня знал. Знал, как меня зовут.
Учитель только что сообщил, что Земля – сжатый у полюсов сфероид, и я добросовестно записала это в тетрадь. Я обернулась к нему и ответила:
– Он сказал, что Земля – сжатый у полюсов сфероид. Джеймс смотрел на меня так пристально, словно мои слова были ответом на его давние тайные мечтания.
– Какой-какой?
– Уф-ф-ф… Сжатый у полюсов сфероид.
– А что это такое?
С моих губ уже готово было сорваться: «Вроде яйца, на которое кто-то облокотился», – но внутренний голос велел мне заткнуться. Я лишь пожала плечами.
Его губы медленно раздвинулись в улыбке.
– Знаешь, но скрываешь.
Я не на шутку испугалась. Неужели он догадался, что я готова разыграть из себя дурочку, только б ему понравиться?
– Много знать – это классно. Я тоже знаю кой-чего. – Он отвернулся, загадочно улыбаясь.
После урока я, не поднимая глаз, как можно медленнее укладывала книги, чтобы только не столкнуться с ним при выходе из класса.
– Прости.
Я оцепенела и зажмурилась. Он был позади меня. Я не знала, что сказать. Пока я собиралась с мыслями, он обогнул парту и встал передо мной.
– За что – прости? – Я не могла себя заставить посмотреть на него.
– За мои слова. Послушай, как ты насчет того, чтоб куда-нибудь со мной сходить?
Я отчетливо помню, что в это самое мгновение почувствовала, как где-то в глубине моего существа повернулось колесо судьбы. За долю секунды перед тем, как ответить, я поняла, что все теперь переменится и ничто не в силах этому помешать.
– Ты, никак, меня приглашаешь на свидание? – Я постаралась произнести это как можно непринужденнее и с ноткой сарказма, чтобы подыграть ему, если это была шутка.
Его лицо было непроницаемо.
– Да. Ты не представляешь, как мне хочется с тобой поговорить.
До конца года мы были неразлучны. Мы с ним были полными противоположностями. Впервые в жизни я поняла к своей безмерной радости, что иное может не отторгать, а дополнять. У каждого из нас был свой мир, которым мы хотели поделиться друг с другом. Каким-то образом эти совершенно разные миры прекрасно сосуществовали.
Примечательно, что мы не стали любовниками; я до сих пор считаю это одной из величайших ошибок всей моей жизни. Джеймс был первым мужчиной, любовь к которому стала для меня вполне зрелым, настоящим чувством. До сего дня я не перестаю сожалеть о том, что первым моим любовником был не он, а смазливый пустой дуралей, которому я сказала «да» через месяц после поступления в колледж.
Я никогда не спрашивала его о девушках, которые были у него до меня. И вопреки своей репутации, Джеймс никогда не пытался делать то, против чего я возражала. Он был нежным, любящим и уважительным. Овца в волчьей шкуре. И в довершение всего он умел целоваться так, что ты забывала обо всем на свете. Не поймите меня превратно – если мы не занимались тем самым, то это отнюдь не означает, что мы не проводили бесчисленных восхитительных часов в горизонтальном положении – распаленные и голодные.
Поскольку мы были такими разными, он вроде не возражал против моих строгих, старомодных взглядов. Он знал, что я хочу выйти замуж девственницей, и не пытался взять меня силой или переубедить. Может быть, ему надоели слишком доступные девицы, у которых он не знал отказа, и я на их фоне казалась чем-то редким, заслуживающим пристального изучения.
Наши взаимоотношения, как это часто бывает, прекратились, когда мы поступили в разные колледжи в разных штатах. В первые месяцы разлуки я забрасывала его безумными, страстными письмами. Он время от времени отвечал на них двумя-тремя глупыми фразами на почтовых открытках, и в этом проявлялась худшая часть его натуры. По мере того как колледж и новые знакомства, новая жизнь во всем ее многообразии вытесняли воспоминания о прошлом, поток моих писем превратился в тоненький ручеек. Мы увиделись вновь только во время рождественских каникул, и отношения внешне оставались теплыми и нежными, но к этому времени у каждого из нас была своя жизнь. Наши встречи были всего лишь данью ностальгии, а не прологом совместного будущего.
В течение следующих нескольких лет до меня то и дело доходили самые разные сведения о Джеймсе, но я никогда не знала наверняка, что было правдой, а что – испорченным телефоном. Одни говорили, что он работает на лодочной станции, другие – что он закончил колледж и поступил на юридический факультет. Если последнее было верно, то он стал совершенно не тем Дж. Стилманом, которого я знала. По одним слухам, он жил в Колорадо, по другим – в Филадельфии. Был женат и был холост. Иногда, в часы бессонницы или депрессии, или просто перебирая в памяти все несбывшееся, я размышляла о моей первой любви и пыталась представить себе, как сложилась его жизнь. Первый, о ком я подумала, прочитав приглашение на встречу одноклассников, был Джеймс Стилман.
Отдавая дань прошлому, мы с Зоуи отправились обедать в стейк-хаус Чака. Как-то во время летних каникул мы обе подрабатывали там официантками. Домой мы возвращались поздними теплыми вечерами с щедрыми чаевыми в карманах, чувствуя себя очень взрослыми. Сам Чак умер несколько лет тому назад, но ресторанчик унаследовал его сын, и все в нем осталось как в прежние времена.
Зоуи собиралась о многом мне рассказать, но с того самого момента время вдруг решительно повернуло вспять, и мы обе с наслаждением погрузились в прошлое и с гораздо большей охотой говорили о том, что было тогда, чем о теперешних своих заботах. Получаса нам хватило, чтобы обозначить, кем мы стали и чего добились в жизни. Все шло к тому, что этот уикенд будет отдан воспоминаниям, фотоальбомам, вопросам вроде «А что сталось с?..» и вздохам – при мысли о том, какими мы были. За обедом разговор о том, чего мы сумели добиться и к чему стремимся в будущем, у нас не клеился. Возможно, это придет после встречи: повидал старых друзей, разобрался с впечатлениями, а там уж естественно и итоги подвести. Но как впоследствии оказалось, подведение итогов уже имело место – без нашего участия.
После обеда мы вернулись в дом Зоуи. Нам обеим просто до смерти хотелось поскорее забраться в палатку, в прошлое, в те наши настроения. Мы наскоро приняли душ, надели пижамы и под пришептывающий свет лампы проговорили до двух часов ночи.
На следующее утро Зоуи проснулась раньше меня. Первым, что я ощутила в этот знаменательный день, был резкий рывок за руку. Не понимая, что стряслось, я помотала головой, одновременно пытаясь сесть. Я совсем забыла, что нахожусь не у себя в постели, а в спальном мешке, который окутывал мое тело, словно кокон. Я стала метаться из стороны в сторону, отчего мешок затянулся на мне еще туже. Когда мне наконец удалось из него выбраться, волосы у меня на голове торчали дыбом, лицо полыхало жаром, пуговицы на пижамной куртке расстегнулись сверху донизу.