За стенами собачьего музея
В то время, почти сразу после развода, меня не особенно тянуло на женщин, но, наблюдая за тем, как Клэр Стенсфилд расправляется с едой, я все чаще задавал себе вопрос: если она так ненасытна за столом, то какова же она в постели?
— О чем ты сейчас думаешь? — Ее голос медленно просачивался из-под скопища бинтов.
Я взял ее за руку и мягко пожал.
— О нашей первой встрече — сколько ты тогда всего умяла. Мне было интересно, так же ли ты хороша в постели, как за столом.
— Но ведь я очень долго не позволяла тебе даже прикоснуться ко мне.
— Это точно.
Воцарилась тишина, какая бывает лишь в больничных палатах, — тишина ожидания, что все станет как обычно, тишина предавшего тела и тайной надежды.
— Я ужасно боялась, что надоем тебе со всеми этими своими страхами и ты уйдешь. — Она слегка пошевелилась под одеялом и один раз, поворачивая голову ко мне, даже застонала. — Но ты ушел как бы только наполовину, правда, Гарри? К Фанни.
— Давай сейчас не будем об этом.
— Хорошо. Тогда расскажи мне поподробнее о той нашей первой встрече. Интересно будет услышать о ней от тебя. И не выпускай, пожалуйста, мою руку.
— На тебе были те громоздкие тяжелые туфли и черное пальто, которое ты купила в Будапеште. Ты же знаешь, как мне нравятся женщины в тяжелой обуви.
Ее рука наощупь казалась сухой и прохладной. Обычно руки у нее были теплые, а зачастую даже слегка влажные. Теперь же у нее была только одна рука. А то, что осталось от второй, стянутое бинтами и сведенное болью, сейчас было скрыто одеялом. Когда разразилось землетрясение, Клэр мчалась на мотоцикле по Сансет-бульвару и одним из толчков ее швырнуло на грузовик. В последний момент она все же успела прикрыть лицо рукой. Это ей удалось, но руку чем то зацепило.
— Гарри, а какие, по-твоему, сексуальные фантазии бывают у слепых?
— Запахи. Разные прикосновения. А ты когда-нибудь занималась любовью с завязанными глазами?
— Нет. А это приятно?
— Забавно. Непривычно. Надо будет нам с тобой как-нибудь попробовать. — Интересно, когда теперь нам с ней доведется заняться любовью? Каково ей будет с одной-то рукой? Без одной руки. — А почему ты спрашиваешь?
— Да просто я любовалась твоим носом и думала, какой он большой и красивый. И мне стало интересно, каково бы было знать его только наощупь и можно ли вообще как следует узнать что-либо исключительно наощупь, или на вид, или по запаху. Ведь теперь я смогу дотрагиваться до всего только правой рукой.
Чем ты теперь занимаешься, Гарри? Что новенького? А то ты никогда мне ничего не рассказываешь, особенно с тех пор, как я оказалась здесь. Иногда ты бываешь очень скользким, вроде новой карточной колоды.
— Прежде всего, собираюсь дожидаться, пока ты не выйдешь отсюда.
— Ну, это будет еще очень нескоро. И не пытайся использовать меня в качестве предлога для ничегонеделания.
Я глупо заулыбался, будто пойманный за руку воришка. Во время разговоров с Клэр у меня порой возникало ощущение, что я сую окоченевшие ноги куда-то в тепло. Она была доверчива, но достаточно проницательна. А я, в какой-то мере, действительно пользовался ее несчастьем как предлогом для того, чтобы не принимать решения, которое мне было ужасно не по душе: султан попросил меня побывать в Сару и хотя бы посмотреть место, которое он выбрал для строительства своего собачьего музея — без всяких дальнейших обязательств. Причем он даже обещал щедро оплатить поездку, но, самое главное, после того, что мы с ним пережили во время землетрясения, стало практически невозможно ответить ему отказом.
И тогда я впервые рассказал Клэр всю эту историю. До сих пор я не решался рассказывать ей о том, что с нами произошло, поскольку она и так натерпелась и вряд ли в первые дни после потери руки ей было бы приятно слушать рассказ о нашем счастливом спасении. Когда я закончил, она, как обычно, удивила меня:
— А я ведь однажды была в Сару.
— Что! Почему же ты мне об этом никогда не рассказывала?
— Хотела тебя удивить. Я там останавливалась по пути в Иорданию, когда летала в гости к своей сестре, Слэмми, пару лет назад.
— И что это за страна?
— Города очень современные. Их построили палестинцы, которые эмигрировали туда после арабо-израильской войны 1967 года. Я тогда останавливалась в столице, которая называется Баззаф. А все остальное — просто пустыня.
— Базар? Неужели столица Сару и впрямь называется Базар?
Она усмехнулась.
— Да нет, не базар, а Баззаф. Хотя, действительно, немного похоже.
А знаешь, что мне там больше всего понравилось? В сарийских пустынях есть древние крепости, построенные еще во времена крестовых походов, а то и раньше. Садишься в Баззафе на автобус и часа через два оказываешься посреди бескрайнего нигде. А там и высятся эти самые развалины, которые, в сущности, не такие уж и развалины, поскольку в сухом пустынном воздухе они довольно хорошо сохранились.
— Ты хорошо себя чувствуешь, Клэр? Если разговор тебя утомляет, то можешь не продолжать.
— Я здесь уже и так намолчалась, а кроме того мне очень хочется рассказать тебе о той поездке. Так вот, есть такое шоссе, которое пересекает буквально всю Европу и через Турцию ведет на Средний Восток. Трейлеры отправляются из Швеции или северной Германии и за несколько дней преодолевают весь континент. В понедельник они еще в Роттердаме, а к концу недели уже на саудовской границе! Вот это романтика, да? Похоже на старую добрую почтовую службу.
Короче говоря, одна из крепостей находилась совсем рядом с этим шоссе перед самой границей Иордании. Мы оказались там в канун Нового Года и решили переночевать, поскольку часть крепости была переоборудована под постоялый двор. Ничего особенного, просто несколько комнат для ночлега и ресторанчик. Окна нашей комнаты выходили прямо на дорогу, отделенную от развалин полумилей ровной пустыни. Мы наблюдали за заходом солнца и этими огромными трейлерами, несущимися к границе в клубах густого дыма и тучах песка. Куда они направлялись? В Иорданию? Саудовскую Аравию? Ирак? Все эти страны были совсем неподалеку. Кто-то в крепости рассказал нам, что во время ирано-иракской войны по шоссе проносилось по грузовику в минуту, и все они перевозили припасы для Ирака. Ты только подумай, Гарри, грузовик в минуту!
Часов в семь вечера до нас начали докатываться волны изумительного аромата жарящейся на углях возле ресторана козлятины. И я, и сестра отправились в сарийскую пустыню со своими приятелями… Мы были страшно возбуждены жаждой приключений и любовью. Номера были довольно комфортабельны, а днем мы насмотрелись просто настоящих чудес… Господи, как же мы были счастливы!
Почувствовав аромат жаркого, мы отправились ужинать. В ресторане никого кроме нас не было, но в глаза сразу бросился стоящий в углу зала большой стол. Он был накрыт человек на двадцать, но все стулья и табуретки были поставлены лишь с одной его стороны — так, что никто из сидящих не оказался бы напротив кого-нибудь еще. Странно, да? Но гораздо более странным было то, что возле каждого прибора стояло по полной квартовой бутылке шотландского виски «Джонни Уокер». По целой запечатанной бутылке!
— Но ведь Сару — мусульманская страна. Откуда же там взялась выпивка?
Она легонько сжала мою руку.
— Сейчас объясню. Будь добр, дай мне, пожалуйста, еще воды.
Я взял с тумбочки пластиковую бутылочку со вставленной в нее соломинкой и поднес ее ко рту Клэр. Она принялась с трудом всасывать воду распухшими рассеченными губами. Сутенеры наказывают своих шлюх, рассекая им губы ножом потому, что губы никогда не срастаются ровно. И такой порез навсегда уродует рот. Рот Клэр тоже был изуродован. Она снова откинулась на подушку, давая понять, что напилась.
— Владелец ресторанчика подошел к нашему столику осведомиться, все ли в порядке. Я спросила его насчет бутылок, и он мельком взглянул на часы.
— Скоро приедут водители. Сегодня они праздновать. Это их виски.