Остров

– Справлюсь.
– Тогда понесем по очереди.
– Ладно, – уступил я.
– Понесешь первым, если хочешь. Скажешь, когда устанешь.
– Ладно.
Топор пришлось нести обеими руками. Но мне хотелось взять с собой еще и какое-нибудь дополнительное оружие, так что я немного ослабил ремень и сунул за пояс, справа, томагавк.
Посмотрев, как я это делаю, Билли попробовала засунуть свой томагавк себе в плавки, но их пояс не выдержал такого веса.
– Ай! – Когда она схватила оружие, плавки уже успели сползти на сорок пять градусов.
– Ма! – воскликнула Конни. – Бога ради!
– А, успокойся, – вытащив томагавк, Билли зацепила пальцем пояс и выровняла плавки.
– Ты это нарочно сделала.
– Не будь идиоткой.
После этих слов Конни злобно сверкнула на меня глазами, будто я был в чем-то виноват.
Я лишь недоуменно пожал плечами и глупо заморгал.
– Я даже не смотрел, – пробормотал я. Но это было неправдой, и Конни это знала.
Не отказавшись от мысли как-нибудь поудобнее пристроить томагавк, Билли вытащила откуда-то кусок веревки, той, которую сняли с шеи Кита. Узел кто-то распутал, и теперь в ее распоряжении было около четырех-пяти футов. Под нашими любопытными взорами Билли связала концы скользящим узлом и продела в петлю томагавк. Затем перекинула веревку через голову и просунула в нее правую руку. После небольшой регулировки положения веревка стала похожа на нагрудный патронташ. Томагавк повис на бедре.
– И мне надо так сделать, – одобрительно кивнула Кимберли.
В конце концов, примеру Билли последовала не только Кимберли, но и Конни. В ход пошли куски, отрезанные от основного мотка, который хранился с другими нашими запасами.
На это ушло несколько минут. Задержка, впрочем, была вполне оправданной, поскольку у всех были еще и копья, и, если бы они так удачно не пристроили свои томагавки, оружием пришлось бы занять обе руки.
От фляг с водой мы отказались. Во-первых, хотелось идти налегке. Во-вторых, уходили мы ненадолго. И, в-третьих, решено было далеко не удаляться от ручья.
Наконец мы были готовы.
Первой пошла Кимберли. Я шел вторым, за мной Конни, и замыкала шествие Билли.
В джунгли мы вошли той же дорогой, которой ускользнули в ту ночь Уэзли и Тельма.
 
Охота
Вначале мы пытались идти по кровавому следу, оставленному Уэзли. Кимберли медленно пробиралась сквозь заросли, часто останавливаясь, а иногда даже приседала, чтобы приглядеться повнимательнее.
Несмотря на то, что раны Уэзли на груди и ягодице наверняка сильно кровоточили, отыскать капли крови оказалось непростым делом. Растительность была настолько буйной, что уже в нескольких футах невозможно было ничего разглядеть. К тому же в чащу проникало мало солнечного света, и большую часть времени мы брели в густом мутном полумраке.
Если бы не настойчивость Кимберли, мы бы и вовсе не отыскали следов Уэзли. А может, это произошло благодаря ее особому таланту. Или психическому состоянию. Часто казалось, что она инстинктивно знала, где искать.
Может, это дали знать о себе гены индейцев сиу. И все же, несмотря на ее незаурядные способности, в конце концов мы потеряли след. Однако к этому времени Кимберли уже определила общее направление движения сладкой парочки.
– Он идет к ручью, – шепнула она.
– Логично, – согласился я, – ему нужна свежая вода.
– Почему мы сразу туда не пошли? – недоумевала Конни. – Можно было бы избежать всего этого. Как здесь гадко! – И с этими словами пришлепнула москита, севшего ей на шею. – Фу! – брезгливо фыркнула она.
Москиты сегодня были злющими, как никогда. Там, на берегу, они нас почти не трогали. Не особенно досаждали они и те несколько раз, когда я забредал в джунгли.
Но сегодня были просто невыносимы.
А мы были перед ними совершенно беззащитны. Нет, средства защиты от насекомых на морскую прогулку взяли все, но, высаживаясь на пикник, никто не додумался прихватить их с собой. Легкомыслие, за которое мы горько расплачивались сегодня.
Мы только и делали, что не переставая шлепали их с того самого момента, как покинули пляж.
Вернее, некоторые из нас.
Кимберли не позволяла москитам отвлекать ее, практически игнорировала их.
Я попытался было последовать ее примеру, но жужжание над ушами и неприятное щекотание, когда они садились на кожу, выводили меня из терпения. Похоже, особенно их привлекала раненая сторона лица и поврежденное ухо. (По-видимому, им нравилось вонзать свои жала в струпья.) Слава Богу, что я надел рубашку – розовую блузку, которую мне одолжила Билли. К тому же огромные добротные шорты Эндрю защищали лучше, чем плавки.
На Конни была ее любимая тенниска, настолько тонкая и обтягивающая, что москиты легко допекали ее через материю. Единственную защиту давал купальник. Если я еще не упоминал об этом, то он у нее самый узкий. (Почему Конни, которой нравится представлять себя такой недотрогой, носила такой откровенный купальный костюм, выше моего понимания. Как, впрочем, и все остальное, что касается Конни. Возможно, тенниска была последней данью приличиям.) Как бы там ни было, но бюстик ее бикини представляет собой пару оранжевых треугольников, подвешенных на нескольких тонких тесемках, а плавки – то, что называют “ремнем” – спереди чуть более широкая полоска, чем сзади. Другими словами, лишь несколько дюймов самых интимных мест тела были надежно защищены от нападения москитов.
Билли, как обычно, только в бикини, без рубашки. Да и прикрывал купальник не очень много. Впрочем, несмотря на то, что на него пошло раза в три больше материи, чем на купальный костюм Конни, он все равно оставлял неприкрытым гораздо больше. Казалось, у нее целые акры обнаженного тела, и все оно блестело капельками пота. Какое аппетитное горячее блюдо для этих маленьких бестий. Но они почему-то ее не трогали.
Впервые я обратил на это внимание, когда мы остановились на солнечной поляне по пути к ручью.
– Разве они не заедают тебя до смерти? – полюбопытствовал я.
– Нет. Никогда.
– И в чем твой секрет?
– Когда мне было пять лет, я спасла жизнь одному москиту. И среди них прошел слух об этом. С тех пор они меня ни разу не тронули.
– Она и мне рассказывала эту историю, когда мне было пять лет, – вмешалась Конни. – Чушь собачья. Билли снисходительно улыбнулась дочери.
– Можешь думать что угодно, дорогая.
– Мне кажется, они не пристают к тебе, потому что не выносят твоего запаха.
– Какая ты добрая девочка.
– С запахом у тебя все в порядке, – поспешил заверить ее я. – По мне, так просто балдежный.
– Спасибо, Руперт.
– Каким бы ни был твой секрет, мне бы очень хотелось им обладать. Эти маленькие уроды просто сводят меня с ума.
– Все, что им надо, – вступила в разговор Кимберли, – просто капельку твоей крови. Это ведь так мало.
– Она мне и самому пригодится, – заметил я. – А почему ты им позволяешь куражиться?
– Сражаться с ними – дело напрасное. А то, что я не в состоянии изменить, я принимаю.
Конни криво ухмыльнулась.
– Доморощенных философов, я погляжу, здесь больше, чем комаров.
Как раз в этот момент я прихлопнул одного у себя на лбу.
Затем мы вновь тронулись в путь и вскоре подошли к ручью. Выстроившись по берегу, мы дружно посмотрели в обе стороны, словно это было шоссе и мы опасались быть сбитыми мчащимся на огромной скорости грузовиком.
Ни малейших признаков Уэзли, или Тельмы, или кого-либо еще.
Течение ручья было довольно быстрое, и здесь он шумно перекатывался через пороги, стекая с возвышенности, лежащей справа. Взглянув налево, я увидел, что он струится по склону вниз к морю. Но пляжа не было видно. Океана, впрочем, тоже. Только деревья и кусты, оплетенные лианами, и порхающие туда-сюда птицы. Да и самого ручья была видна лишь небольшая часть – футах в тридцати он резко поворачивал в сторону и скрывался из виду.
– Подержи это, – попросила Конни и, не дожидаясь ответа, сунула свое копье в руку матери, а сама спустилась к ручью. Став на колени, она нагнулась, зачерпнула сложенными лодочкой ладонями воду и поднесла ко рту. Затем начала брызгать на себя водой и растираться, по-видимому, в надежде облегчить зуд от комариных укусов.