Человек закона

Борден налил в чашку Кима, потом в свою. Он представлял себе, что творится в голове у парня. Известный вор пойман с поличным — в другом месте его повесили бы без долгих разговоров, однако Чантри арестовал его, привез сюда и держит в заключении.
Произошло наказуемое убийство. Лошадь убитого пропала. Где найдешь более подозрительного человека, чем Ким Бака? Есть ли более простой путь закрыть уголовное дело?
— Бака, — неспешно проговорил Чантри. — Ты много работал со скотом в свое время. Считался ковбоем первой руки. А теперь сел в лужу. Тебя могут засадить за колючую проволоку, и тебе это понравится не больше, чем понравилось бы мне. Когда я тебя там застукал, я бы мог тебя пристрелить, и все остались бы довольны. Никто и не подумал бы спросить, как такое получилось. Я этого не сделал. Не затеял драки, просто забрал тебя.
— Ловко повел дело, надо признать. А я рано успокоился, черт бы его побрал.
— Ну ладно, что было, то было. Главное, ты понял, что я играю в открытую, если есть у меня такая возможность. И не откажусь дать тебе поблажку в обмен на откровенность. Ты знаешь намного больше, чем рассказал. Выложишь все, и я попробую отговорить Джонсона от подачи жалобы.
Ким уперся взглядом в свою чашку кофе, и Чантри почувствовал, что буквально читает его мысли. Вот сейчас Бака старается дойти умом, насколько ему, Чантри, можно доверять.
— Ну хорошо… Ты действовал честно. Проблема в том, что я сам знаю не много. Только то, что гнедого сперли раньше, чем я до него добрался. Увели прямо из-под носа.
— Видел это?
— Нет, нету.
— Кто, знаешь?
Снова эта пауза.
— Нет… нет, не знаю. — Ким поставил чашку. — Слушай, маршал. Стою это я на улице, жду лошадь и верхового. Так и не дождался. Потом смотрю, всадник пешком идет. Где лошадь в таком разе? Надо подумать. Откуда он приехал, я знал, стало быть, могу допереть, куда он мог поставить коня. Решил, что в одно из двух мест. Или та конюшня с загоном и халупой на две комнаты к востоку, на въезде, или у Мэри Энн Хейли.
Халупа у въезда на востоке — это будет владение Джонни Маккоя… но Мэри Энн при чем?
Чантри задал вопрос, и Бака в ответ пожал плечами.
— Он пошел туда, тот наездник. С утра они не принимают гостей, а его сразу впустили. Ну я решил, что они его знают, раз принимают с распростертыми объятьями и проверил конюшню. Никаких лошадей, одни упряжные к их повозке. Иду тогда во второе место. Точно, гнедой тут. Только слышу я, внутри шевелятся, ну я и убрался подальше.
— И потом?
— Потом я пришел обратно, ночью, совсем поздно, и видел: какой-то тип уехал на гнедом, потихоньку так, потихоньку. Я знаю, как выглядят воры. Этот был вор.
— Узнаешь его, если встретишь?
— Н-нет. Не думаю. Он так сгорбился в седле, что и рост не определишь.
Борден Чантри открыл дверь камеры, шагнул наружу и закрыл дверь за собой.
— Не торопись с кофе, Бака, и пошевели мозгами. Ты умеешь читать следы. Помоги мне, и я помогу тебе.
Он вышел на улицу и встал там, надвинув шляпу на глаза, чтобы защитить их от яркого солнца. По дороге медленно ехал фургон, пес Джонсона лениво поднялся и потащился прочь, уступая место.
«Подытожим. Итак, что я узнал? Что Мэри Энн Хейли встречалась с убитым. Приняла его — или кто-то еще принял — как друга».
Чантри покачал головой. Это никак не вяжется с тем, что уже известно, или с тем, что можно предположить о жертве. Какое у него могло быть дело к женщине вроде Мэри Энн? К тому же рано утром, когда принимать посетителей у них не в обычае?
Попробовал собрать все вместе — не выходит.
— Аховый из тебя сыщик, Борден, — сказал он себе.
В город приехал чужой человек с полным кошельком денег, по всей вероятности, золото. На следующее утро он уже был мертв. Вследствие убийства. Его лошадь вывели из города и тоже убили. Клеймо срезали.
Две вещи Чантри знал определенно. Внутренне он был уверен: преступник — местный, и не хотел, чтобы убитого им человека опознали.
Из чего следует: самое важное — это клеймо.
Он повернулся было, чтобы идти, и столкнулся с Фрэнком Харли. Тот хотел отвернуться, но Чантри вовремя его заметил.
— Фрэнк!
Фрэнк неохотно остановился. Худой, лицо хранит непреклонное выражение. А сейчас его украшал еще сильно заплывший глаз, рассеченная губа и распухшее ухо.
— Ты выглядишь так, будто попал в циркулярную пилу, — прокомментировал Чантри. — Или запутался в чьих-то кулаках.
— Если у тебя ко мне дело, говори. Или я пошел.
Чантри улыбнулся.
— Фрэнк, один шаг до того, как я тебя спрошу кое о чем, и загремишь в камеру за праздное шатание. А теперь исповедуйся. Кто подбил тебе глаз?
— Не твое дело!
— Где Боксер?
— Дома, полагаю. У него свои заботы, у меня — свои.
— Давай рассказывай, Фрэнк. Если хорошо получится, я, может, не стану тебя арестовывать за убийство.
Кожа на лице Фрэнка Харли натянулась. Быстрый взгляд влево-вправо.
— Погоди, маршал, такие разговоры могут ведь и на виселицу завести. Я ничего такого не делал, чтобы меня сажать за убийство. Ничего, слышал?
— У мертвого ободраны костяшки. Тебя кто-то бил, с первого взгляда ясно. На этом можно выстроить обвинение, Фрэнк.
— Ничего я не сделал. Отцепись от меня, слышишь? Тайм говорит…
— Можешь передать Тайму от моего имени, что или вы, парни, говорите мне все, что знаете, или я отправляю всю вашу троицу в кутузку. Она по вам давно плачет. Убитый заходил в заведение Тайма, налицо доказательства, что он дрался, ты тоже. А я всю неделю не слышал о драках. Подумай на эти темы, Фрэнк. Потом, когда будешь в разговорчивом настроении, приходи.
И отправился домой обедать.
За столом поведал жене свои заботы, перебирая детали — столько же для себя, сколько и для нее.
— Надо поговорить с Мэри Энн, — заключил.
Бесс напряглась.
— Это так необходимо, Борден? Действительно? Что этой женщине может быть известно? Конечно, он туда ходил, но разве не ясно зачем?
— Не в это время суток.
За обедом Чантри просидел долго, глядя на залитую солнцем улицу. Куда проще было на пастбищах. Собирай коров, ставь клейма, давай лекарство от мушиных личинок. Поймать конокрада, отправить за решетку пьяного, разоружить кого-нибудь — все это он еще мог. Но распутать серьезное дело? Он покачал головой.
Он не сказал Бесс только об одном. О том выстреле в него. Какой толк ее волновать. Его работа ей не нравится, как ни погляди, но что бы они делали без нее? С деньгами туго… Что сталось с деньгами чужака?
Разговор с Фрэнком Харли — переливание из пустого в порожнее. Чантри неплохо представлял себе, что произошло тогда ночью, и, хотя доказать он ничего не мог, но мог написать рапорт, используя свое знание ситуации.
— Я бы деньги поставил, — говорил он Бесс, — что Фрэнк с Боксером шли за ним, пока не добрались до какой-нибудь темной улочки, и там напали. Да только чужак знал, как защищаться, и накостылял обоим. Крепко накостылял.
— Что я хотел бы знать, это куда он шел и откуда. Думаю, Тайм заставит их это выложить. Он не вчера родился.
Человек, которому не жаль застрелить такую лошадь, сам не стоит пули. Почему же он ее застрелил? Почему не выпустил, чтобы отправлялась домой?..
…Чтобы она пришла домой и, возможно, надоумила кого-нибудь пойти по ее следу поглядеть, что такое стряслось с ее всадником. Поэтому, не иначе. Убийца не хотел, чтобы крутые парни, о которых упоминал Рирдон, явились в город. Вот он и прикончил лошадь, срезал клеймо, чтобы не определили хозяина, и навалил сверху земли, надеясь, что труп животного никогда не найдут.
Если бы с убитым поступили так же, как поступали со всеми, погибшими в пьяных драках, — как и замышлял преступник — никакого ключа к происшедшему бы не осталось.
Подхватив шляпу, Чантри направился к двери.
— Я приду к ужину, Бесс. Если понадоблюсь, я на улице;
— Или в доме у этой Хейли.
— Это входит в мои обязанности. Когда принимаешься насаждать законность, нечего ожидать, что будешь вращаться в избранном обществе. Впрочем, по тому, что говорят, она не такая плохая женщина. Может быть, она не то, что называют хорошей, но и не плохая.