Майло Тэлон
Постояв немного, он огляделся и сказал:
— Пошли.
Мы направились к коню. Потеряв много крови, Пабло ослаб и еле держался на ногах. Посадив его в седло, я взял коня под уздцы и повел.
Револьвер вакеро, закрепленный ремешком, остался в кобуре, но винтовки я не заметил.
— Она осталась на моем коне, — объяснил он. — На моем ночном коне. Он был оседлан и готов к дороге, но я не смог до него добраться.
Мы не стали возвращаться в лагерь, а повернули к холмам, направляясь к лесу. Лицо Пабло стало серым, он выглядел больным, и я понимал, как ему тяжело. Я подумывал оставить его в зарослях, спуститься вниз на равнину и найти его коня. У меня было предчувствие, что нам пригодится лишняя винтовка.
Найдя укромное место среди скал, я оставил его там, отдав ему фляжку и убедившись, что его кольт заряжен. Когда человек стреляет, потом теряет сознание, он обычно забывает, сколько раз стрелял. У него оказались три пустые камеры в барабане, которые я перезарядил.
Сделав небольшой круг, я поехал вниз, держась ближе к горам, чтобы не быть слишком отчетливой мишенью.
Добравшись до опушки, выглянул и сразу увидел внизу, в прерии, несколько пасущихся лошадей, они постепенно сбивались в табун, как делают лошади, которые немного пробежались. Вдалеке я заметил еще одну группу, подходившую вдоль ручья Мадди-Крик. Я изо всех сил старался разглядеть среди них оседланную, но мне не повезло.
Обогнув дальних лошадей, я осторожно начал сгонять их в более плотную группу.
Неожиданно прямо передо мной из оврага вышел оседланный конь и направился к остальным. Я уже стал подгонять его, когда услышал стук копыт. Быстро развернувшись, оказался лицом к лицу с двумя всадниками.
Моему появлению они удивились больше, чем я их. К тому же в руках я держал винтовку.
— Вы, ребята, часом не скотокрады?
— Скотокрады? Что ты хочешь сказать?
— Я видел, как вы гнались за чужой лошадью. А теперь едете за табуном Шелби. Вы же у Шелби не работаете.
— Мы ищем мексиканца, — заявил худощавый всадник, на вид опытный ковбой и тертый калач.
— Не ищите его, — посоветовал я. — Возвращайтесь восвояси. У этого вакеро много друзей, которые не оставят его в беде.
— Мне наплевать на его друзей. Где он?
— Я один из его друзей.
Он посмотрел на меня с презрением.
— Мне на это тоже наплевать.
Я улыбнулся.
— Ай-ай-ай! Какие мы большие и крутые! Держу пари, ты пугал классных дам, когда ходил в школу. О, извини! — изобразил я страшное сожаление на своей физиономии. — Совсем забыл. Ты же не ходил в школу.
— Кто сказал, что я не ходил в школу? — воинственно воскликнул «скелет». — Я ходил!
— А я думал, не ходил, — прикидываясь простаком, протянул я. — Но в конце концов, и школы бывают плохими.
Он уставился на меня.
— Прикидываешься! Ерничаешь! Работаешь под дурачка!
— Тут, ребята, преимущество за вами.
Я держал обоих в поле зрения. Но рядом могли быть и другие.
— Вы из тех скотокрадов, что распугали лошадей Шелби?
— Скотокрады? Кого ты называешь скотокрадами? Мы ищем этого проклятого мексиканца, вот и все!
— Не похоже. Вы говорите, что ищете спокойного, миролюбивого человека, который никого не трогает и пасет табун Шелби. Кстати, Шелби едет сюда, и я опишу ему клеймо ваших лошадей, пусть узнает, на кого вы работаете. Если вы слышали о Шелби, то должны знать, что он тут же погонится за вами с веревкой наготове. Когда в последний раз пытались украсть у него скот, он повесил троих — запросто, аккуратненько, рядком. Он будет рад повторить и для вас свой спектакль, ребята.
Второй ковбой нервничал все больше.
— Уолли! Поехали отсюда, — позвал он, потом обратился ко мне: — Мы не трогали лошадей Шелби. Мы только ищем пастуха.
— Который работает на Шелби, — закончил я его фразу. — Давайте ищите поскорее, пока на вас не надели веревочный галстук.
— Ты мне не нравишься, — все больше распалялся Уолли. — У меня есть желание…
— Тебе лучше заиметь другое желание, покрепче этого, — оборвал я, — потому что ты мне тоже не нравишься.
Пора было возвращаться к Пабло, но я не смел уехать, опасаясь, что эти двое выследят меня. И я собирался забрать коня Пабло.
— Кто ты вообще такой? — Уолли откровенно нарывался на неприятности. — Я бы…
— В любое время, — отрезал я.
Ему очень хотелось сделать глупость, он смерил меня взглядом, посмотрел на винчестер, облизал губы и опять уставился на меня. Он почти что рассказал мне все свои желания. У него просто чесались руки, ему не терпелось выхватить револьвер и выстрелить, но он сомневался, сумеет ли сделать это быстрее, чем я нажму на спуск. Каждый, кто хоть немного соображал, должен был бы догадаться, что шансов у него нет, ибо когда человек в такой обстановке жаждет продемонстрировать, что он достаточно крутой, то он определенно не в своем уме.
Я не сводил глаз с Уолли, одновременно продолжал наблюдать и за другим.
— Послушай, ты, в голубой рубашке, — окликнул я парня. — Ты с ним? Или хочешь жить?
— Я ищу мексиканца, — ответил он, — делаю то, за чем меня послали, вот и все. Уолли! Брось, поехали.
— Поезжай, — прорычал Уолли. Потом, все еще воображая себя достаточно крутым, вроде как передумал. — Ладно, я с тобой.
Уолли начал разворачивать лошадь и в этот момент выхватил револьвер. Ганфайтером он оказался средним, но сказать ему об этом я не успел, потому что в следующую секунду мой противник стал трупом.
Он полностью выхватил револьвер, и его лицо уже выражало победу. Сейчас он мне покажет! Сейчас он покажет этому…
Удар пули 44-го калибра не выбил его из седла, но просверлил насквозь. Он выронил револьвер, ухватился за луку седла, так и сидел, держась за нее, с белеющим лицом, не отрывая от меня удивленного взгляда.
— Мне жаль, Уолли. Тебе следовало уехать.
— Я… я думал… — Он мешком упал вперед и свалился с седла. Одна его нога застряла в стремени. Лошадь шарахнулась и пошла вперед, но я успел схватить ее за поводья.
— Отвези его домой, — посоветовал я второму. — И выбери себе напарника поспокойней. Дольше проживешь.
— Не могу поверить, — прошептал тот.
Направляя жеребца так, чтобы видеть ковбоя в голубой рубашке, я поймал коня Пабло, сбил в кучу остальных и поскакал к холмам. Выстрел мог привлечь внимание других, а мне не хотелось еще раз испытывать судьбу.
Уолли принадлежал к числу тех, кто считал себя крутым, но не знал, что крутость свою нужно доказывать. А первый крутой разговор — лишь первый шаг на долгом или коротком, избранном им жизненном пути, но всегда неизбежном пути ногами вперед к безымянной могиле.
О таких событиях я не любил вспоминать. Лучше смотреть, как бегут лошади по залитой солнцем траве.
Пабло меня поджидал. Он посмотрел на своего коня, потом на табун.
— Сосчитай, — сказал я. — Не знаю, всех ли собрал.
— Стрелял? — спросил он.
Я кивнул.
— Погиб ковбой по имени Уолли. Судя по отпечаткам копыт, он был среди тех, кто напал на тебя вчера. — Я спрыгнул с седла. — У второго хватило здравого смысла уехать.
Глава 13
Единственное, что мне хотелось сделать, — это как можно скорее убраться отсюда. Только что прогремевший выстрел мог привести к нам чужих людей, жаждущих отомстить за убитого, а я никогда не поднимал оружие, если мог избежать перестрелки. Кроме того, у меня была работа.
Пабло ослаб. Он нуждался в отдыхе и заботе. Если Энн все еще жила в Фишерс-Хоул, она помогла бы ему; поэтому, посадив Пабло в седло, я направился по каньону Глисон в сторону Сент-Чарльз-Ривер.
Взглянув на Пабло, любой сказал бы, что он не в состоянии ехать верхом. Со своей точки зрения, конечно, он был бы прав, но жители прерий и гор привычны к тяжелым испытаниям. Врачи редко появлялись в нашей глухомани, и мы обходились тем, что знали и что имели под рукой. Не всех такая практика спасала, но в большинстве своем мы выживали. Мне кажется, чем больше врачебной помощи, тем больше в ней нуждаешься.