Сэкетт

Думаю, любой человек со стороны мог бы сказать, что, дескать, не мое это дело, что мой первейший долг — вытащить отсюда Эйндж, да и самому выбраться. И шансы на это у нас в лучшем случае половина на половину — я бы даже сказал, что меньше, чем половина.
А Малыш прибыл сюда с людьми, которые намеревались меня ограбить, возможно и убить. Да он еще раньше пытался затеять со мной драку. Когда-нибудь кому-нибудь придется пристрелить его, как пить дать.
Но если бросить его тут, он умрет от холода раньше, чем начнет голодать. Тут уж никаких или — или. И ни один поганец из этой жаждущей золота банды и пальцем не шевельнет, чтобы ему помочь.
Я взял топор и пошел вниз, к деревьям. Луна уже зашла, но близился день. Я порыскал в зарослях молодого подроста, в рощице, которая вытянулась после того, как оползень снес старые деревья, и нашел густой осинник — то что надо. Вырубил два тонких деревца футов по восемь длиной.
Обрубил веточки, отнес жердочки в пещеру, а потом взял топор и стесал с одной стороны. Топор у меня острый, а дома, в Теннесси, мне тыщу раз приходилось распускать жерди на половинники для заборов, уж я-то знал, как расколоть вдоль молодой стволик. На конце, с плоской стороны, я сделал скос и слегка вывел его по кривой кверху.
Из кучи хвороста, набранного на топку еще Эйндж и ее дедом, я выбрал подходящие палки и вырубил несколько поперечин, потом сделал в жердях по четыре зарубки и подогнал к ним поперечины по размеру.
— Что это вы мастерите?
— Сиди спокойно. Я ведь тебя не смогу вынести отсюда на спине, так я делаю тоббоган… санки, вот такие.
— Вы меня заберете отсюда?
Голос звучал здорово недоверчиво. Похоже, Малыш никак не ожидал с моей стороны ничего хорошего.
— Не могу я оставить тебя тут лежать и замерзать, — сказал я ему сердито. — Лежи себе спокойно и молчи. Если мы отсюда выберемся, ты тоже будешь с нами… только сильно не надейся. Уж больно у нас самих шансы убогие.
Несколько минут, пока я привязывал крестовины к жердям ремешками, Малыш Ньютон помалкивал — нечего ему было сказать. Наконец чуть зашевелился, умащивая ногу поудобнее.
— Сэкетт, лучше вам с этой девушкой вдвоем уходить. Я хочу сказать, про меня не думайте. Черт побери, я ведь собирался вас убить, еще тогда.
— Малыш, ты бы даже не успел вытащить пушку из кобуры. Я не ищу приключений, но я еще молочные зубы точил об шестизарядник.
— У вас может получиться, вдвоем. А меня вы ни по какой тропе не протащите на этих салазках.
— А мы и не пойдем ни по какой тропе. — Я присел на корточки. — Малыш, если ты выберешься из этой истории живьем, так уж точно сможешь рассказывать людям, как по воздуху летал и через горы прыгал, потому что как раз этим мы и собираемся заняться.
Малыш Ньютон мне не поверил. И вполне резонно. Да я сам бы не поверил, если бы мне кто другой сказал. Ни один человек в здравом уме не пустился бы на такое отчаянное дело, как я задумал.
Те немногие тропы, по которым мы забрались в горы, сейчас на добрую дюжину футов засыпаны снегом. А я задумал перевалить через хребет и спуститься по крутому склону горы прямо в лагерь.
Безумие? Это уж точно… но только желоб водостока сейчас полностью забит снегом и льдом, верхняя долина полна до краев, а что до других троп, тех, по которым пришли сюда Эйндж и ее дед, Хуан Моралес … там перевалы тоже закупорены снегом.
Сюда мы все приехали на лошадях, но ни одна лошадь не смогла бы сейчас выбраться отсюда. Местами снег может выдержать вес человека, но уж никак не вес человека и лошади. Мы обязаны попытаться, деваться нам некуда, но риск такой, что и подумать страшно.
Одно дело — ехать по незнакомой местности на лошади, и совсем другое — идти пешком. На это времени уйдет раза в два, а то и в три больше. Банда, что осталась там наверху, рассчитывала по-быстрому приехать сюда, хватануть золота и сразу же возвращаться обратно…
— Что вы имеете в виду? — Малыш смотрел на меня так, словно боялся, что понял все правильно.
Я прервал на минуту свою работу и показал рукой на гору напротив.
— Та гора, что над нами, она еще повыше, вот через нее мы и двинем.
Теперь он понял, что я начисто рехнулся. Один-единственный человек собирается на руках перетащить через такую гору девушку и раненого!
Небо над головой только начинало сереть, когда мы тронулись оттуда; я тащил за собой эти грубые санки. Склон осыпи был крутой, но теперь, когда его покрыло снегом, подниматься стало легче, потому что камни не сыпались из-под ног. И все равно, пришлось помучиться и попотеть, пока мы добрались до основания камина.
Эйндж поглядела на него снизу вверх, потом повернулась ко мне, ошарашенная — рот у нее раскрылся, а глаза стали вот такие здоровенные.
— Телл, — прошептала она, — вы не сможете. Это просто невозможно.
По правде говоря, я и сам не очень-то верил. Гора эта высокая, и подъем получится будь здоров. Я закинул винтовку за спину, повесил моток веревки на пояс и сказал Эйндж, чтоб не робела.
Малыш Ньютон лежал, привязанный к санкам, и смотрел на меня снизу вверх.
— Вы решили бросить меня, Сэкетт? Я вас не виню. Вам наверх не выбраться, если вы не научились летать.
Я крепко привязал веревку к передку санок и приготовил их к подъему. Веревку я обвел вокруг обоих полозьев, а потом уж завязал свободный конец на основной веревке, так что санки повиснут ровно, когда я начну тянуть.
Я пошел первым, вырубая кое-где ступеньки во льду, а кое-где находил старые, по которым я взбирался, когда еще не было льда. Наконец вскарабкался наверх, перевел дух и повел Эйндж.
Она была маленькая, но, когда до дела дошло, оказалась здорово гибкая и сильная, и взобралась по этому камину, пожалуй, легче, чем я.
Я правильно запомнил, старая, скрюченная щетинистая сосенка росла прямо над камином, глубоко запустив корни в расщелины скалы. Я один раз обвел веревку вокруг ствола, поглубже зарылся каблуками в снег и начал выбирать веревку, перехватывая руками. Я уже говорил, я мужик крупный, на плечах и руках у меня хватает мяса, но когда я почувствовал на веревке полный вес, то понял сразу, что дело плохо.
Оторвать его от земли — это было только полдела. Ему надо было страховаться руками, чтобы не биться о скалу. Разок-другой я чувствовал по натяжению веревки, как он помогает мне — когда находил, за что схватиться руками.
Эйндж стояла рядом со мной и выбирала свободный конец веревки, обнесенный вокруг дерева, так чтобы не обронить груз полностью, если я не удержу. Руки у меня сводило, я подумал, что никогда уже не смогу разогнуть пальцы и выпустить эту проклятую веревку. Но я продолжал тащить.
Остановился передохнуть — а Малыш висел там, как индейский младенец, привязанный к доске. Я кинул взгляд через каньон, на ту сторону.
Кто-то спускался по тропе. Далеко ли? Ну, может, с четверть мили, около того. Их было всего четверо, и самый задний едва тащился.
Один из них вскинул винтовку, и до нас донесся звук выстрела. Не знаю уж, что сталось с этой пулей, вблизи нас она не пролетала, и удара в камень я не слышал. Стрелять на таком расстоянии, через каньон, когда цель выше тебя, — это хитрая штука. Да что там говорить, я сам промахивался несколько раз в похожих случаях.
Крепко упираясь ногами, я держал веревку. Руки ныли, не хватало дыхания. Эти высокие хребты выбивают из человека дыхалку, будьте уверены. Но я подтащил его на несколько футов выше, похлопал руками друг о друга, чтобы чуток разогреть их, и снова взялся за дело.
Смотреть на ту сторону каньона времени не было. Единственное, на что было время, — это тащить. Подтянуть, еще подтянуть… перевести дух — и снова тянуть.
Потом санки зацепились за что-то и застряли.
— Эйндж, — сказал я, выпрямляясь, — я спускаюсь вниз. Когда отцеплю санки, я их придержу, а вы обмотайте веревку вокруг сосны, сколько сможете.
— Телл?..
Я повернулся и глянул на нее. Она смотрела прямо мне в глаза.