Железный маршал

— А ты хитрый малый, умеешь подлизаться. — Он достал из кармана клочок бумаги и написал на нем несколько слов. — Тут название улицы и номер дома. Спросишь Клэнси. Скажешь, что тебя послал Моррисси.
— И моего друга тоже возьмут?
Моррисси хотел было что-то сказать, но Ричард Пендлтон прервал его:
— Нет, спасибо. За меня беспокоиться не надо. Мне есть куда пойти, к тому же меня встречают.
Моррисси ушел. Мальчики поглядели друг на друга. Шанаги был темноволос, крепко сложен, с голубыми глазами и россыпью веснушек на носу и щеках. Пендлтон — немного повыше, сухощав, со светло-каштановыми волосами.
— Спасибо. — Том протянул руку. — Хорошо дерешься и здорово мне помог сегодня, иначе мне досталось бы.
— Это мистер Моррисси нас выручил. Ты заметил? Мальчишки его боятся — только появился, и они разбежались.
— Он сильный.
— Больше, чем сильный. По-моему, нам встретился Джон Моррисси — боксер и игрок.
— Никогда о нем не слышал.
— Мне о нем рассказывал отец, да и не только он. Моррисси — чемпион в тяжелом весе в кулачных боях.
Мальчики пожали друг другу руки и разошлись. Том отправился искать работу.
Он подошел к ресторану, который одновременно служил салуном, и справился, где найти Клэнси.
— Вон, у двери, но разговаривай с ним повежливей, он сегодня в плохом настроении.
Мальчик пересек зал и встал перед Клэнси.
— Меня зовут Том Шанаги. Я хочу получить работу.
— Ты хочешь получить работу? Проваливай, парень. У меня нет ни работы, ни времени для разговоров с уличным отребьем.
— Мистер Моррисси сказал, чтобы я вам передал вот это. — Том протянул Клэнси клочок бумаги. Стоящий рядом с хозяином высокий худой человек заглянул в записку.
— Ты знаком с Моррисси?
— Знаком.
— Клэнси, не спорь с парнишкой. Это каракули старика Моррисси. Никто не пишет хуже, чем он. У тебя нет выбора.
— Ладно, помогай! — раздраженно бросил Клэнси, резко повернулся и ушел.
Высокий улыбнулся:
— Все в порядке, малыш. Клэнси не любит, когда ему диктуют, что надо делать, и меньше всего, когда приказывает старик Моррисси. Тем не менее работа у тебя будет. — Будто что-то вспомнив, он добавил: — Я его партнер… Генри Локлин. Иди на кухню и начинай мыть тарелки, убери мусор. Работы в ресторане полно, и не беспокойся насчет Клэнси. Он не такой злой, как кажется.
Так началась его жизнь в Нью-Йорке. Том мыл тарелки, подметал полы, чистил картошку и выполнял мелкие поручения.
Через неделю возле него остановился Генри Локлин:
— Ты неплохой парень и хорошо работаешь. Как я понимаю, тебе уже приходилось трудиться?
— Да… Мой отец был кузнецом, сэр. Мы вместе подковывали лошадей всех благородных господ в округе, иногда мне даже разрешали выступать на скачках.
Локлин с удивлением посмотрел на него:
— Ты выступал на скачках?
— Да, на скачках простых и с препятствиями, и в стипль-чезе. Первый раз я участвовал в соревнованиях, когда мне исполнилось девять лет. А всего я выступал одиннадцать раз, сэр.
— Ирландские лошади породистые.
— Лучшие в мире, сэр. Самые лучшие.
— А может, и выигрывал?
— Три раза, сэр, и семь раз занимал призовые места.
— Ты слишком маленький для рослых ирландских лошадей.
— Я сильный, мистер Локлин. Помогал отцу, да и сам не раз подковывал лошадей.
Локлин кивнул:
— Как-нибудь загляни к Маккарти. У него кузница, и ему нужен помощник.
Маккарти оказался приятным стариком и хорошим кузнецом. Шанаги сразу же оценил его мастерство и с удовольствием наблюдал, как он орудует у горна. Его отец тоже был хорошим кузнецом, иначе ему не разрешили бы подковывать господских скакунов, но Маккарти не уступал ему.
— Если собираешься жить достойно, должен стремиться стать лучшим, — любил повторять Маккарти и дальше развивал свою мысль: — В Нью-Йорке полно кузнецов и больше двухсот тысяч лошадей. Двести тысяч! Почти в любом квартале Манхэттена есть конюшня. Задумайся-ка над этим! Каждая лошадь дает двадцать пять — двадцать шесть фунтов навоза в день. Понимаешь, к чему я клоню? Придет время, когда в городе не потерпят ни конюшен, ни лошадей. Вот увидишь!
— А как же без них обойдутся?
— Что-нибудь придумают. Может, паровые кареты или повозки.
— Ну а что будет с вами?
— А-а. В Манхэттене три-четыре тысячи кузнецов, и все утверждают, что умеют ставить подковы, но, когда настанут трудные времена, лошадей будут доверять только лучшим. Вот и суди сам, как важно высоко держать марку. — Он пристально посмотрел на Тома. — Твой отец был кузнецом? Что с ним случилось?
— Уехал с солдатами в Индию, а потом пропал без вести после атаки. Все решили, что он погиб. В тот день многие погибли, наверное, и он тоже. В жаркую погоду трупы для опознания долго не держат.
— Да, это война. Уходит на нее много людей, возвращается мало, а что случается с некоторыми, никто не знает. — Маккарти похлопал Тома по плечу. — А чего ты хочешь добиться в жизни? Быть официантом в салуне? Разве тебе это нужно, парень? Лучше займись ремеслом своего отца и поезжай на Запад.
— На Запад? А где он?
— За нами лежат обширные земли. Запад — далекая, прекрасная страна. Там, говорят, полно золота, серебра и всякой всячины. В основном свободные пастбища: захотел — бери.
— И дикари.
— Да, там есть дикари. Но и в городе тоже немало дикарей. — Старик помолчал, держа в руке молот. — Город жесток и беспощаден. Тебе придется много и тяжело работать. В большинстве своем здесь живут никчемные женщины, а среди мужчин ужас сколько воров, бандитов, шулеров и другого отребья. Это не то место, которое я выбрал бы для собственного сына.
— У меня же ничего нет. Кроме того, за мной здесь присматривает мистер Моррисси.
— Да… когда он в настроении и когда достаточно трезв. Пойми меня правильно, я не против старика Джона, но он слишком жестокий, пробивал себе дорогу в жизни кулаками и головой и сейчас ходит среди богатых. Некоторые из них смеются над ним за его спиной, но только за спиной. Они его боятся. Когда подходит время выборов, он может собрать все голоса, которые пожелает. А что, — добавил кузнец серьезно, — говорят, даже мертвые оживают и голосуют, когда он им приказывает. И это правда, потому что в избирательных списках встречаются имена тех, кто скончался вот уже три года назад. Однако они все же голосуют!
Том засмеялся, качая головой.
— Он хитрец!
Маккарти сплюнул.
— Да, но нельзя ничего хорошего добиться обманом. Держись прямой тропы, и ты уедешь дальше. Будешь чувствовать себя уверенно и не беспокоиться каждый день, что могут открыться твои грешки. Лжецы обманывают всех, обманут и тебя. Ради своей выгоды продадут с потрохами. Если живешь среди таких, не доверяй ни одному человеку, а в особенности не доверяй женщинам.
Мальчишка пожал плечами. Кто такой Маккарти, чтобы вести подобные разговоры? Он работает в кузнице, которая ему не принадлежит. У Моррисси есть салун, ресторан и Бог знает что еще. Люди уступают ему дорогу и разговаривают с ним уважительно.
Он вспомнил, что его мать говорила совсем как Маккарти, но что она понимала? Пока не попала на пароход, мать не выезжала дальше трех миль от родной деревни. Эта прекрасная, честная женщина не имела представления о настоящей жизни.
Шанаги вспоминал детство, пока разбивал лагерь. Он отнес одеяла под деревья в самую глубокую тень. Ему хотелось бы лечь спать у огня, однако он решил не искушать судьбу. В Нью-Йорке иногда говорили о Западе, об индейцах, и он знал, что индейцы — великолепные охотники. Попасться им ночью он не имел желания.
Развернув одеяла, Том обнаружил в скатке разобранное ружье. Там же лежал чехол, набитый патронами. Он собрал ружье и зарядил.
Лежа на спине, заложив руки под голову, Том слушал шелест листвы и смотрел, как медленно потухает огонь костра. Сегодня в первый раз за долгое время его мысли вернулись в Ирландию.
В той зеленой, прекрасной стране жилось хорошо. Голодно после того, как уехал отец, но хорошо. Сперва отец присылал немного денег, потом все кончилось, он пропал без вести.