УЛУЧШАЕМ ПАМЯТЬ – В ЛЮБОМ ВОЗРАСТЕ

Средний пласт содержит «пассивный» материал, к которому мы обращаемся реже. Чтобы извлечь отсюда информацию, приходится прибегать к вспомогательным ассоциациям (в том числе к мнемоническим приемам). Этот второй пласт мне представляется зоной ржавого цвета, более тихой, где наши воспоминания, как бы покрытые ржавчиной, отлеживаются в покое. С возрастом, по мере снижения жизненной активности, этот второй пласт увеличивается за счет уменьшения первого. Именно в этом втором слое хранятся некогда выученные иностранные языки, которые мы редко используем. Я помню, сколько неловкости ощущала в первые дни моей стажировки во Франции, на моей родине. Иные слова мне приходили на ум по-английски, и при разговоре не хватало времени, чтобы их перевести. Множество раз я запиналась на словах вроде «to focus» (сосредоточиваться, по-французски – se concentrer, fixer), французское звучание которых непохоже на английское, и поэтому труднопереводимых при быстрой речи, хотя я специально готовилась к употреблению этих «каверзных» слов. Французский язык, которым я уже не пользовалась систематически в США, отошел на второй план и был замещен английским, особенно в очень специфической области моей работы. Но поскольку я понимала, в чем причины возникавших при переводе трудностей, я не стала понапрасну бранить себя. Вместо того чтобы мучиться угрызениями совести, я терпеливо ждала, пока все нужные знания перейдут из ржавой области в голубую, что в конце концов и произошло под влиянием нового окружения и в результате повторной проработки и частого использования различных французских терминов.
Самый нижний пласт примыкает к области бессознательного. Мне он представляется серым, как некая зона неведомого. Это, возможно, наибольший из всех трех пластов – ведь каждый из нас регистрирует в уме миллионы впечатлений со дня своего рождения.
Психоаналитики утверждают, что в результате активного процесса, называемого подавлением, в эту серую зону переходят следы неприятных переживаний. Вот почему в памяти иногда блокируются воспоминания о травмирующих ситуациях (агрессия, насилие и т.п.). Они, однако, в большинстве своем не подавляются полностью, а только вытесняются в серую зону, чтобы освободить место для других воспоминаний, в данное время более актуальных и потому помещаемых ближе к уровню сознания. С возрастом, когда настоящее уже не так волнует, гораздо больше внимания уделяется ассоциациям, связанным с прошлым. Когда перестают смотреть вперед, смотрят назад. Вот почему пожилые люди часто лучше помнят события или впечатления двадцатилетней давности, чем то, что они ели сегодня на завтрак. (Тем не менее, если они ели что-нибудь необычное вроде, например, черной икры, можно биться об заклад, что они это запомнят!)
Воспоминания далекого прошлого как бы ожидают того, чтобы их, словно Спящую красавицу Шарля Перро, разбудила сильная эмоция. Нам, как в театре, нужен суфлер, который напоминал бы нашему сознанию о давних событиях. Чаще всего таким суфлером бывает какое-нибудь чувственное восприятие, влекущее за србой последовательность образов, слов и ощущений, запечатленных в памяти в давно прошедшие дни. Такое извлечение происходит по принципу «стимул – ответ», описанному в начале этой главы. Это то, что называют непроизвольным вспоминанием, так как восприятие-стимул воздействует неожиданно для нас самих.
Примеров непроизвольного вспоминания предостаточно как в жизни, так и в литературе. В «Поиске потерянного времени» Марселя Пруста мы находим классический пример такой реминисценции. Автор обмакнул кусочек бисквита в чашку чая, и в момент, когда смоченный кусочек коснулся его нёба, он испытал нечто необычное: настоящее со всей его скучной угрюмостью исчезло, а его самого переполнило радостное чувство. Напрягши внимание, он ждал, пытаясь понять причину происшедшей перемены. «Вдруг в моем уме всплыла давняя картина. Вкус этот был тот же самый, что и у маленького кусочка бисквита, которым по воскресным утрам в Комбрее... угощала меня моя тетка Леони, после того как она обмакивала его в свой настоенный на травах чай». Связанное в глубинах памяти со своим первоначальным контекстом, это ощущение потянуло за собой цепочку образов счастливого детства. «Весь Комбрей и его окрестности, все, что имеет внешний вид и твердость, сады и города, выплеснулись из моей чашки чая».
Заметим, что у Марселя Пруста хватило терпения подождать несколько секунд, пока мозг восстановит всю цепь многообразных воспоминаний. Вместо того чтобы остановиться на одном лишь образе своей тетки, автор облегчил дальнейшую работу памяти, сосредоточившись на вкусовом ощущении и удовольствии, которое оно доставляло. Полнота осознания сыграла здесь решающую роль – благодаря ей для «проявления» следов памяти было достаточно времени. В таких случаях важна также готовность безмятежно погружаться в прошлое: беспокойство может блокировать мозговые сети связей и затруднять извлечение информации.
При желании вспомнить побольше деталей свободно отдавайтесь пробуждающимся чувствам – и воспоминания будут последовательно всплывать перед вашим взором. Как вы узнаете из последующих глав, в процессах записи и извлечения воспоминаний активное участие может принимать и ваше сознание. Пробужденное сознание – прекрасный помощник памяти, и к тому же оно дает более глубокое удовлетворение от контактов с окружающим вас миром.
 
ПАМЯТЬ НЕСОВЕРШЕННА
Никто не может сказать, совершенна природа или нет. Ведь для этого нужно охватить такой объем знаний, что невозможно быть уверенным в их полноте и точности. Очевидно, что не все «идет наилучшим образом в этом лучшем из возможных миров», как в свое время полагал вольтеровский Кандид. Философия, религия и наука учат нас, однако, что несовершенства природы (например, землетрясения или эпидемии) тоже играют определенную роль в устройстве Вселенной. Это относится и к системе памяти. Ее кажущийся недостаток – склонность к забыванию – имеет свой смысл и в конечном счете делает нас более счастливыми, ибо память в первую очередь обслуживает потребности текущего момента. Мы лучше помним важное и приятное для нас и легко забываем все остальное, включая неприятные события. Иногда забываем нечто для нас действительно важное, и это может привести к трагическим последствиям – например, если мы забудем выключить газ. Весь вопрос в следующем: храним ли мы в памяти вообще все события, которые с нами произошли, или же только наиболее яркие, как хорошие, так и плохие? В последние годы механизмы хранения и в памяти и забывания интенсивно изучались в надежде понять, как происходят несчастные случаи и почему показания свидетелей столь ненадежны. По мнению Элизабет Лофтус, воспоминания предварительно сортируются в мозгу и впоследствии сохраняются лишь те из них, которые подверглись надлежащей обработке в долговременной памяти. На рис. 2.1 схематически показана возможная судьба информации в мозгу. Получаемая из внешнего мира информация поступает в кратковременную память, где может сохраняться благодаря повторению, а затем передается в долговременную память или же совсем забывается. В процессе передачи на длительное хранение информация подвергается обработке, которая состоит в ее упорядочивании – сложном структурировании при участии всей нашей личности.
Недавние исследования показали, что следы памяти постоянно претерпевают изменения: действительность искажается, мы ее «подправляем» при каждом повторном вспоминании. Лофтус объясняет, почему память может нас обманывать: «Дело в том, что мы очень часто не видим вещи такими, каковы они на самом деле. Даже если мы довольно точно фиксируем в памяти события прошлого, образовавшиеся следы не остаются неизменными – они подвержены посторонним влияниям, которые приводят к их искажению. Даже у обладателей самой блестящей памяти ее следы весьма пластичны». В одной из песен Мориса Шевалье говорится о разногласии, возникшем у парочки влюбленных из-за того, что они каждый по-своему и очень по-разному вспоминают прошлое. Он романтичен, она вполне земная, но была ли луна в ту ночь?.. Мы этого никогда не узнаем. Наш мозг фильтрует и отбирает переживаемые нами события с помощью малопонятного нам механизма, управляемого подсознанием. Выбор запоминаемых вещей зависит от нашего настроения, места пребывания, момента времени, культурных традиций и других факторов. Будучи совершенно уверены в своей правоте, мы может помнить какое-то событие совсем не так, как его помнят наши друзья. Вот почему показания свидетелей часто имеют так мало ценности. Мы видим лишь часть картины, обычно ту, которую желаем видеть. Хорошей иллюстрацией может служить история Рашомона в фильме Куросавы. У каждого из его героев есть своя версия одного и того же события, и в конце концов зритель приходит к выводу: узнать, что же произошло на самом деле, невозможно. Ввиду столь ограниченной надежности памяти нам не следовало бы чересчур уверенно заявлять, что хорошо помним что-то. Если, однако, мы запоминаем ход событий сознательно и методично, у нас намного больше шансов сохранить более объективную картину. Например, можно специально обучать полицейских фиксировать свое внимание на каких-то специфических вещах – на номерах автомашин, физических приметах людей или мест и т.п.