Гувернантка для губернатора, или История Светы Черновой, родившейся под знаком Скорпиона
– Никуда она не денется, Слон, – крикнул в темноту коридора Пантелей. – Адреса всех сотрудников у нас есть. Если на неделе не найдем Ступу и бабки, потрясем его работяг, а эту возьмем с собой. Не может быть, чтобы директорская подстилка ничего не знала. Все ты, красивая, знаешь. И где Ступа прячется, и где его бабульки зарыты. Не у тебя ли под юбкой?.. Чего ты дергаешься?! Не трону! Сегодня у нас санитарный день. Поедешь с нами в баньку? А? Спинку тебе потрем, попарим… Запомни, меня зовут Пантелей. Еще увидимся…
Отчего я не внушаю мужчинам доверия, а внушаю им что-то другое? Загадка!
А контора моя между тем накрылась. Солоха накаркала. Да что контора? Как бы мне самой не накрыться банным тазиком! Нет, господа, так жить нельзя!
…Вечером дрожащей рукой я набирала рабочий телефон Наташки Солохиной.
Парад зверей продолжается
Это было похоже на рекламный ролик или американский сериал, где действующие лица разговаривают друг с другом исключительно на тренажерах или в массажном кабинете.
Госпожа Поливанова лежала на животе в открытом купальнике, зачем-то выкатив для обзора свою грудь. Над ней колдовала массажистка. Я сидела на табуретке напротив и смотрела, как в ритм толчкам и нажимам качается голова моей будущей хозяйки, и тоже кивала ей, когда чувствовала, что пора отбивать такт вежливости.
– В ваши обязанности не входит стирка, готовка, закупка вещей и продуктов, – инструктировала меня разомлевшая уже госпожа Поливанова, таким образом борясь с приступами дремоты. – Вы должны заниматься исключительно ребенком… Катя, здесь что-то такое тянет. Ниже. Под правой лопаткой. Да-да!.. Исключительно ребенком. Для всего остального есть специальные люди. У вас высшее гуманитарное образование?
Да, я закончила филфак.
– Кто вы по гороскопу?
– Скорпион.
– А по восточному?
– Дракон.
– Дракон… А я – Лошадь…
Поливанова задумалась. Вспоминала, должно быть, зодиакальные характеристики моего знака. Где же ваш семейный астролог? Как же так?! На массаж – и без астролога!
– А у вас есть опыт работы с детьми? Иногда по дороге домой, проходя через сквер, я видела, как дети играют в песочнице, тюкая друг друга по головам пластмассовыми совочками. Но решила правдоподобно соврать:
– У меня была школьная практика на четвертом курсе.
Должна признаться, что моя тетка Маргаритка работала инспектором РОНО. Сами понимаете – где находится эта школа, которая дала мне положительную характеристику и поставила отличную оценку, я даже не представляю.
– Какими иностранными языками вы владеете? – госпожа Поливанова поморщилась.
Все-таки спина была у нее натуральная, в отличие от бюста.
– Английским и немецким свободно. Основной мой язык – английский. Немного говорю и читаю на норвежском.
– Это не понадобится, – растерянно проговорила Поливанова, видимо, вспоминая, где находится эта самая Норвегия.
Сначала мне было довольно неловко рассказывать о себе в присутствии третьего лица. Но
Поливанова относилась к массажистке как к предмету неодушевленному, к чему-то вроде фена, и скоро я тоже перестала обращать на нее всякое внимание.
– А к-кк-а-аа-уу-у-ю-ю-ю… – она хотела меня о чем-то спросить, но в этот момент начался массажный прием «рубка», и ее челюсть затряслась, как у невротика. – Катя, сегодня мне так делать не надо…
Я чувствовала, что готовится какой-то коварный вопрос, и не ошиблась.
– Вы читали бестселлер этого года – роман Зюскинда «Парфюмер»? – спросила госпожа Поливанова с телевизионной интонацией в голосе.
Она даже приподняла голову, не обращая внимания на свой шейный остеохондроз, чтобы лучше видеть, как я буду мямлить. «Что, куколка? – читалось в ее взгляде. – Одни мужички на уме? После университета, небось, и книжки в руках не держала?»
– Прошу прощения, но «Парфюмер» написан уже больше двадцати лет назад. Я его прочитала в журнале «Иностранная литература» еще в девяносто первом году. А недавно перечитала на немецком.
– Катя, в основании шеи что-то мне постоянно мешается, – закапризничала госпожа Поливанова, – обрати, пожалуйста, внимание на эту область. Скажите мне еще вот что. Какой метод вы применяете?
– Какой метод? – удивилась я.
– Ну, педагогический…
Во дает фармацевтическая королева! С педагогикой у меня были большие проблемы, но зато имелся опыт в ответах на разные, в том числе и глупые, вопросы. Не знаешь конкретного ответа, отвечай в общем виде, но с трепетным чувством в голосе.
– Мой метод, – сказала я, чувствуя себя кем-то вроде Макаренко или Ушинского, – это любовь к детям.
Мадам Поливанова заметно смягчилась, то ли от моих слов, то ли от массажа.
– У нас пятилетняя дочурка. Прелесть ребенок…
Мне все это так надоело, что я чуть не брякнула: «Вообще-то я предпочитаю работать с мальчиками» – но вовремя взяла себя в руки.
– Вы бы меня устроили, – уже томно выдохнула моя собеседница. – Но устроит ли вас одно из наших требований?
Я обратилась в слух, заранее про себя соглашаясь с любым требованием, кроме циничного.
– Я давно ищу гувернантку. Разговаривала уже со многими опытными профессионалками, – слово «профессионалки» ей явно что-то напомнило, и Поливанова поморщилась. – Прекрасные характеристики, по два диплома, иностранные языки… Сами понимаете, на таких выгодных условиях у меня не было бы проблем выбрать из них достойную. Но у меня самой есть особое условие… Я хочу, чтобы гувернантка моей дочери всю неделю жила у нас в доме, и только в субботу вечером могла бы быть свободной до воскресного вечера.
Делая неопределенно-задумчивое лицо, в душе я воздевала руки к небу. В моем положении, когда я так глупо вляпалась и стала козой отпущения в бандитских разборках, мне лучше всего было сесть на некоторое время в тюрьму. Но о такой тюрьме, и еще на таких сказочных для меня условиях, я могла только мечтать!
Паузу я все-таки выдержала, и со вздохом – мол, на что только не пойдешь из-за любви к детям, сказала:
– Я согласна…
Любил ли кто меня когда, как ты тогда?
В одном из кулинарных рецептов Елены Молоховец в книге «Подарок молодым хозяйкам», а именно – в примечании к изготовлению какого-то хитрого соуса – есть такие примечательные слова: «…после чего отжимки можно отдать на кухню людям». Вот и я пошла «в люди», буду питаться отжимками с барского стола и нянчить «ихнего дитятю». Прощай, мой родной уютный уголок! Моя, вернее моей тетки, однокомнатная хрущоба, доконавшая дебильным «техно» соседа снизу и регулярными потопами от соседей сверху. Я ухожу «в люди», чтобы посмотреть, наконец, как люди живут. Так сказать, изнутри. К чему надо стремиться? За что надо бороться? Я иду к вам, золотые унитазы!
У моего подъезда маячил лохматый человек неопределенного возраста в старых джинсах и выцветшей футболке с надписью God forbid!, что переводится как «Избави бог!» Именно эту фразу я и произнесла про себя, когда узнала в нем своего бывшего однокурсника и вечного поклонника Диму Волгина.
Он ходил между металлическими ограждениями газона, как тигр в клетке, и определенно сочинял что-то возвышенное. Я подошла к нему совершенно незамеченной и пропела:
– Издалека долго, приперся ты, Волгин? Приперся ты, Волгин…
Дальше я не могла придумать, но талантливый Волгин тут же подхватил, импровизируя:
– Любви преграды нет. Среди снегов талых, Среди хрущоб старых, Он словно на иголках. Где ходишь ты, Свет?
– На поэтические вопросы я отвечать не обязана, – ответила я, переходя на прозу. – Причем поешь ты, Волгин, гнусаво и фальшиво, хотя жалостливо. Попробуй начать с «По приютам я с детства скитался». И где ты нашел летом талые снега? Если в моем сердце, то там – вообще вечная мерзлота…
Волгин смотрел на меня, как преданный пес, друг – собачья мордочка, только лизаться не бросался. А мне от его щенячьей радости сразу стало откровенно скучно.