Запах Зла
– Давай просто считать, что у меня есть для этого свои причины. Тор Райдер – прекрасный человек, который совершит много добра, если выживет. – Я понимал, что так объясняют свои поступки люди, готовые совершить большое зло ради благородных целей.
В глубине души я даже не был уверен, что мои цели благородны и бескорыстны. Я и тогда понимал, как понимаю теперь, что такое решение было неправильно. Мы все дорого заплатили за него: я – угрызениями совести, Блейз – потерей друга, а Тор… Тор потерял больше нас всех – он потерял цельность… потерял себя.
С Блейз я говорил достаточно уверенно, но сам не был так уж убежден, что мой план приведет к успеху. Во-первых, я мог ошибаться насчет целительских способностей дун-магов или экс-силвы могли предпочесть смерть спасению менодианского патриарха. Во-вторых, сомнительно, чтобы они стали доверять гхемфам: они ведь видели, как эти существа подвергали мучительной смерти попавших им в когти дун-магов. Впрочем, пожалуй, возможностей погибнуть в битве безболезненно не так уж и много…
Как выяснилось, двенадцать силвов, подобно всем нам, привыкли верить в несомненную честность гхемфов и их неспособность лгать, поэтому они проявили готовность поверить в обещание. На мой взгляд, свою роль могло сыграть и то, что превращение в дун-магов лишило силвов остроты ума и способности критически оценивать ситуацию. В конце концов было достигнуто соглашение: силвы попытаются исцелить Тора, а мы с Блейз будем следить за этим, чтобы удостовериться: пленники не нанесут ему вреда своей магией. Блейз полагала, что сможет отличить целительную магию от убийственной, а я надеялся, что она не ошибается. Кроме того – и при том условии, что им удастся вылечить патриарха, – мы (Блейз, Дек, Тор и я) под охраной гхемфов должны были отправиться по Лентяйке на побережье, оставив экс-силвов на острове: так они получали шанс свободно распоряжаться собой.
Мы уже знали, что Мортред отправился именно на побережье: пленники не делали секрета из его намерений. В порту Раттиспи, расположенном в устье Лентяйки, его ждал корабль.
Мне оказалось очень трудно вынести пребывание в одной комнате с этими двенадцатью магами. Я никогда не имел дела с силвами, за исключением Флейм, и не встречался с оскверненными дун-магией невинными, пока меня не позвали к постели Джинны в Амкабрейге. Скверна в девочке вызвала у меня физическое недомогание, но оно не шло ни в какое сравнение с тем, что я испытывал теперь. Блейз часто говорила мне, что обладающие Взглядом чуют дун-магию и что она издает особое зловоние, но едва ли она представляла себе, что значило это зловоние для меня. Мне приходилось постоянно бороться с тошнотой и желанием выбежать из комнаты вон. Руки у меня тряслись, так что я все время держал их за спиной, сердце колотилось, голова болела: я даже не мог как следует думать.
Зловоние дун-магии далеко превосходило вонь дохлого селвера, разлагающегося на солнце, или переполненных выгребных ям в Лекенбрейге. Запах скорее напоминал миазмы злокачественной опухоли или запущенной болезни легких – не их воздействия на тело, а именно самой болезни. Он был просто… извращением. Такого не должно было быть в природе.
И я поспособствовал тому, что эти ходячие навозные кучи, распространяющие заразу, вышли на свободу… поспособствовал, зная, какую угрозу они собой представляют. Да, считалось, что я врач, долг которого – лечить, но какая-то часть души твердила мне, что этих мужчин и женщин я должен убить – точно так же, как должен был бы удалить опухоль или остановить распространение болезни лекарствами.
Один из экс-силвов при виде моего откровенного отвращения ухмыльнулся.
– Ну и каковы твои ощущения, пастух? – шепнул он мне в ухо. – Как тебе нравится вступать в сделку с теми, кого ты презираешь? Чем бы ни кончилось дело, ты проиграешь, а мы выиграем. – Его усмешка говорила о злобном удовольствии от моего смятения.
Я знал, что он прав, и чувствовал себя замаранным.
Дун-маги оставались с Тором в течение четырех часов. Сначала они, похоже, не были уверены в том, что им удастся его спасти, хотя все экс-силвы признавались в самоисцелениях. Каждый из них, сосредоточившись, по очереди касался живота Тора и проводил пальцем вокруг раны. Большую часть времени Тор был без сознания, только иногда начинал стонать и метаться на кухонном столе, куда его уложили. Все в комнате пропитал запах дун-магии.
Все шло гладко, хотя мне присутствие рядом с раненым давалось нелегко; ирония ситуации заключалась в том, что как раз я и предложил подобную попытку. Трудно было поверить, что зло может породить добро. Ирония была и в том, что я – убежденный сторонник научных методов – участвовал в лечении, которое, казалось, не опирается на реальность. Мой ум испытывал такие же смятение и боль, что и тело. Уж не лишился ли я рассудка?
В течение первого часа никто из нас не был уверен в том, что какие-то изменения происходят, но потом все мы заметили перемены. На лице Тора появился румянец, запах содержимого рассеченных кишок ослабел, а потом и вовсе исчез. Я его больше не чуял – даже из глубин тела. Рана на животе больше не выглядела свежей, она явно стала заживать. Конечно, от Тора разило дун-магией, и я только надеялся, что со временем эта вонь выветрится – иначе мне было бы трудно оставаться рядом с патриархом.
К тому времени, когда все закончилось, начало смеркаться, и я был так измучен, что с трудом держался на ногах. Гхемфы увели экс-силвов и заперли в одном из домов, выставив вокруг стражу. Я велел рабам приготовить еду. Тот кусок хлеба, который я съел утром еще на плоту, был теперь всего лишь воспоминанием, и оказавшись в помещении, где не воняло дун-магией, я набросился на пищу с волчьим аппетитом. На тарелке не оказалось ничего, явно похожего на мясо, так что я даже не спросил, что мне подали. Мне просто было все равно.
Мы пообещали экс-силвам, что уедем в тот же вечер, но я хотел дать Тору как можно больше времени на то, чтобы набраться сил. Он пришел в сознание, но был еще очень слаб. Рана на животе пахла хорошо, если не считать легкого запаха дун-магии, и к тому же и остальные раны как будто получили пользу от лечения. Видя такое, трудно было сохранять скептицизм.
– Что ты теперь думаешь? – тихо спросила меня Блейз. Она все время сидела рядом с Тором, держа его за руку, но вышла из комнаты следом за мной.
– Не знаю, – пожал я плечами. – У тебя больше опыта в отношении силвов. Я ведь еще недавно не верил в возможность такого исцеления, ты не забыла?
– Ты прекрасный человек, Гилфитер, – проворчала Блейз, – только ты слишком много думаешь.
Я кивнул в сторону комнаты, откуда мы только что вышли.
– Он тоже.
Блейз склонила голову к плечу и задумчиво посмотрела на меня.
– Ты что-то хочешь мне сказать… ну так говори!
– Он не простит тебя, если узнает, какую сделку мы заключили, чтобы спасти его. Он очень честный человек, Блейз. Он никогда не согласился бы на то, чтобы купить жизнь ценой свободы двенадцати дун-магов. – Тор не всегда бывал откровенен со мной, но я чувствовал, насколько он несгибаем.
– Он достаточно спокойно повернулся спиной к дун-магам и отправился на Тенкор после событий на косе Гортан. Какая тут разница?
– Теперь дело касается его лично. Поверь, ему такое не понравится. Не говори ему…
Блейз всплеснула руками.
– Великая Бездна! До чего же трудно договариваться с ханжами вроде тебя! Ладно, я ему ничего не скажу. – Она повернулась, чтобы войти в комнату, но передумала и подошла ко мне. Ухватив меня обеими руками за рубашку, она притянула меня к себе и нежно поцеловала в щеку. – На самом деле я не считаю тебя ханжой. Спасибо тебе, Кел. Я знаю, как дорого тебе все это далось.
Да ничего она не знала на самом деле… Она еще и малейшего представления не имела о цене, которую всем нам предстояло заплатить.
ГЛАВА 24
РАССКАЗЧИК – КЕЛВИН