Крестная мать
– Вы поддерживаете отношения с известными преступниками, – начал он очередную попытку, чтобы взломать ее глухую защиту.
– Какими известными преступниками, – парировала Донна, – и кому они известны?
Сильверштайн что-то пробормотал про Рокко.
– Это мой сын! – всплеснула руками она. – Вы сами об этом говорили. Неужели вы арестуете мать только за то, что она была вместе со своим собственным сыном? – в поисках благодарной аудитории Донна повернулась к его шефу, но Ханрахан прикрыл глаза, сложил на животе руки и погрузился в дремоту.
– А что можно сказать о той женщине, с которой вы были? Это же настоящая проститутка!
– Никогда раньше ее не видела, – перешла в наступление Донна, – но если это действительно так, то почему она до сих пор не в тюрьме? Вот так то вы охраняете интересы простых граждан! – ее глаза горели негодованием.
– Она уже отсидела свой срок и не один раз, – мрачно сказал полицейский.
– Тогда зачем вы продолжаете ее забирать? Неужели вам трудно забыть о прошлом и простить? – снова перехватила инициативу Донна.
Сильверштайн зашел в тупик. Он был убежден, что эта женщина была тесно связана с проституцией, пышно расцветающей во всем городе. Такой арест может составить карьеру.
– Со сколькими мужчинами в том помещении вы были знакомы? – неожиданно спросил полицейский.
– Да, как ты мог? Как только ты осмелился спросить меня об этом? – изо всех сил завопила Донна и разбудила Ханрахана, который едва не упал со стула. Потом она выудила из-за пазухи четырехдюймовое распятие, украшенное фальшивыми бриллиантами, и выставила его перед собой, словно сражаясь с нечистой силой. – Мой незабвенный супруг еще не успел остыть в своей могиле, а ты осмеливаешься делать мне такие грязные намеки! – все больше распаляясь, кричала она. – Никогда в жизни меня так не оскорбляли! – Донна плюнула в лицо полицейскому и вышла из комнаты. О'Брайен хотел было задержать ее, но шеф ленивым жестом удержал его от этого. Сильверштайн вытащил носовой платок и стал вытирать лицо. Слезы негодования застилали ему глаза.
Уже в коридоре Донна поняла, что не знает куда идти дальше. Из дальнего конца его доносились обрывки фраз, гул голосов, она направилась в эту сторону и открыла дверь.
– Вот она! – истошно закричал какой-то мужчина. Вся толпа сразу пришла в движение, засверкали фотовспышки и с десяток людей, отталкивая друг друга локтями, устремились к ней с блокнотами и ручками наперевес.
Донна подарила им всем свою самую лучшую улыбку и пожалела о том, что не додумалась привести себя в порядок еще в коридоре, но теперь уже было слишком поздно.
Вопросы посыпались на нее как горох из мешка, и разобрать что-нибудь было просто невозможно. Она вытянула перед собой руку с растопыренными пальцами.
– Пожалуйста, ребята, – снова улыбнулась она, – говорите по очереди. Ведь я всего-навсего простая домохозяйка из Нью-Джерси...
Глава седьмая
Она приказала принести ей все газеты Нью-Йорка и местную периодику, затем разложила все это на кровати. Почему в "Нью-Йорк Таймс" не напечатали ее фотографию, терялась она в догадках. Ей было хорошо известно, что это очень влиятельная газета и то место, которое отвели в углу страницы для заметки о ней, очень ее обескуражило.
Газеты Нью-Джерси разозлили Донну еще сильнее: сколько ни листала она их страницы, нигде не нашла она о себе ни строчки. Ну и черт с ними, решила она про себя, сроду больше не куплю эту дрянь.
Наконец очередь дошла до нью-йоркской бульварной прессы и Донна буквально расцвела от удовольствия. Ее фотографии приветливо улыбались с первых страниц газет! Она улыбнулась в ответ изображению и в который раз перечитала строчки набранные крупным шрифтом:
"ДРУГИЕ ФОТОГРАФИИ НА РАЗВОРОТЕ, А РЕПОРТАЖ НА СТРАНИЦЕ".
Страница 3! Вот ее настоящее место, а не на последних страницах в углу, где и читать-то никто не удосужится. Она только начала снова перечитывать заметку о себе, как в дверь тихо постучали.
Это был малыш Пако.
– Спускайся вниз или ты пропустишь Маржи в шестичасовых новостях, – торжественно объявил он. – Мы поставили в библиотеке четыре телевизора, чтобы ничего не пропустить.
– Меня это нисколько не волнует, – весело ответила Донна. Поначалу это слегка подпортило ей настроение; в тот момент она уже закончила с газетчиками и с триумфом покидала полицейский участок, как наткнулась на Маржи, стоявшую перед телекамерами. Поразмыслив, Донна успокоилась и решила, что заметку в газете увидит весь мир, а Маржи как бабочка порхнет по экрану и исчезнет навсегда.
– Но ребята говорят, что это очень важно, – настаивал малыш Пако. – Нам нужно знать, о чем она говорила.
– Хорошо, хорошо, я сейчас иду, – сказала Донна только для того, чтобы успокоить сыновей, переоделась в пурпурный бархатный халат и подвязала пояс. Когда она спустилась следом за ним в библиотеку, Рокко вместе с Рико уже сидели там и не отрывали глаз от экранов.
– Она уже такая телезвезда, что мы будем смотреть на нее по цветному телевизору? – ехидно заметила Донна, усаживаясь поудобнее в кресло, которое тут же освободил для нее Рико. На всех четырех экранах был один и тот же сюжет: в джунглях рвались бомбы, а люди стреляли из автоматов и куда-то бежали.
– О чем это все? – поинтересовалась она.
– Война, – ответил Рико.
– Какая еще война? – переспросила мать.
– Азия, – сказал старший.
– Индокитай, – уточнил Рокко.
– Вьетнам, – постарался не отстать от них малыш Пако и все три ответа прозвучали почти одновременно.
– В первый раз слышу, – созналась Донна. – Никто мне о ней не рассказывал.
Сыновья в ответ промолчали, на экранах телевизоров на вертолетах стали вывозить раненых солдат.
– Когда это закончится? – нетерпеливо спросила она.
– Что закончится? – выдохнул Рико.
– Вся эта дребедень про войну, – раздраженно бросила мать. – Я спустилась только для того, чтобы услышать, что будет говорить эта тупая дура, – ей ужасно хотелось вернуться в спальню и перечитать заметки о себе. Потом она стала решать, стоит ли показывать их Фрэнки Проволоне. Едва ли он сможет их прочитать, но там было полно фотографий, так что это было не так уж и важно.
Со всех четырех экранов ее начали умолять купить слабительное средство, детскую присыпку, туалетную бумагу и мазь от геморроя. Ни один из рекламируемых товаров ей не требовался, и ее мысли снова вернулись к Фрэнки Проволоне.
– Вот, начинается! – вернул Донну к реальности голос Рико. – Выключите звук у остальных приемников!
Мужчина с микрофоном стоял перед зданием, в котором она узнала полицейский участок. Сквозь завывания ветра почти невозможно было разобрать его слова. Наконец распахнулась дверь, и Донна заметила как сверкнуло платье Маржи. А вот и она уже стоит с букетом микрофонов перед носом.
– Как вас зовут? – выкрикнул один из репортеров.
– Маржи, – подмигнула она.
– А дальше?
– Зовите меня просто душечка Маржи, – игриво подмигивая, встряхнула она копной светлых волос.
– Довольно остроумно, – заметил Рико. – Они уже втрескались в нее по уши и проглотят все, что она им скажет.
– Что здесь остроумного? – буркнула мать. – Она ведет себя как дешевая шлюха.
Маржи продолжала гримасничать перед телекамерой, потом стала задирать свою юбку и выставлять напоказ свои ноги.
Донна презрительно фыркнула, на мадам на экране прекратила позировать и на нее снова посыпались вопросы.
– За что вас арестовали? – обратилась к ней молодая, симпатичная тележурналистка.
– Всем вам это известно не хуже меня, – с улыбкой ответила Маржи под одобрительный хохот репортеров.
– Какой работой вы занимаетесь? – не моргнув, глазом снова спросила журналистка.
Маржи задумалась и лицо ее впервые приняло серьезное выражение.
– Хорошо! – послышалась похвала Рокко. – Она так осторожна.
– Она поразительно глупа, – хмыкнула Донна Белла. – Эти ответы должны у нее вертеться на кончике языка.