Повесть о благонравном мятежнике
— Все эти люди, — продолжал мятежник Ли, — подчинялись велениям Неба, но не знали подлинных заклинаний, освобождающих от страдания, и, как только дело доходило до управления, им ничего не оставалось, как морочить народ.
Нынче дела обстоят противоположным образом. Сам Лао-цзы явился на землю, чтобы позаботиться о своих детях. Знания его непревзойденны и велики, все помыслы его устремлены на благое, небо и земля соединены в зрачках его глаз. Один зрачок его голубой, как небо, другой коричневый, как земля. Мы приурочим свое выступление к концу великого цикла, наступающему в этот год. Говорю вам: в день Праздника Фонарей обрушится синее небо несправедливости и восстанет желтое небо великого равенства.
И он еще много говорил в таком духе, а напоследок показал всем присутствующим зеркало, в котором они увидели свои отражения в богатых одеждах и высоких шапках.
Можете себе представить, каково было Чжу Инсяну видеть и слышать все это!
В ту же ночь Чжу Инсян вызвал к себе своих доверенных чиновников и приказал:
— Немедленно выловите всех мятежников, а также окружите их храм и сравняйте с землей место для нечестивых церемоний!
Цзи Дан, кланяясь, возразил:
— Но у мятежников нет храма!
Как так нет, — рассердился Чжу Инсян, — я сам видел красивый храм с яшмовыми колоннами и золотыми стропилами!
Бывший сыщик объяснил:
— Мне довелось узнать, что мятежник Ли обладает волшебной погремушкой, сделанной из тыквы-горлянки. С помощью этой тыквы он умеет заставить людей видеть каждую вещь не такой, какова она на самом деле. Он заставляет их видеть дворцы и храмы там, где на самом деле одни болота. Голову даю на отсечение, что дивный зал, в котором вы были, на самом деле не что иное, как отхожее место!
— Какой ужас! — воскликнул Чжу Инсян, — надо немедленно захватить эту волшебную погремушку! Больше я не вижу способов бороться с ересью!
Уважаемые слушатели! Вам, конечно, сразу стало ясно, что захватить волшебную погремушку мятежника Ли можно было только с помощью колдовства. А между тем Чжу Инсян был служилый человек и глава области, и, конечно, не умел колдовать. Один из чиновников, видя его затруднение, доложил:
— Осмелюсь высказать предложение! В пяти ли от города, выше по течению реки, живет даосский праведник. Почему бы вам не посоветоваться с ним?
Чжу Инсян немедленно послал за даосом, но тот даже не ответил на переданное ему приказание явиться. Тогда Фань Чжун отправился к даосу сам.
Это было очень красивое зрелище! Перед паланкином правителя области в три ряда ехали всадники на нарядных конях. По обеим сторонам несли фонари с надписью: «паланкин правителя области». Стражники с палками в руках разгоняли народ, сбежавшийся приветствовать начальника.
К вечеру Чжу Инсян добрался до заброшенной хижины вдали от проезжих дорог. Часть его свиты отстала, а самому правителю пришлось вылезти из паланкина и пойти пешком. Навстречу ему вышел человек с темным лицом и в драном зеленом халате. Голова его была повязана ветхим платком, а с пояса свисала мухобойка, сделанная из хвоста буйвола. Чжу Инсян, в своей высокой чиновничьей шапке и в черных сапогах на белой подошве, почувствовал себя не очень-то уютно.
— Я всю жизнь следовал учению Конфуция, — сказал, кланяясь, Чжу Инсян, — вы всю жизнь следовали заповедям Лао-цзы. Наши одежды различны, наши принципы одинаковы! Страшная опасность угрожает провинции, — прошу вас, помогите народу!
Даос усмехнулся и ответил:
— Можете не рассказывать всего, я и сам знаю, зачем вы пожаловали. Необходимо отнять у мятежника Ли погремушку, которой он вводит в заблуждение народ. Но, увы, я не обладаю должной волшебной силой. Только один человек в провинции может одолеть мятежника Ли, — это некто Фань Чжун, к нему и обратитесь за помощью!
— Уж не тот ли это Фань Чжун, который разбойничает на горе Иншань, и против которого я послезавтра оправляю Цзи Дана с десятитысячным отрядом по борьбе с разбойниками?
— Именно он.
— Но я никак не могу просить его о помощи, — изумился Чжу Инсян. — Мало того, что он сам поклоняется грядущему Майтрейе, — я знаю, что он поклялся вырвать мою печень и сердце и принести их в жертву духу отца!
У Цзи Дана, присутствовавшего при этом разговоре, от страха поднялись волоски на теле, и он подумал: «Этот даос наверняка знает, что произошло на самом деле! Сейчас он все расскажет Чжу Инсяну, и вряд ли после этого я надолго останусь военным начальником!»
Но в это время раздался мелодичный звон, и к даосу, кланяясь, подошли двое отроков в одеждах даосских послушников.
— Уважаемый, — доложили они, — патриарх Чжан Даолин, изготовив киноварные пилюли, почтительнейше приглашает вас на гору Эмей принять участие в пиршестве!
Даос поклонился начальнику округа и сказал:
— Извините, не могу больше беседовать с вами. Меня ждут более важные дела!
С этими словами он взмахнул мухобойкой, и на землю опустилось радужное облако. Отшельник взошел на облако, поджал ноги, и облако улетело на гору Эмей.
Чжу Инсян воздел к небу руки и подумал: «Народ терпит бедствие, управление государством приходят в упадок, а у него какие-то более важные дела!»
И вернулся в город.
Между тем засуха день ото дня становилась все сильнее. Земля на полях потрескалась так, что напоминала панцирь черепахи. Чжу Инсян раздавал голодающим зерно и направил в столицу доклад с просьбой о помощи. Но его недруги в столице доложили: «По достоверным сведениям, голода в области нет. Правитель Чжу тайно продает зерно, разбазаривает государственные запасы. Посему провианта в Цзяннань не посылать, а истраченную сумму взыскать с провинившегося правителя».
Некий Вень Мин, дальний родственник одного из друзей цензора Оуян Сю, был отправлен в Цзяннань с вышеописанным указом.
Чжу Инсяну удалось арестовать множество сектантов, но эти люди только притворялись на допросах, и увиливали от ответов. Многих даже пришлось отпустить, потому что они оказались совершенно не при чем. Что же касается подлинных преступников, то сыщики жаловались, что арестованные часто обращаются в их руках в бамбуковые коленца. Они приносили эти коленца и требовали плату, как за поимку преступника, и Чжу Инсян, когда видел, что они говорят правду, был вынужден награждать их, чтобы не вызывать недовольства подчиненных.
А между тем военный начальник Цзи Дан и его дядя, торговец Цуй Ань, благодаря затеянной начальником борьбе с разбойниками развернулись вовсю и творили дела, о которых Чжу Инсян и не подозревал. Начальники отрядов по борьбе с разбойниками вообще редко отличаются благонравием. Они требуют выкупы с деревень, угрожая обвинением в пособничестве разбойникам, грабят селения, впоследствии относя это на счет разбойников. Иногда они отрезают головы невинным крестьянам, чтобы получить награду от казны. Эта награда выдается за отрезанные головы разбойников, но у разбойника отрезать голову трудно, а у прохожего — легко. Поэтому они отрезают у крестьянина голову и выдают за разбойничью, совершенно не считаясь с той бедой, в которую они ввергают семью покойного.
Вообще в смутные времена разбойники чаще ведут себя благородней правительства. Они пытаются завоевать благосклонность населения, раздают народу из казенных амбаров все, что не могут взять с собой. А правительственные войска, притворяющиеся разбойниками, наоборот, всегда стараются внушить ужас.
Что же касается Фань Чжуна, то его люди занимались грабежом чрезвычайно редко. Он занимал весь северо-восток области и ограничивался тем, что собирал налоги в подвластных ему селах. Взамен он поддерживал в деревнях порядок, творил суд и искоренил грабежи. Так что, хотя он и назывался разбойником, его управление отличалось от обычного порядка вещей только тем, что он собирал налоги самовольно, и не был уполномочен на то императором. Но разве невежественным крестьянам есть дело до таких тонкостей? Им было совершенно все равно, кому бы платить налоги, лишь бы они были маленькие. И они с радостью отдавались под покровительство Фань Чжуна.