Ловушка

В тот же вечер мы опросили всю округу, но это не дало нам ровным счетом ничего. Никто из местных жителей его не видел; мы позвонили всем жившим поблизости торговцам, что снабжали нашу школу продуктами, но и они не располагали никакой информацией об исчезнувшем воспитаннике. В последний раз его видели на перемене после урока, закончившегося в два пятнадцать пополудни он направлялся вверх по лестнице спального корпуса номер три, где располагалась его комната.
Когда слух о его пропаже разнесся по всей школе, он произвел эффект разорвавшейся бомбы. Бедняга Браун ходил сам не свой в его долгой практике директора и владельца частной школы, которая всегда славилась дисциплиной и порядком, ни разу не случалось столь экстраординарного происшествия. Была, впрочем, слабая надежда, что мальчик объявится у себя дома в западной Пенсильвании но время шло, а Роберта так и не дождались в родительском доме; да и немудрено: на свежем снегу вокруг школы не было никаких следов стало быть, за последние несколько дней никто не покидал пределов учебного заведения. Это было невероятно, но мальчик исчез , исчез абсолютно бесследно.
Родители Роберта приехали в школу уже на второй день после его исчезновения. Они держались мужественно, хотя, конечно, это стоило им огромных усилий видно было, что неожиданное горе буквально надломило их обоих. Браун тоже выглядел постаревшим лет на десять, но и он, и убитые горем родители были бессильны что-либо сделать. На четвертый день вся школа утвердилась во мнении, что исчезновение Роберта Грандисона является абсолютно неразрешимой загадкой и что школьной администрации только и остается, что констатировать бесследную пропажу несчастного подростка. Мистер Грандисон и его жена с большой неохотой уехали домой, и их отъезд как раз совпал с началом десятидневных рождественских каникул. Школа быстро опустела разъехались и ученики, и учителя с Брауном во главе, и весь обслуживающий персонал. Я остался один-одинешенек в огромном опустевшем здании.
Я хорошо помню тот день. Только-только пробило двенадцать; я сидел у затопленного камина, размышляя об исчезновении Роберта и прокручивая в уме все мыслимые и немыслимые теории на этот счет. К вечеру то ли от напряженных раздумий, то ли от долгого сидения у жаркого огня у меня разболелась голова, да так сильно, что я не смог справиться даже с легким ужином. Пройдясь немного по длинным пустым коридорам, я вернулся к себе и снова погрузился в раздумья. Когда часы пробили десять, я очнулся, обнаружив себя сидящим в кресле посреди холодной комнаты пока я спал, огонь в камине угас совершенно. Чувствовал я себя неважно если говорить о физическом состоянии; что же касается умственных сил, то тут, напротив, я ощутил неожиданный прилив и понял, что мои шансы на разгадку судьбы Роберта Грандисона не так уж ничтожны. Дело в том, что видения моего давешнего сна позволяли (разумеется, с известной долей осторожности) предположить, что Роберт отчаянно пытался наладить со мною связь. Во всяком случае, я был твердо уверен в том, что явившаяся мне во сне бледная тень была не чем иным, как тенью Роберта Грандисона, бесследно исчезнувшего из мира людей несколько дней тому назад, и это вселяло в меня надежду, что Роберт жив и что его можно спасти. Такая уверенность может показаться вам странной, но не следует забывать, что я много лет провел в Вест-Индии, где мне доводилось не раз соприкасаться с разного рода необъяснимыми явлениями. Скажу и то, что прежде чем заснуть, я сознательно напрягал свой мозг, пытаясь установить нечто вроде мысленного контакта с исчезнувшим воспитанником. Даже самый посредственный ученый, опираясь на труды Фрейда, Юнга и Адлера, может подтвердить, что подсознание спящего человека наиболее восприимчиво к впечатлениям извне, хотя впечатления эти, как правило, бесследно исчезают при пробуждении.
Допустим, телепатия и в самом деле существует отсюда следует, что на спящего человека можно оказывать довольно сильное телепатическое воздействие. Так что если я надеялся получить какую-то весточку от Роберта, то это должно было произойти в состоянии глубокого сна. Разумеется, после пробуждения мой мозг мог и не сохранить содержание этого послания, но втайне я надеялся на свою необычную способность удерживать в сознании следы самых фантастических ночных видений она была выработана мною путем неустанных умственных упражнений, которыми я скрашивал свое одиночество в тех случаях, когда судьба заносила меня в какой-нибудь унылый и пустынный уголок земного шара.
В тот раз я, должно быть, заснул мгновенно и, судя по необычайной живописности и непрерывности видений, мой сон был очень глубок. Когда я проснулся, часы показывали 6.45, и смутные ощущения, испытываемые мною в тот момент, были явно навеяны недавним сном. Я все еще видел перед собой фигуру Роберта Грандисона, окрашенную в необычные темно-сине-зеленые тона и все же, несмотря на странную окраску его одежд и открытых участков тела, это, несомненно, был Роберт. Он отчаянно пытался заговорить со мной, но по каким-то неведомым причинам это ему было не под силу. Казалось, нас разделяла некая пространственная преграда таинственная, невидимая стена, природа которой была в одинаковой степени загадочной для нас обоих. Да, я действительно видел Роберта и странное дело! хотя я лицезрел его на значительном расстоянии от себя, он в то же время как будто находился рядом со мной. Хоть и не сразу, но я нашел этому объяснение размеры его тела непонятным образом изменялись в прямой, а не в обратной пропорции, то есть чем больше было разделяющее нас расстояние, тем крупнее были размеры самого Роберта, тогда как в реальной практике удаленность и величина предметов находятся в обратной зависимости. Законы перспективы в данном случае были явно поставлены с ног на голову. И все же более всего я был озадачен даже не пропорциями размеров Роберта и не туманными, расплывчатыми очертаниями его фигуры, а именно той, мягко говоря, аномальной расцветкой его одежды и тела, какую я только что наблюдал во сне.
В один из моментов моего сна усилия голосовых связок Роберта наконец-то оформились в слышимую хотя и в высшей степени нечленораздельную речь. Голос мальчика звучал настолько глухо и басовито, что первое время я не мог понять из сказанного ровным счетом ничего. Напрягая мозг в тщетных попытках уловить в этом мычании хоть какой-нибудь намек на содержание произносимых слов, я не мог не удивляться столь жуткой невнятности речи Роберта Грандисона; и все же, спустя некоторое время с начала нашего, если так можно выразиться, сеанса связи я стал понемногу различать отдельные слова и фразы, уже первой из которых было достаточно для того, чтобы, с одной стороны, привести мое блуждающее во сне сознание в состояние величайшего возбуждения, а с другой установить с Робертом какие-то наметки телепатического контакта. Не знаю, как долго вслушивался я в эти отрывистые фразы наверное, в течение нескольких часов. Странный, отделенный от меня невидимой стеной рассказчик пытался донести до моего сознания суть своего сообщения; боюсь, впрочем, что читатель, неумудренный опытом знакомства с явлениями, выходящими за рамки нашего обычного физического мира, скептически пожмет плечами, пробегая глазами эти строки. Что делать далеко не каждый может похвастаться познаниями в этой области, равными моим... Во всяком случае, одно обстоятельство особенно порадовало меня я заметил, что, общаясь со мной, мальчик направлял свой взгляд прямо мне в глаза, а когда я наконец начал понимать его речь, лицо его просветлело и озарилось улыбкой, исполненной благодарности и надежды.
Теперь, переходя к попытке пересказать послание Роберта в словах, понятных обычному человеку, мне придется подбирать их с величайшей осторожностью слишком трудно поддается определению все то, что связано с этой историей. Я уже говорил о том, что благодаря посетившему меня во сне откровению в сознании моем зафиксировалась совершенно четкая связь, природа коей не позволяла мне постичь ее ранее связь вихреобразных завитков старинного копенгагенского стекла, из которого было сделано зеркало, с той иллюзией «засасывания», что так удивила и встревожила нас с Робертом в то памятное утро. В конце концов я решил полагаться более на интуицию, нежели на разум, и пришел к твердому мнению, что фантазии Кэррола, изложенные им в истории об Алисе, стали сейчас для Роберта реальной и неотвратимой действительностью. Старинное зеркало и в самом деле обладало способностью засасывать людей в чрево своего внутреннего пространства, в котором, как явствовало из объяснений привидевшегося мне во сне Роберта, нарушались все известные законы, присущие обычному трехмерному пространству. Это было не просто зеркало это была ловушка, дверь, ведущая к тайникам сознания, что совершенно неведомы обитателям нашего нормального мира и могут быть описаны разве что с опорой на постулаты сверхзапутанных неевклидовых геометрий. И вот каким-то непостижимым образом Роберт Грандисон попал из мира людей в зазеркальное пространство и оказался его пленником.