Он где-то здесь

— Она верит, что горбатого могила исправит. — В его тоне застарелое раздражение. — Думаете, мы с Алей сочинили про находку в расчете на какое-то там вознаграждение? — Он машет рукой. — Да Галина и не взяла бы ни за что! Чужие деньги. Но… ее надо понять. Смерть, похороны — это она перенесла стоически. Выходит, с одной стороны, — железный характер. А в то же время ее свалить ничего не стоит. Расскажи я про Анатолия всю правду — сразу, и неизвестно, где потом искать: в психушке или под трамваем! Так что мы больше Галине голову морочили, не вам. Чтобы на тормозах, понимаете? К тому же надо было чем-ничем сдвинуть ее с идеи, будто я свернул на старую дорожку и Анатолия потянул.
— Давайте поближе к протоколу.
Бардин кивает.
— Значит, так. Узнав об аварии, я объяснил своей жене вероятное происхождение обнаруженных денег. Она, естественно, ничего не подозревала.
— Совсем уж ничего?
— Только то, что Толя погуливает, — твердо говорит Бардин. — Ей и того хватало, чтобы волчицей рычать… Так вот, мы взвесили возможную реакцию Галины Артамоновой — и изобрели историю с находкой.
Знаменский коротко записывает.
— Но вы еще прежде сымпровизировали заем на катер, — напоминает он.
— Сами спровоцировали, Пал Палыч, — усмехается Бардин. — Притворились простачком, грех было не попробовать. Я только с суммой ошибся, а так-то Климов — лакомый кусок, чтобы отманить следствие в сторону.
— Вы имеете в виду его приятеля Муромского?
— Раскопали? Обидно, что не увлеклись этой версией. Вы бы в ней увязли как в болоте!
— Потому и не увлеклись. О Муромском вы слышали от Артамонова?
— Ну да. Климов — Толе, Толя — мне.
— Сколько усилий, чтобы пощадить нервы своей родственницы!
— Есть ехидное подозрение, если позволите… Вы тоже щадите ее нервы?
— Следственная хитрость, — парирует Пал Палыч. — Да?.. — берет он трубку зазвонившего телефона. — Еще тут, Саша, заходи, — приглашает он Томина.
— Антон Петрович, а не проще ли было удержать Артамонова, чем теперь вот…
— Прошляпил. Несколько месяцев был на гастролях, вернулся, вижу: глаза в разные стороны. Раньше, правда, проскальзывало: серое существование и ничего не имею, другие берут от жизни. Явно с чужого голоса, я не придавал значения. Конечно, поговорили. Объяснил ему, что он не создан для коммерции, тем более с Галиной под боком. Попусту. Уже понесло.
* * *
В ожидании приезда Знаменского между сестрами происходит тяжелое объяснение.
— Не могу понять, — шепчет Артамонова уже в изнеможении от всего, что пришлось услышать. — Как — вторая машина?
— Новая, Галочка, «Москвич» в гараже стоит целехонький… — Бардина всхлипывает. — И никто с Толей не ехал. Вещи в машине были его собственные.
Некоторое время обе молчат. Артамонова сидит напряженно, крепко ухватившись за подлокотники, будто кресло вот-вот уплывет из-под нее.
— Все время притворялся… лгал… Он же не был такой… раньше… Добрый… веселый… Он хороший был, Аля… Нет, я не понимаю… Помнишь, как мы первый раз поехали на «Москвиче»?
— Позапрошлым летом, — сквозь слезы отзывается Бардина.
— Да, — шепчет Артамонова, — позапрошлым летом.
…Это был для Артамонова день торжества, день сбывшейся мечты: его горбатенький «москвичек», возрожденный из груды лома, резво и полноправно катил по улицам города.
— Ты замечаешь, как берет с места? — спрашивал. Артамонов сидевшего рядом Бардина. — Замечаешь?
— Мм, — одобрительно мычал тот, чтобы не омрачать Анатолию лучезарного настроения.
— Теперь я буду тормозить, обрати внимание… Сила?
— Толька, я не автомобилист!
— Но ездишь же ты в такси, например. Неужели не видишь разницы?
— Вижу, — засмеялся Бардин. — В такси коленками не упираешься…
— А, перестань! Это все, — Артамонов пренебрежительным жестом обвел поток машин, — по сравнению с моим «жучком» — дрянь, будь уверен! Заводская сборка, скорей-скорей, колеса крутятся и ладно. А у меня, Антоша, ручная подгонка, предел точности. Не мотор — хронометр!
Пока Артамонов хвастался машиной, сестры на заднем сиденье забавляли Игорька.
— Как ему — нравится машина? — спросил Артамонов.
— Улыбается, — весело ответила жена.
Артамонов нашел местечко на стоянке, все вышли и направились к воротам парка.
Артамонов раз-другой оглянулся на ходу полюбоваться «жучком». Нет, безусловно, всякие там «Жигули» и «Волги» меркнут рядом с его сокровищем!..
В парке буйно цвели клумбы, дети толпились вокруг аттракционов.
— Эх, — сказал Артамонов, минуя мужчин, сгрудившихся возле пивного ларька, — теперь уже и кружечку не пропустишь: за рулем! — Но прозвучало это не сожалеюще, а, напротив, блаженно…
Вертелась детская карусель, визжали малыши, проносясь на лошадках мимо ожидающих за оградой мам и бабушек. На руках у Артамоновой таращился Игорек, завороженный пестрым зрелищем.
И вдруг скрежет, вращение замедлилось. Карусель остановилась.
— Слазьте, ребята! — возник откуда-то дюжий мужик. — Поломка!
Ребятишки слезать не хотели, те, кто ждал своей очереди, галдели, не желая расходиться. Кто-то из взрослых потребовал вызвать техника.
Артамонов нырнул под ограду и направился к «карусельному начальству». О чем-то они там заспорили, мужик замотал головой, но потом все же допустил добровольного ремонтника к механизму.
— Дяденька пошел чинить? — спросил Артамонову тоненький голосок.
— Да, — улыбнулась та.
— А он починит?
— Починит.
И действительно починил. Разве мог он видеть чье-то огорчение в такой счастливый для себя день?
Снова кружилась карусель и радовалась детвора. Артамонова ласково и спокойно смотрела на мужа, оттиравшего запачканные руки.
Как все было хорошо!..
И как теперь все ужасно…
— Зачем?.. Зачем?.. Зачем?.. — повторяет Артамонова в пространство. — Ну зачем же?! Хоть бы спросить…
— Аля, когда началось… все это? — глухо произносит она, помолчав.
— Года полтора назад, — тяжело выдавливая слова, говорит сестра.
— И ты знала?!
— Ничего я раньше не знала! Я бы ему глаза выцарапала! Антон уже после аварии сказал.
— Но Антон знал! И ни слова?! Аля, этому нет названия!..
В кабинет Знаменского входит Томин.
— Как вы только разыскали несравненную Тасю? — говорит Бардин, здороваясь. Он оборачивается к Пал Палычу и вздыхает: — Самое смешное, что все это было абсолютно ни к чему. Очень любил жену, сына. Вкусы непритязательные. Вообще простецкий, славный парень. Ему бы пахать или слесарить… Я когда-то летал ужинать в город Ереван и умудрялся получать удовольствие! На то нужен особый склад. А Толя рожден для мирных, здоровых радостей… В последнее время уже понял, что живет «на разрыв». Еще бы немного — и мог образумиться. Жаль, не успел.
— Откровенный разговор? — спрашивает Томин.
— В таких пределах, — отзывается Знаменский, передавая ему протокол на одном листе, пробежать который — минутное дело. — Возникают вопросы?
— Два совсем маленьких, — невинно подыгрывает Томин. — Кто впутал вашего шурина? И во что впутал?
Бардин, стреляный воробей, сдержанно улыбается.
— Рад бы ответить!
— Антон Петрович! — укоризненно восклицает Знаменский.
— Что поделаешь. Толя был слабовольный, да, но надежный парень, не трепло. Сочетание этих качеств, вероятно, и привлекло, понимаете?
Томин готов отпустить сердитое замечание, Знаменский останавливает его жестом.
— Напомню одну мелочишку, Антон Петрович. Когда мы впервые обсуждали аварию на шоссе, вы поинтересовались: по дороге туда или обратно? Узнали, что обратно, и тотчас смекнули — крупная сумма!
— Да? — машинально роняет Бардин.
— Да. А я смекнул, что товарищ Бардин, стало быть, в курсе.
— В самых общих чертах, Пал Палыч. Наверняка не больше вашего. Насколько понимаю, через Анатолия проходила туда документация, обратно — деньги. Какая-то шарашка в области.