Свидетель

 
Ольга Лаврова, Александр Лавров
Свидетель
Был апрель, похожий на май, и только пожилые люди по инерции еще носили демисезоны.
За апрельскую теплынь май, как водится, отомстит ненастьем. Но пока Москва переживала приступ «джинсофрении», которая начала в ту пору захватывать и среднее поко­ление – в лице нечиновных его представителей.
Теряли свою обязательность гал­стуки, поскольку воцарялись «водо­лазки». Хирела торговля гутали­ном – расцветала торговля кедами. (Слова «кроссовки» еще не слыха­ли, что экономило массу трудовых рублей).
Итак, апрель притворялся маем, время клонилось к вечеру. Из Конто­ры по благоустройству и озелене­нию тройками, как бомбардировщи­ки, появлялись жаждущие мужички и устремлялись через улицу в «Гаст­роном». Другой точкой притяжения для мужчин был табачный ларек неподалеку от троллейбусной остановки; вот-вот он грозил закрыться.
Между ларьком и остановкой прохаживалась юная, стройная, миловидная, большеглазая блондинка с ду­рацкой, но модной прической. Прическа и каблучки при­бавляли ей росту, которого несколько не хватало.
Миловидность «педалировалась» косметикой. Стройность форм облегающим свитерком и юбочкой выше колен. В ушах цвели сережки, на груди – медальон голу­бой эмали в цвет глаз, парикмахерский лак не скрывал теплого тона волос. Словом, было на что поглядеть, чем и занимался минуту-другую каждый покупатель сигарет.
Девушка принимала дань восхищения как нечто само собой разумеющееся, но неважное. Она ждала кого-то, кто должен приехать на троллейбусе. Ждала уже довольно долго, слегка скучала, но без досады и нетерпения. Коро­тая время, остановилась прочесть объявления на столбе. «Меняю…», «Продается…», «Потерялась собачка. Головка черненькая, лапки беленькие, на спине темные пятныш­ки. Если тот, кто ее нашел, не захочет ее возвратить, то прошу хотя бы сообщить, что она жива».
Девушка сострадательно вздохнула и оглянулась на подкативший троллейбус. Опять он привез не тех людей. Ну вот зачем три цыганки с кучей ребятишек? Зачем маслено уставившийся на нее детина в дорогом костюме, перетянутый ковбойским ремнем (мечта подростка, вы­дающая инфантильность мужика, которому за тридцать)?
Она дочитала объявления, дошла до остановки, по­вернула к ларьку. Снова наткнулась на масленый взор. Детина закурил и провожал девушку прицеливающимся взглядом. И еще один мужчина, годами пятью постарше, интеллигентного вида, наблюдал за ней скептически и задумчиво, разминая сигарету, щелкая зажигалкой, глу­боко затягиваясь.
Но его девушка почти не замечала, озабоченная предстоящим объяснением с масленоглазым. Непремен­но пристанет! Походка ее на коротком маршруте ускорилась, повороты сделались порывистыми, губы заранее сердились.
Ларечница обслужила последнего покупателя и затво­рила окошко. Девушка впервые проявила признаки не­терпения, сдвинув рукав, под которым прятались золо­тые часики.
Детина кинул окурок и направился к ней. Осанкой и манерой двигаться он напоминал боксера в полутяже­лом весе.
– Опаздывает, да? Опаздывает!
Девушка враждебно вздернула голову.
– Заставлять ждать такую девчонку! Сумочка из «Власты»… Помада, похоже, французская… французская?
– Ну и что?
– Помада сохнет и выцветает, а его нет. Стоит ли терять время?
Детина был уверен в себе, девушка тоже.
– Стоит.
– Гляди. Только, между прочим, наука говорит, вре­мя необратимо. В смысле – ничего не вернуть. Сечешь, Манечка? Или, может, Виолетта?
– Отстаньте вы от меня! – брезгливо поморщилась та, отвлеченная приближением очередного троллейбуса.
Из него выпрыгнул единственный пассажир, симпа­тичный парень с ясным серьезным лицом, высокий и худощавый.
Девушка радостно рванулась к нему, но детина пре­градил дорогу:
– Пардон, девочка, невежливо. Мы же разговариваем. Так сказать, в дружеской обстановке.
Приехавший спокойно положил ему сзади руку на плечо:
– Поговорили – и хватит. Извини, Рита, что я задер­жался.
Могутное плечо дернулось, стряхнув руку.
– Не видишь, мы с Риточкой беседуем? Куда ле­зешь?
– По-моему, это уже хамство, – сожалеюще констатировал приятель Риты.
Она затревожилась, предостерегающе произнесла:
– Алеша!..
Непрошеный ее поклонник развернулся к сопернику всей массой:
– Сам ко мне пристаешь, а я хамлю? Оскорбляешь, Алеша?!
– Прекратите этот цирк! Хватит! – повысил голос тот.
– Это ты – мне? Да знаешь, что я с такими делаю, дохляк несчастный? – и взял Алешу за отвороты пид­жака.
Девушка замолотила в литую спину кулачками, дети­на заржал. Рядом никого не было, а те, что подальше, отворачивались.
– Алеша, я сейчас! – крикнула она и опрометью побежала мимо ларька и конторы озеленения за угол.
Продавщица высунулась, насколько позволяла шея (плечи в окошко не пролезали):
– Гражданин, чтой-то там? – скосилась она в сторо­ну интеллигентного наблюдателя.
– А!.. – отмахнулся тот.
Но сам следил за событиями с пристальным инте­ресом.
Приятель Риты старался освободиться из рук детины. Тот, продолжая посмеиваться, выпустил его и тотчас нанес удар. Парень упал и так остался, не делая попыток подняться.
Детина удовлетворенно одернул пиджак, погладил костяшки пальцев, неторопливо двинулся прочь. Интел­лигент отклеился от ларька и очутился у него на дороге.
– Ну и что ты доказал? – в каком-то нетерпении спросил он.
– Что ко мне не стоит лезть! Между прочим, тебе тоже не советую, дядя!
– Да, это ты доказал. Доказал, что сильней. А девушка все равно убежала.
Мужчину одолевали какие-то свои чувства, детине неясные и безразличные.
– Нервная попалась, – хмыкнул он, снова ощутив спиной смешные ее кулачки.
– Красивая девушка…
Интеллигент все словно бы домогался вытянуть из собеседника нечто более глубинное, чего тот не желал обнаруживать либо попросту не имел.
– Другую найдем!.. Извиняюсь, спешу.
Затягивать пустой разговор возле того, кто все валял­ся, оглушенный… да и люди начали приостанавливаться… Чего этот дядя хочет?
Дядя иронически выпятил нижнюю губу:
– А иди, кто тебя держит…
Тот пошел, убыстряя шаг, и ушел бы, но сзади раздался голос Риты:
– Вон он, вон! В светлом костюме!
За Ритой поспешал лейтенант милиции. Стягивались любопытные. Раздался свисток, компания молодежи, пользуясь численным перевесом, придержала стремив­шегося ускользнуть детину.
Рита кинулась к своему Алеше.
– Алеша!.. Алешенька!.. Ой… Он, кажется, без соз­нания…
Интеллигент смешался с кучкой зевак, вновь стано­вясь в позицию стороннего наблюдателя.
– Свисток относится ко мне? – изумился детина.
– Да, к вам. Документы, пожалуйста.
Отыскал паспорт, отдал лейтенанту. Раздвинув бли­жайших зрителей, появился сутулый старик с портфелем:
– Я врач, лейтенант.
– Очень кстати. Взгляните, пожалуйста, что с пар­нишкой.
Врач обрел профессиональную строгость.
– Осторожно, девушка, не трогайте его. Он всегда такой бледный?
– Нет…
Старик начал считать пульс. Лейтенант принялся за детину:
– Объясните, гражданин Платонов, как было дело.
– Какое дело? Никакого дела.
– Девушка звала на помощь. Утверждает, что вы на­бросились на ее знакомого. Как же нет дела?
– Я у данной девушки, гражданин начальник, только имя спросил. Вежливо, культурно. Почему-то обиделась. Нервная. А с какой радости кто-то валяется на тротуа­ре… – Он равнодушно пожал плечами.
– Да как вам не стыдно! – вскочила с колен Рита. – Кинулся на него с кулаками! На моих глазах!
– Вы видели, как этот гражданин бил потерпевше­го? – спросил лейтенант.
Она открыла рот для безусловного «да», но победила привычка говорить правду:
– Я уверена! Больше же некому! Он уже совсем со­брался… схватил его за пиджак и стал трясти!
– Но чтобы ударил, значит, не видели? – спросил лейтенант.