Дождя сегодня не будет
Егор Лавров
ДОЖДЯ СЕГОДНЯ НЕ БУДЕТ
1
Я шел за гробом Орса и плакал. На то было много причин. Во-первых, опять лил дождь, а я, обманутый ясным утром, не взял плаща. Во-вторых, окружающая процессия усердно пользовалась носовыми платками, и чувство приличия не позволяло вносить диссонанс в заданную атмосферу. В-третьих, сердцу моему слышалось жалобное мяуканье Дармоеда, одиноко запертого в машине… Да и вообще, что может быть гнуснее похорон по страховке! Впрочем, других теперь почти не бывает.
Оркестр впереди скулил и побулькивал водой, налившейся в трубы. По сторонам уныло теснились кресты и обелиски с эмблемой УПИ на верхушке. Вдоль боковых дорожек они становились всё ниже, и стандартная эмблема, не считавшаяся с пропорциями, кощунственно лезла в глаза. Пухлая благостная ладонь, распростертая в охранительном жесте над человеческой фигуркой. Уж здесь-то кого и от чего она могла оградить?
Мои туфли – суперпластик, верх элегантности – пропускали воду, как решето. Я знал за ними эту подлость, но пришлось их надеть – единственная черная пара в моем гардеробе.
Еще поворот. Окраина кладбища, почти захолустье. Между надгробиями вместо полосок чистого дерна – раскисшая рыжая глина с порослью сорняков. Теперь мы двигались гуськом и поневоле медленно. Мокрые ноги мерзли.
Ну, наконец-то! Последние шаги, и все скучились возле безобразного окопа, до половины налитого жидкой глиной. Гроб поставили на землю, не открывая: Орса сильно измордовало. Но умер он мгновенно. Неплохо при современном развитии страховки и медицины, когда искусственные органы могут тащить тебя сквозь годы мучений, пока не иссякнет счет в банке…
Прощальное слово потянуло монет этак на пять – под напором дождя оратор избрал наикратчайший из утвержденных текстов. Затем гроб опустили в яму. По-моему, он держался на плаву.
Я внес свою лепту в поливание крышки гроба грязью. Стоявшие рядом выразили мне соболезнование. По-видимому, я должен был ответить тем же кому-нибудь из близких Орса. Выбрав женщину с самым безутешным лицом, я произнес какую-то стандартную фразу. Скорбная маска не дрогнула, но глаза раскрылись в изумлении. Дурень я – ну конечно же, профессионалка от УПИ! И все другие тоже. Похороны по пятому разряду: двенадцать провожающих, четыре оркестранта и «мраморная» плита сроком на три года.
Рабочие орудовали лопатами, земля с отвратительным звуком плюхалась вниз. С меня было довольно. Оттирая выпачканные пальцы, я зашагал прочь. Два воспоминания останутся у меня о брате. То, как лет двадцать пять назад он навсегда уходил из дома, а мама держала меня на руках, глядя вслед. И то, как гроб его сегодня забрасывали грязью.
На центральной аллее меня нагнал коренастый субъект в яркой непромокаемой кепке. У могилы он стоял с непокрытой головой и выглядел более пристойно.
– Господин Оргель! – сказал он неожиданно низким благородным голосом.
– Да? – отозвался я.
– Я был другом вашего брата, господин Оргель. Киприан Чет, – представился он на ходу, потому что скорости я не сбавлял: ни секунды лишней не намерен я был мокнуть из-за этого Киприана.
– Рад слышать, что среди наемников оказался хоть один друг Орса.
– О, разумеется! – невпопад воскликнул он, воровато оглянулся и, взяв меня за локоть, потянул вправо.
– Прошу сюда. Мы срежем угол и попадем прямиком к стоянке.
И действительно, дорожка вывела нас к неприметной калитке в ограде, и совсем рядом я увидел свой добрый старый «спидди».
Пока я доставал из багажника тряпку, друг Орса наклонился к ветровому стеклу и с любопытством обозрел Дармоеда, лежавшего врастяжку на переднем сиденье. Но вместо ожидаемого вопроса о том, зачем возить с собой кошку, он неожиданно произнес:
– Какой грустный, грустный день! Право, в такие минуты дурно оставлять человека одного!
Не знаю, кого – себя или меня он имел в виду, но определенно набивался на выпивку. Я промолчал, протирая стекло.
– Представьте, до вчерашнего дня я даже не слышал, что у Орса есть родной брат! – И он улыбнулся мне проникновенной улыбкой.
– Приятно было познакомиться, – ответил я и нырнул в машину.
Чет придержал дверцу.
– Почему бы нам не скоротать часок где-нибудь в тепле и уюте? – вкрадчиво предложил он. – Посидим, помянем Орса.
– Честно говоря, господин Чет, я не при деньгах. – И в сущности, это было правдой.
– О-о! – расцвел Чет. – Помилуйте, о чем речь! – И он таки забрался в машину, слегка смягчив меня лишь тем, что оставил переднее сиденье за Дармоедом.
Кот сладко зевнул и полез было на колени, но тотчас отдернул лапку – вот до чего я был мокрый. Находись мы тет-а-тет, я разъяснил бы Дармоеду, что это свинство – безмятежно дрыхнуть, пока я мерзну под дождем. Но сзади сопел довольный Киприан Чет, и мы уже ехали в «отличное, скажу вам, господин Оргель, заведение». По случаю дождя заведение отнюдь не пустовало, и народ там подобрался явно крепкий и неторопливый.
– Прошу прощения, господин Чет. Несколько минут.
Пусть пока попробует протолкаться к стойке, а мне надо что-нибудь сделать с ногами.
– Нужное вам место направо, – догадливо подсказал Чет, зорко оглянулся и ринулся в зал.
В нужном месте я выжал носки и дважды напихивал в свои «супер» туалетную бумагу. Сухо не стало, но теперь по крайней мере не хлюпало. Отжал волосы в полотенце и пошел поминать Орса. Увидя Чета за лучшим столиком в уголке зала, я твердо решил, что заплачу за себя сам.
– Для начала заказан «Старый конюх», – сообщил Чет, сияя.
– Ценю знатока.
Конечно, мне известно о брате очень немного. Но человеку по имени Орс Орб-Оргель решительно «не идут» друзья вроде Киприана Чета с его вульгарными бачками, знанием топологии страхового кладбища, привычкой воровато оглядываться и с умением мгновенно раздобыть столик в переполненном баре. Официант приблизился с подносом:
– Два больших «Старых конюха».
Больших. Чет не скупился. Спору нет, «Конюх» – неплохое пойло хотя бы потому, что его трудно подделать с помощью суррогатов. Но пить его «для начала», да еще в подобных количествах!..
– Давно вы дружили с Орсом, господин Чет?
– О! Он был довольно замкнут… но мы регулярно встречались с тех пор, как Орс вернулся из Африки. Ах, Орс, бедный наш Орс… аристократ духа в полном смысле слова!
Из дальнейших разглагольствований Чета не удалось почерпнуть ничего интересного. Образ брата не обретал реальности. Холост, бездетен. Жил на дивиденды с ценных бумаг. Я почти перестал слушать. От «Конюха» осталось немного. Глотков пять-шесть – и можно прощаться.
– Свое небольшое состояние он завещал приюту для бездомных собак…
– Для бездомных собак?
Уловив мое недоверие, Чет с готовностью назвал адрес приюта. Наконец-то мне сделалось грустно. Мир праху твоему, брат мой.
– При всей оригинальности жест гуманный, не правда ли?
Еще не хватало, чтобы Чет извинялся за Орса Орб-Оргеля!
– Как насчет «Адама и Евы», господин Чет? – сказал я неожиданно для себя. – За бездомных собак?
– Вы предвосхитили мою мысль!
– Везде эта пакость, – пробормотал я и передвинул стул, чтобы не видеть рекламного плаката УПИ на стене: «Вашу жизнь и здоровье… любое движимое и недвижимое имущество… на любой срок… от хищения и пожара… единственный путь к покою и безопасности…»
– За бездомных собак, – торопливо напомнил Чет.
Я осторожно поднял бокал. Голубой «Адам» не должен раньше времени смешаться с розовой «Евой». Цвета были чисты, и граница между ними почти не размыта. Веселый коктейль, развязывающий языки. Напиток для влюбленных. С брюк моих перестало наконец капать. На щеках Чета проступил румянец.
Может быть, я зря зачислил моего собутыльника в безнадежные прощелыги? Сейчас в его улыбке сквозило нечто человеческое, в голосе поубавилось фальшивого пафоса. Пожалуй, он даже терпим – как эпизод в дождливую погоду. Минут через пять я обнаружил, что мы условились о совместном посещении собачьего приюта. «Старый конюх» работал добросовестно. Беседа текла все оживленней. Видимо, нашлись общие темы – ума не приложу какие. Помню только, что вид опустевшего бокала в собственной руке озадачил меня и навел на благую мысль, не пришло ли время закругляться. Но Чет уже шептался с официантом.
