Зескра

— Радоссе Ракам? — спросил он.
Остолбенев, я кивнула.
— Меня зовут Йехедархед Хавжива, — сказал он. — Я привез вам кое-какие книги от Старой Музыки.
Я уставилась на него.
— Книги?
— От Старой Музыки. От Эсдардона Айи. С Уэрела.
— Мои книги? — повторила я.
На лице его промелькнула улыбка.
— Где они? — вскричала я.
— У меня дома. Если хотите, сегодня вечером можете их получить. У меня машина. — В его словах чувствовалась какая-то легкая ирония, как будто он не собирался иметь машину, но радовался ее наличию.
Подошла доктор Йерон.
— Значит, вы нашли ее, — обратилась она к вице-послу.
Он взглянул на нее с таким просиявшим лицом, что я невольно подумала, уж не любовники ли они. Хотя она была значительно старше, в этом предположении не было ничего удивительного. Доктор Йерон обладала магнетическим обаянием. Странно, что я вообще обратила на это внимание, ибо меня не привлекали сексуальные особенности других людей. Они меня не интересовали.
Во время разговора он взял ее за руку, и мне бросилось в глаза, каким нежным был этот жест, пусть и неторопливым, но искренним. Это любовь, подумала я. Тем не менее я видела, что они не вместе, поскольку в их общении и взглядах не было того интимного взаимопонимания, которым любящие часто дарят друг друга.
Мы с Хавживой уехали на правительственном электромобиле в сопровождении двух телохранителей — молчаливых женщин-полицейских, которые сидели на переднем сиденье. Мы разговаривали об Эсдардоне Айе, чье имя, как объяснил Хавжива, означало «Старая Музыка». Я рассказала, как Эсдардон Айя спас мне жизнь, переправив сюда. Мистер Йехедархед слушал с таким вниманием, что с ним было легко разговаривать.
— Я попросту заболела, расставшись со своими книгами, мне не хватало их, словно они были моей семьей. Но, может быть, с моей стороны было глупо так думать.
— Почему глупо? — спросил Хавжива. У него был иностранный акцент, но в то же время в его речи уже слышалась йеовианская напевность, а голос был прекрасным, низким и ласковым.
Я попыталась объяснить все разом:
— Понимаете, они так много значили для меня, потому что я была абсолютной невеждой, и именно книги дали мне свободу, открыли передо мной мир — точнее, миры? Но здесь я вижу, что телесеть, голограф-театры и все прочее значат для людей куда больше, ибо определяют их сегодняшнее существование. Может быть, привязанность к книгам означает привязанность к прошлому. А йеовиане должны двигаться в будущее. И словами мы никогда не сможем изменить мышление людей.
Хавжива выслушал меня с тем же напряженным вниманием, с каким слушал ораторов на собрании, после чего неторопливо ответил:
— Но в словах заключена суть любой мысли. Книги же сохраняют слова в неизменности? Я и сам очень долго не умел читать.
— Неужели?
— Я знал, как это делается, но не читал. Я жил в деревне. В здешних городах должны быть книги, — уверенно, словно немало размышлял на эту тему, заявил он. — В противном случае каждое поколение все будет начинать с нуля. Вам предстоит спасти слова.
Вскоре мы подъехали к дому, стоявшему на вершине холма в старой части города. Войдя в холл, я увидела четыре объемистых ящика с книгами.
— Да у меня столько не было! — воскликнула я.
— Старая Музыка сказал, что все они принадлежат вам, — ответил мистер Йехедархед и, улыбнувшись, посмотрел на меня.
Взгляд чужаков более выразителен, чем наш. Но, чтобы заметить движение зрачков, приходится стоять к человеку вплотную — впрочем, это заключение не относится к обладателям голубых глаз.
— Мне просто некуда деть такую гору книг, — растерянно сказала я, осознавая, что этот странный человек, Старая Музыка, снова помог мне обрести свободу.
— А в вашей школе? В школьной библиотеке? Отличная идея, но я тут же представила, что их будут лапать инспектора. А вдруг им захочется конфисковать их? Когда я вслух выразила это опасение, вице-посол предложил:
— А что, если преподнесу их как дар посольства? Думаю, в этом случае инспектора поумерят свой пыл.
— О да! — выпалила я. — Но почему вы так добры? И вы, и он? вы тоже родом с Хайна?
— Да, — сказал Хавжива, не ответив на первый мой вопрос. — Был. И надеюсь стать йеовианином.
Потом он предложил мне присесть и выпить бокал вина. Он был дружелюбен и легок в общении, хотя сдержан и немногословен. Я поняла, что ему приходилось страдать. На лице у него виднелись шрамы, и под волосами белел след зажившей раны. Он спросил, о чем мои книги, и я ответила:
— Об истории.
Хавжива улыбнулся и молча протянул мне свой бокал. Подражая ему, я подняла свой, и мы выпили.
На следующий день библиотеку доставили в нашу школу. Когда мы вскрыли ящики и стали расставлять книги по полкам, то поняли, какие огромные нам достались сокровища.
— Даже в университете нет ничего подобного, — заметил один из учителей, который год учился там.
Тут были труды по истории и антропологии Уэрела и других миров Экумены, работы по философии и политике жителей Уэрела и иных планет, сборники прозы и поэзии, энциклопедии, научные монографии, атласы и словари. В углу одного из ящиков лежали мои собственные книги, даже истрепанный томик «Истории Йеове» с надписью: «Напечатано в Университете Йеове в 1 г. Свободы». Большинство своих книг я оставила в школьной библиотеке, но эту и еще несколько, к которым испытывала любовь и нежность, взяла домой.
Не так давно я была одарена этими чувствами и по другому поводу. Школьники преподнесли мне в подарок крохотного пятнистого котенка. Мальчик с такой трогательной гордостью вручил его, что я просто не могла отказаться. Когда я попыталась передарить котенка кому-нибудь из учителей, те встретили мое поползновение дружным смехом. «Эта доля выпала тебе, Ракам!» — сказали они. Волей-неволей мне пришлось взять это крохотное существо домой; котенок был такой хрупкий и маленький, что я с трудом заставляла себя прикасаться к его тельцу. В Зескре женщины держали домашних животных, главным образом котов и лисопсов, ухоженных маленьких созданий, которые питались лучше, чем люди. Да и сама я в свое время носила имя такого лисопса.
Когда я с опаской стала вынимать котенка из корзинки, тот ухитрился до кости прокусить мне большой палец. При всей своей хрупкости и невесомости зубки пускать в ход он умел. Я начала испытывать к нему уважение.
Вечером я уложила его спать в корзинке, но он вскарабкался на постель и пристроился у меня прямо на голове. Пришлось засунуть его под одеяло, где он спокойно и проспал всю ночь. Утром я проснулась оттого, что мое животное скакало по кровати, гоняясь за пылинками, которые плясали в солнечных лучах. Открыв глаза, я не могла удержаться от смеха. Давно я так не смеялась.
Котенок был сплошь черным, и пятнышки раскраски, черные на черном, виднелись только тогда, когда свет падал под определенным углом. Я назвала его Хозяином. И поняла, насколько приятно вечерами возвращаться домой, где меня ждет мой маленький Хозяин.
В последние полгода мы занимались организацией большой женской манифестации. Состоялось много встреч и собраний, на некоторых из них я порой замечала вице-посла и вскоре уже сама начинала искать его взглядом. Мне нравилось смотреть, как он слушает наши споры. Часть выступавших доказывала, что демонстранты не должны ограничиваться темой нарушения прав женщин, а требовать равенства для всех и во всем. Другие заявляли, что движение ни в коей мере не должно зависеть от поддержки иностранцев, а носить чисто йеовианский характер. Мистер Йехедархед внимательно слушал и тех и других. Наконец я вышла из себя.
— Вот я иностранка! И что, только поэтому от меня нет никакой пользы? — возмутилась я. — Вы рассуждаете как хозяева. Можно подумать, что вы лучше всех прочих!
— Я поверю во всеобщее равенство лишь тогда, когда увижу эти слова в Конституции Йеове, — добавила доктор Йерон.
Что же касается Конституции, то ее приняли в результате всеобщего голосования в то время, когда я жила в Хагайоте; из граждан право голоса имели только мужчины. Наконец было решено, что демонстранты потребуют введения в Конституцию поправок о предоставлении женщинам гражданских прав, о тайном голосовании, о гарантии прав на свободу слова, печати, собраний и о бесплатном образовании для всех детей.