Хрустальная пробка

— В Париж, сквер Ламартин, к депутату Добреку.
 
Смертный приговор
Автомобиль Люпена представлял собой не только кабинет, снабженный книгами, бумагой, чернилами и перьями, это было, кроме того, жилище актера с ящиком для грима, чемоданом, наполненным разнообразной одеждой, и другим ящиком, где были разные аксессуары трансформатора, зонтики, трости, галстуки, очки и тому подобное, одним словом, все, что позволяло ему преображаться с головы до ног.
Около шести часов вечера у дома Добрека позвонил несколько полный господин в черном пальто и цилиндре, в бакенах и очках на носу.
Привратница проводила его до подъезда, куда вышла вызванная звонком Виктория.
Он спросил ее:
— Может ли господин Добрек принять доктора Верна?
— Господин у себя в комнате и в это время…
— Передайте ему мою карточку.
Он написал на полях слова:
«От г-жи Мержи», и повторил:
— Возьмите, я не сомневаюсь, что он примет меня.
— Но… — проговорила Виктория.
— Ах, пойдешь ты, наконец, старуха!
Она обмерла и пробормотала:
— Ты… Это ты!
— Нет, Людовик XIV.
И, толкнув ее в угол передней, сказал:
— Слушай… Как только я окажусь с ним вдвоем, зайди в свою комнату, забери вещи и моментально удирай.
— Что?
— Делай, что тебе говорят. Ты увидишь мой автомобиль недалеко на бульваре. Ну скорей, доложи обо мне, я подожду в конторе.
— Но ведь ничего не видно.
— Освети.
Она повернула выключатель и оставила Люпена одного.
— Здесь находится хрустальная пробка. Именно здесь… Если только Добрек не носит ее с собой… Нет, если есть хороший тайник, то им пользуются. А этот превосходен, потому что никто… до сих пор…
Он с напряженным вниманием осматривал все предметы в комнате и вспомнил послание к Прасвиллю:
«Под самым носом у тебя… Ты касался его… Еще немного… и ты взял бы его…»
Как будто ничего не изменилось с того дня. Те же вещи валялись на столе, книги, счета, бутылка чернил, коробка для марок, табак, трубки, вещи, которые уже столько раз ощупывали и осматривали.
— А, дьявол. Он хорошо сделал свое дело.
В сущности, Люпен, так точно рассчитавший, что он будет делать и как поступать, не мог предвидеть всех тех неожиданностей и случайностей, которыми чревата была встреча с таким сильным противником. Возможно было, что Добрек останется хозяином положения, победителем на поле битвы и разговор примет совершенно не тот оборот, который ему пожелает придать Люпен.
И эта перспектива несколько раздражала его.
Он приготовился, услышав приближающиеся шаги.
Это был Добрек.
Он вошел молча, сделал знак Люпену, чтобы он уселся снова, и сам сел за стол, рассматривая карточку.
— Доктор Верн?
— «Да, господин депутат, доктор Верн из Сен-Жермен.
— Я вижу, вы от госпожи Мержи. Это ваша пациентка, не правда ли?
— Да, моя случайная пациентка. Я ее не знал до того момента, когда меня к ней позвали при совершенно критических обстоятельствах.
— Она больна?
— Госпожа Мержи отравилась.
— Да?
Добрек вскочил и продолжал, не скрывая своего волнения:
— Да? Что вы говорите? Отравилась?.. Она умерла?
— Нет, доза недостаточная. Я считаю, что госпожа Мержи спасена, если не будет никаких осложнений.
Добрек замолчал и сидел неподвижно, повернувшись к Люпену.
«Смотрит он на меня или у него закрыты глаза?» — спрашивал себя Люпен. Его ужасно стесняло то, что он не видит глаз противника, защищенных двойными стеклами очков, снаружи темных. Как проследить, не видя выражения глаз, за тайным ходом его мыслей. Это было почти то же, что бороться с врагом, оружие которого скрыто.
Спустя минуту, Добрек заговорил:
— Итак, госпожа Мержи спасена… И она посылает вас ко мне… Я не понимаю… Я почти не знаю этой дамы.
«Вот он, щекотливый момент, — думал Люпен. — Ну, смелей!»
Добродушным тоном, сквозь который проглядывала застенчивость, он произнес:
— Боже мой, господин депутат, бывают случаи, когда обязанности врача очень осложняются… и вы, может быть, подумаете, что, выполняя это поручение… Короче говоря, вот… В то время как я за ней ухаживал, госпожа Мержи пыталась еще раз отравиться. К несчастью, флакон находился возле нее. Я вырвал его из рук. Между нами произошла борьба. И в лихорадочном бреду она отрывисто произнесла: «Это он… это он… Добрек, депутат… Пусть отдаст мне сына… Скажите ему… Или я умру. Сейчас же, сегодня. Я хочу умереть». Вот, господин депутат… Тогда я подумал, что нужно вас об этом известить. Нет никакого сомнения, что отчаяние этой дамы… Конечно, я не понимаю точного смысла этих слов… Я никого не расспрашивал… Я пришел сюда, подстрекаемый непосредственным чувством.
Добрек довольно долго думал, потом сказал:
— Одним словом, доктор, вы пришли спросить меня, не знаю ли я, где ребенок… который исчез, не правда ли?
— Да.
— И, в таком случае, если я понимаю, вы отвезете его к матери!
— Да.
Долгое молчание. Люпен подумал опять:
«Неужели он поддастся на эту удочку? Достаточна ли для него угроза смерти? Нет, посмотрим, это невозможно… И все-таки… все-таки… он колеблется».
— Вы позволите? — спросил Добрек, придвинув к себе телефонный аппарат… — Спешное сообщение.
— Пожалуйста, господин депутат.
Добрек позвонил.
— Алло! Барышня, дайте 822-19.
Он повторил номер и ждал.
Люпен улыбнулся.
— Сыскная полиция? Не правда ли? Главный секретариат…
— Да, доктор… Вам известен номер?..
— Да, в качестве судебного врача мне иногда приходится звонить…
И Люпен мысленно спрашивал себя:
«Что все это значит, черт возьми? Главный секретарь — Прасвилль… Ну и что же?»
Добрек приложил трубку к уху и произнес:
— Номер 822-19? Я прошу секретаря, господина Прасвилля… Его нет? Да нет же, он всегда в это время в кабинете. Скажите, что от Добрека… Добрек, депутат… Очень важное сообщение.
— Может быть, я мешаю? — спросил Люпен.
— Нет, нет, нисколько, доктор, — уверял Добрек… — Это сообщение имеет отношение к вашему делу… И, прервав себя: — Алло! Господин Прасвилль? Да, это ты, мой друг Прасвилль? Ты как будто удивлен? Да, верно, мы давно не виделись. Но, в сущности, мысленно мы не расставались… И меня даже часто посещали твои помощники. Правда, в мое отсутствие… Но, не правда ли… Алло!.. Что?.. Ты занят? А, извини… Я, в общем, тоже… Ну, прямо к цели… Я хочу тебе оказать небольшую услугу. Да подожди же, животное… Ты не пожалеешь… Дело идет о твоей славе. Алло! Ты слушаешь? Ну так возьми с собой полдюжины людей… преимущественно сыщиков, конечно, садитесь в два автомобиля и в два счета сюда… Я предлагаю тебе замечательную дичь, старина… Высокопоставленного господина, самого Наполеона… Короче — Арсена Люпена.
Люпен вскочил на ноги. Он ждал чего угодно, только не такой развязки. Но нечто более сильное, чем удивление, заговорило в нем. Какой-то естественный порыв заставил его, смеясь, воскликнуть:
— Браво! Браво!
Добрек, в знак благодарности, склонил голову и пробормотал:
— Это еще не конец… Еще немного терпения, можно?
И продолжал:
— Алло… Прасвилль… Что… Да нет же, старина, это не мистификация. Ты найдешь Люпена здесь, в моей конторе, рядом со мной, Люпена, который меня преследует, как и все другие… Одним больше, одним меньше, мне наплевать. Но этот уж слишком бесцеремонен. И я прибегаю к твоей дружбе. Освободи меня от этой особы, прошу тебя… Полдюжины сыщиков и тех двух, что перед моим домом — совершенно достаточно. Да! Когда будешь здесь, раньше чем войти ко мне, подымись на третий этаж и захвати мою кухарку… Знаменитую Викторию… Знаешь? Старая кормилица господина Люпена. Потом подожди, еще одно указание… Видишь, как я люблю тебя. Пошли отряды на улицу Шатобриан, на углу улицы Бальзака… Это жилище нашего национального героя Люпена, под именем Мишеля Бомона… Понял, старина? Ну, за работу. Шевелись!