Последние похождения Арсена Люпэна. Часть I: Двойная жизнь Арсена Люпэна
— Это преступление, — без сил простонал Жерар.
— Ты станешь им! — молвил Сернин с безмерной силой. — Только им! Иначе будешь вновь Жераром Бопре, а над Бопре мне принадлежит право жизни и смерти. Выбирай.
Он вынул револьвер и наставил его на юношу.
— Выбирай! — повторил он с неумолимым выражением на лице.
Жерар, охваченный страхом, с рыданиями повалился на кровать.
— Я хочу жить!
— И твое желание твердо? Безвозвратно?
— Да, тысячу раз да! После того, ужасного, что я сделал, смерть кажется мне слишком страшной… Все… Все на свете, лишь бы не смерть… Все!.. Страдание… Болезнь… Голод… Любые пытки, любые унижения!.. Даже преступление, если придется… Только не смерть!
Он дрожал как в лихорадке.
Князь удвоил свой напор, говоря с жаром, сжимая его в тисках своих уговоров, как добычу.
— Я не потребую от тебя ничего невозможного, ничего плохого… Буду в ответе за все, что бы ни случилось… Ни единого преступления… Самое большое — немного боли, несколько капель твоей крови придется пролить… Но чего это стоит перед ужасом смерти?!
— Страданий я не боюсь.
— Тогда пусть это случится сразу! — крикнул Сернин. — Сейчас же! Десять секунд страдания, и все! Десять секунд, и жизнь того, другого — твоя!
Он схватил его обеими руками, усадил на стул, пригвоздил его левую руку растопыренной ладонью к столу. Мгновенно выхватив из кармана нож, приставил лезвие к мизинцу, к середине второго сустава, и приказал:
— Ударь вот здесь! Сделай это сам! Стукни кулаком, и кончено!
Он завладел его правой рукой и пытался ударить ею по ножу, как молотком.
Жерар забился в конвульсиях от нового ужаса. Он начал понимать.
— Ни за что! — лепетал он. — Ни за что!
— Бей! Один удар, и все в порядке; ты станешь во всем подобным этому человеку, никто тебя не сможет узнать.
— Его имя…
— Сначала бей!
— Ни за что! О, какая мука!.. Умоляю… Потом…
— Сейчас… Я требую… Надо…
— Нет… Нет!.. Не хочу!..
— Нанеси же удар, дурак. Это — достаток, слава, любовь!
Жерар поднял кулак во внезапном порыве.
— Любовь!.. О да!.. — воскликнул он. — Ради нее…
— Ты полюбишь и будешь любим, — произнес Сернин. — Невеста тебя ждет. Это я ее для тебя выбрал. Самую чистую, прекраснее всех красавиц. Но ее еще нужно завоевать. Бей же!
Рука напряглась для рокового движения, но инстинкт взял свое. Нечеловеческая сила заставила молодого человека извернуться. Он вырвался вдруг из рук Сернина и, как безумный, ринулся ко второй комнате. Вопль ужаса вырвался, однако, из его глотки при виде того, что в ней оставалось. И он вернулся, упав перед Серниным на колени, у самого стола.
— Бей! — велел тот, распластав снова его пятерню и приложив лезвие ножа.
Все произошло механически. Движением автомата, с блуждающими глазами и мертвенно-бледным лицом, молодой человек поднял кулак и ударил.
— Ах! — вскрикнул он и застонал от боли.
Кусочек плоти отлетел прочь. Потекла кровь. Он лишился чувств в третий раз.
Сернин поглядел несколько мгновений и произнес:
— Бедный малыш! Не тужи, я возмещу это тебе, причем — стократно. Плачу я всегда по-королевски.
Он спустился вниз и застал там доктора.
— Кончено, — сказал ему князь. — Твоя очередь… И сделай ему на правой щеке надрез, такой же, какой был у Пьера Ледюка. Оба шрама должны соответствовать тем, которыми был отмечен покойник. Я вернусь за ним через час.
— Куда вы теперь?
— Надо проветриться. Сердце больше не выдерживает.
Оказавшись снаружи, он глубоко вздохнул и снова закурил.
— Удачный был день, — прошептал он. — Несколько перегруженный, правда, немного утомительный, зато успешный, действительно успешный. Я стал другом Долорес Кессельбах. Другом Женевьевы. Изготовил себе нового Пьера Ледюка, весьма презентабельного и всецело преданного. Наконец, нашел для Женевьевы мужа, какие на улице не валяются. Остается лишь пожинать плоды моих усилий. Господин Ленорман, теперь ваш черед. Я, со своей стороны, готов.
И добавил, думая о несчастном, которого искалечил и ослепил обещаниями:
— Но… Одно только «но»… Я совсем не знаю, кем был Пьер Ледюк, чье место я так благородно передал в наследство этому милому юноше. Досадно, досадно… Ибо ничто не доказывает пока, что Пьер Ледюк не был отпрыском колбасника!
Глава 4
Господин Ленорман за работой
I
31 мая все газеты напоминали, что в открытом письме, направленном господину Ленорману, Арсен Люпэн назначил на эту дату побег швейцара Жерома. Одна из них довольно красочно подвела итог положения на этот день.
«Ужасающая бойня в отеле Палас произошла еще 17 апреля. Что удалось раскрыть с тех пор? Ничего.
Существовали три вещественные улики: футляр курительного прибора, буквы «Л» и «М», сверток с одеждой, забытый в конторе гостиницы. Как ими воспользовались? Никак.
Под подозрение, по-видимому, попал один из путешественников, которые жили на первом этаже; его исчезновение позволяет предположить известную причастность к происшедшему. Нашли ли его снова? Установили ли его личность? Нет.
Тайна драмы, таким образом, остается такой же, как и в первый день. Потемки все так же непроницаемы.
Чтобы довершить картину, нам сообщают, что префект полиции и его подчиненный, господин Ленорман, не могут прийти к согласию, и что последний, не имея достаточной поддержки со стороны председателя Совета Министров, вручил им свою отставку вот уже несколько дней назад. Дело Кессельбаха далее поведет заместитель шефа Сюрте, господин Вебер, личный враг господина Ленормана.
Другими словами, наступила анархия. Полный хаос.
По другую же сторону — Арсен Люпэн. То есть четкий метод, энергия, последовательность.
Наши выводы? Короче короткого. Люпэн похитит своего сообщника сегодня, 31 мая, как он уже предупреждал».
Такое заключение, содержавшееся также во всех других газетах, соответствовало тому, к которому пришло общественное мнение в целом. И можно быть уверенным, что угроза была услышана наверху, так как префект полиции и господин Вебер приняли самые строгие меры как во Дворце правосудия, так и в тюрьме Санте, где содержался арестованный.
Стыдясь позора, в этот день не решились отменить ежедневных допросов господина Формери. Однако от тюрьмы до бульвара Дворца целая армия защитников закона охраняла улицы, по которым арестантов доставляли к следователю.
К великому, всеобщему удивлению, день 31 мая прошел, объявленный же побег не состоялся.
Правда, кое-что, показавшееся началом операции, все-таки произошло. Это — необъяснимая поломка колес у тюремной машины и скопление трамваев, омнибусов и грузовых машин на ее пути. Но попытка — если она и была — не получила должного продолжения.
Следовательно, Люпэн потерпел неудачу. Публика была этим почти разочарована. Зато полиция бурно торжествовала.
Но вот, на следующее утро, невероятный слух разлетелся по Дворцу правосудия и оттуда — по редакционным кабинетам: швейцар Жером испарился.
Как могло такое случиться?
Хотя специальные выпуски газет и подтвердили эту новость, многие отказывались ей верить. Но в шесть часов пополудни заметка, напечатанная в «Вечерней депеше», устранила все сомнения.
«Мы получили, — оповещала всех газета, — следующее послание от Арсена Люпэна. Специальная марка, наклеенная на конверт, в соответствии с последним заявлением Люпэна прессе, удостоверяет подлинность этого документа, дословно приводимого ниже.
«Господин Директор!
Соблаговолите передать публике мои извинения за то, что я не сдержал данного ей слова вчера. В последнюю минуту я вспомнил, что день 31 мая приходится на пятницу! Мог ли я вернуть свободу моему другу в пятницу? Я не был вправе взять на себя такую ответственность.
Прошу также прощения за то, что не привожу здесь, с моей обычной откровенностью, объяснения по поводу того, как произошло это небольшое событие. Мой способ был отмечен такой оригинальностью и простотой, что я опасался, открывая его тайну, вооружить им всех правонарушителей. Сколько удивления предвижу на тот день, когда я смогу заговорить! И это все? — скажут люди. Не более того; но ведь надо было подумать!
Прошу, господин Директор, принять…
Подпись: Арсен Люпэн».