Вьетнамский коктейль

— Плохой ты коммунист, видимо, Паша, если тебя так запросто отдают на растерзание, а я, видно, не стопроцентный американец из журнала «Тайм». Я приехал заколотить деньжат, в условиях контракта было специально оговорено, что я никакого участия в боевых действиях не принимаю. Однако мне пришлось, и бомбить деревни и расстреливать вьетконговцев на дорогах… Я закрывал на это глаза и глушил совесть виски — издержки профессии. Но сыт я этим по горло, а выхода никакого у меня не было. Ваш налет сделал для меня главное — дал эту самую свободу: хочу — возвращаюсь к своим, хочу — порываю контракт, и пусть он катятся к чертовой матери, неустойку я им заплачу, все-таки успел кое-что заработать, да и дома в банке у меня есть про запас…
Хочу — иду с тобой до конца: скорее всего твоего, извини, а хочу и вообще улетаю без тебя подальше от этих мест, в какую-нибудь глушь и ловлю рыбку до конца своих дней… Спасибо, Паша, ты открыл мне снова дорогу в мир, и теперь я думаю, что внутри меня заставит выбрать дорогу? И знаешь, Паша, это что-то непостижимое толкает меня остаться с тобой до конца. До любого. О-кей?
— Не берусь судить тебя за выбор, он твой и только, но — спасибо.
— О-кей, Паша. Пойду с тобой, а там видно будет.
— Вот и договорились. А теперь спать, завтра денек будет еще тот…
Денек и вправду оказался нелегким. Я распаковал длинные ящики — там попарно аккуратно были уложены самые мощные в мире гранатометы РГ — 7. Мины осколочные — кумулятивные мне ни к чему — танки пока по джунглям не бродят. Энди с удивлением и неподдельным интересом наблюдал за моими приготовлениями для улучшения качества этого блестящего оружия. Прежде всего, надо было переделать системы спуска. Мне не надо было прицеливаться, вводить поправки к прицелу, брать упреждение и прочее, что необходимо при обычной стрельбе из этой сверхмощной базуки.
Скотчем мы склеили разорванную карту и начали обсуждать наиболее безопасный, а главное самый быстрый путь отхода. Захватив по три гранатомета, мы отправились по вероятному пути отступления. Пройдя километров пять, решили, что хватит. Пока Энди репшнуром накрепко привязывал трубы гранатометов к достаточно толстым деревьям, я искусно маскировал зеленую, под цвет травы, миллиметровую японскую леску, На нее кита вытащить можно, не то чтобы заставить сработать мой примитивный спуск на гранатомете. Все гениальное просто, скромно объяснил я Энди: берется кусок зеленого бамбука, привязывается серединой к трубе, и под оба конца подкладываются деревянные бабашки: одна просто для упругости, другая как раз над кнопкой пуска. Привязывается леска, маскируется и всякий, кто имел неосторожность за нее задеть, получал хорошенькую мину со множеством осколков. Этот способ явно не был рассчитан на точное поражение цели, он имел скорее психологическое значение — дескать, нас тут много, у нас гранатометы и прочие игрушки, так что подумайте, прежде чем соваться сюда. Такая тактика давала нам главное преимущество — время, чтобы оторваться от погони хоть на полчаса…
Два гранатомета мы установили почти рядом, чтобы создать видимость многочисленности отряда прикрытия, другие довольно хаотично, но на наиболее вероятных путях преследования.
Еще одним рейдом мы прикрыли совсем уже ближние подступы к вертолету — не более полукилометра.
Итого двенадцать штук. Если сработает хоть половина, уже неплохо. Три штуки и небольшой запас мин я оставил в вертолете — береженого бог бережет.
Усталые, как гончие собаки после охоты на зайцев, мы прилегли в тени вертолета и блаженно вытянули гудящие ноги. Мне надо было бы соснуть пару часов, но ничего не получалось. Энди повернулся на живот и неожиданно спросил:
«Может, я покажусь тебе идиотом, но возьми меня с собой в Сайгон. Я внутренним чутьем уловил его искренность, но вынужден был ответить коротким — нет. Я не мог рассказать, что только один человек, занятый в операции знает меня в лицо, а я его. Появление постороннего могло сорвать всю операцию — мне попросту бы не поверили и сочли за провокатора и мой труп утром обнаружили бы в какой-нибудь сточной канаве. Вместе с Энди. Я не мог рассказать ему, что существует реальная угроза, что его, встретит случайно один из его знакомых, да и мало ли каких еще непредвиденных случайностей могла принести спонтанная акция с появлением Энди в Сайгоне. Энди без разъяснений принял мой ответ, как должное и мне даже стало жаль его.
— Энди, ты и так принимаешь участие в операции и без тебя она невозможна, просто у каждого своя задача.
Он обиженно засопел и затих. Жара спадала, нот духота по-прежнему не давала нормально дышать. Через час мне надо было идти. Я распаковал последний рюкзак. Энди усмехнулся:» Я все время с интересом наблюдаю, что ты, великий иллюзионист, вытащишь из цилиндра на этот раз?«
— Смотри и любуйся, смертельный номер программы!
После этого я достал» тайжер страйпс «, классическую форму зеленых беретов США, не новенькую, а уже ношеную и достаточно пропотевшую и выгоревшую на плечах. На куртке красовались нашивки медалей» Пурпурное сердце «, » За храбрость»и знаки отличного стрелка и за прыжки с парашютом. Я был скромен и никаких цацек себе больше не присвоил. Далее из рюкзака появился, пресловутый зеленый берет, пояс со стандартным армейским «кольтом»и нормальные армейские бутсы. По мелочам стоило прибавить стандартное армейское белье, часы «Сейку»в водонепроницаемом корпусе и универсальный десантный нож. В отдельном запечатанном пакете лежали документы: армейская книжка на имя Виктора Алексейчука (эмигранта во втором поколении, для снятия подозрения по поводу моего акцента), выписка из госпиталя, что я еще могу находиться на отдыхе две недели, после чего отправляться в свою любимую Америку, водительская лицензия штата Нью-Йорк и прочие бумажки — письма любимых девушек, несколько порнографических открыток, пара презервативов. Словом все, что и положено иметь бравому зеленому берету в этой богом забытой стране.
Энди с уважением наблюдал за моим перевоплощением в его соотечественника и даже улыбнулся, когда я продемонстрировал ему пару лучших в мире (так было указано на упаковке) презервативов. В глубине души я надеялся (чисто интуитивно) что Энди все-таки не изменит решения, но вечный червячок сомнения все-таки точил душу.
Когда я изложил ему свою версию его участия в операции, у него отвисла челюсть и только с помощью моего легкого тычка приняла нормальное положение. Он просто отказался поверить в возможность такого варианта, и потому могли знать только мы двое — все равно в это никто бы не поверил.
Я быстро переоделся, посоветовал Энди состряпать маленький костер из моей старой экипировки, навернул глушитель на верного «стечкина»и подвесил его между лопаток в пяти сантиметрах от воротника куртки. Осталось всего два часа до моей встречи с проводником, пройти предстояло немало. Да и на месте следовало быть пораньше (вдруг мой сайгонский друг приведет целую делегацию для моей торжественной встречи. Пожав, друг другу руки (вот уж не думал когда-либо о таком), мы не обмолвились ни одним словом напутствия или прощания.
Все уже было сказано, а произойдет оно или нет, один Христос или там Будда знает.
На этот раз я шел осторожно, обходя наиболее густые заросли — неловко как-то зеленому берету только что из госпиталя шататься по Сайгону в рваной форме, сержанты из военной полиции страсть как этого не любят. На условленное место я пришел примерно за полчаса до срока и облюбовал чудное место в развилке дерева, откуда открывался прекрасный вид на подходы с трех сторон метров на триста, с четвертой стороной дело обстояло хуже, но вполне приемлемо для первого выстрела.
Нужный человек тоже пришел раньше назначенного срока, внимательно обшарил взглядом близлежащие кусты и деревья. Место, как я уже говорил, было чудное — спрятаться неподалеку кому-нибудь из любопытных было бы весьма затруднительно. Мой визави, похоже, тоже остался доволен местом и уселся в расселину среди камней, почти слившись с окружающим ландшафтом. Он расположился почти подо мной, и я с гордостью отметил качество моей маскировки. Еще и еще раз я внимательно изучил каждый дециметр кустов, особенно с той стороны, откуда пришел вьетнамец.