Замок Пятнистой Розы
Он сделал шаг ей навстречу.
Если бы не обернулись две дамы в почтенном возрасте и их спутник, девушка, потеряв от страха сознание, упала бы на пол. Мужчина подхватил девушку и, бросив быстрый взгляд на Дорогваза, позвал хозяина Замка Одноухой Свиньи. Передаваемый из ус в уста зов мгновенно долетел до Омета. Столпившиеся у зеркал гости расступились, смолкли смешки и музыка. Дорогвазу даже показалось, что свет стал меркче.
Омет спрыгнул со стола, не обратив внимания на протянутые для помощи руки. Уверенной походкой хозяина жизни — не свергнутого бога, а именно человека, который может все, что хочет — он подошел к зеркалу, небрежным жестом указав сопровождавшим красоткам подождать его у стола.
— Рад тебя видеть, Йин, — спокойно и без церемоний приветствовал он младшего брата. — Почему ты не отвечал на вызовы столько времени?
— Сколько? — спросил Дорогваз, с некоторым трудом оставаясь бесстрастным.
— Двадцать три года и семь месяцев. Чем ты занимался?
Двадцать три года и семь месяцев проторчал бывший бог в тесной комнате башни, взирая на недоступный Реухал. Без малого — четыре Периода Димоэта!
— Думал, — коротко ответил Дорогваз.
— Мы так и предполагали. Ты просто так вызвал меня или что-то хочешь спросить?
— Я вижу, что помешал тебе, брат…
— О, нет, — рассмеялся Омет. — В этом зале не смолкает веселье, даже когда я отдыхаю. Жизнь создана для услады души, а не для мрачных мыслей, которые могут довести лишь до безумия, но не до понимания.
Иной раз слова говорят больше, чем глаза. В безмятежных глазах Омета не отражались бессонные ночи и попытки проломить собственной головой бездушную стену отчаяния.
— Я поговорю с тобой позже, брат, — только и сказал Дорогваз. — Я устал.
— Мы можем поговорить и сейчас. — Вокруг Омета образовался круг пустоты — никто не осмеливался мешать разговору двух бывших всемогущих богов. — Жизнь не кончилась, Йин. Борьба продолжается.
— Какая борьба?
— За жизнь.
— И что же ты можешь сделать, отторгнутый от внешнего мира?
— Я отторгнут от мира, но не мир от меня. Видишь, — Омет обвел рукой с четырьмя пальцами людей, собравшихся в зале. — Кто-то из них просто хочет повеселиться за мой счет, кто-то пришел из любопытства. Таких большинство. Но…
— Что но?
— Но придут и те, кто после расскажет миру о том, что мы хотели и что в свое время сами не смогли рассказать.
— Ты всегда был мечтателем…
— Да? А Вонат утверждал, что мечтателем как раз был ты…
— Вонат сейчас тоже устраивает такие пиры? — не сумев скрыть волнения, спросил Дорогваз.
— Нет, — честно ответил Омет. — Гин осуждает меня. Почему-то вы все пятеро решили поставить себе надгробие при жизни. Посмотри на себя, Йин. Небось всю твою пищу составляют дурманящие плоды, а все упражнения тела — походы до отхожего места? Сколько своих мечей ты создал за эти годы?
— Мечи несут в мир зло, — не смог найти лучшего ответа Дорогваз.
— Даже если ты действительно так думаешь, брат, создавать мечи — это то, что ты можешь делать лучше всех, — спокойно ответил Омет. — И они не несут зло. Твои мечи его останавливают. Ты знаешь это. И знаешь то, что зла в мире достаточно и без твоих мечей. Так сколько мечей создали твои руки за то время, что ты думал?
— Я… Я приду позже, — сказал Дорогваз и, повернувшись прочь, пошагал к выходу из зала, даже не озаботившись погасить зеркало — пусть Омет произносит магические слова и возвращается к безумному веселью с… с девуш… со своими гостями.
— Постой, Йин! — закричал вслед Омет. — Посмотри какие у меня здесь соблазнительные красотки! Хочешь, они разденутся перед тобой прямо сейчас? Хочешь?! Они могут и тебя навестить, я не только их отражение предлагаю тебе. Правда, только тогда, когда оживут аддаканы, но кто ждет годы, потерпит дни. Жизнь не кончилась, Йин!
— Я приду позже, — не оборачиваясь крикнул Дорогваз.
— Я жду вызова, брат!
Дорогваз почти выбежал из словохранилища, в котором стояли зеркала Димоэта — единственная связь с внешним миром. Вот для Омета, как оказалось, не единственная. Что так встревожило Дорогваза, что возмутило его? Никто никогда не говорил, что запрещено приглашать гостей и веселиться!
Веселиться, когда рухнуло дело всей жизни?!
Но в одном Омет прав — жизнь продолжается. Жизнь, продолжается, продолжается, продолжается… Живет лишь тот, кто хочет жить…
* * *— Здравствуй, я пришел! — приветствовал Дорогваз мастерскую, где уже весело поджидал его созидающий огонь и ничто не говорило о долгом запустении. — Прости, что я чуть не забыл о тебе!
Братья не раз пытали его — как, с помощью какой магии удается создавать ему чудо, называемое в народе без затей: «меч Дорогваза»? Простые смертные даже не задавали такого вопроса — меч Дорогваза ценился выше любого другого оружия, выше изделий предшественника Йина, великого мага Шажара, которого он превзошел в мастерстве.
Дорогваз никому не открывал своего секрета.
Потому что никакого секрета не было. Таинство любви не объяснишь. Магия, любовь и мастерство. Магией владеют многие, ремеслом — еще больше. Но взлюбить и воссоединить… Провести рукой по еще холодной, вздрагивающей в предчувствии, сырой неказистой бесформенной железяке еще до того, как превратить ее в металл, вдохнуть душу, вложив частицу себя; до того как запоет молот, выбивая шлаки, грязь, дурные мысли…
Это можно сравнить лишь с первым прикосновением к чистой девичьей коже… Нет, даже с этим нельзя! Это — совсем другое. Это — когда мозг и сердце очищаются перед пламенем, когда в огненных языках отражается жизнь прошлая и жизнь предстоящая, когда видишь настоящее и выковываешь его для кого-то… Нет, для себя! Неважно, кто будет владеть этим мечом, Дорогваз никогда не задавался этим вопросом…
Мастер отложил молот в сторону, отошел от наковальни, переводя дух, отпил из кувшина ледяной воды, провел рукой по мокрому лбу и осмотрел мастерскую, пока металл отдыхает перед следующим бурным соприкосновением, единением с творцом.
Почему Дорогваза никогда не интересовало к кому попадет меч?
Потому, что его творения стоят столько, что не всякому королю или многоземельному барону по средствам? И Дорогвазу почему-то захотелось, чтобы его меч был не символом знатности и достатка в ножнах с алмазами, а служил своему хозяину верой и правдой, в боях доказывая свои качества. Чтобы воин обнажал его в поединках за жизнь и честь, чтобы…
Дорогваз усмехнулся пришедшей в голову идее — а что, если выстроить лабиринт и, воткнув меч перед замком, пообещать его любому, кто минует все ловушки и опасности. Заселить сложные переходы и подземные пещеры жуткими тварями, так что если пройдет кто — то меча достоин. Не деньгами предков заслужит меч, а лишь доблестью и отвагой. Жив останешься — владей!
И если бы не ждал металл — будущий меч, который он назовет в честь девушки, потерявшей сознание от вида Дорогваза… О, прочь-прочь ее образ из головы, он живет сейчас другой любовью!.. А имя девушки он позже выяснит у Омета…
«О, благородный металл, вбирая в себя силу воды, спокойствие земли и страсть огня, ты…»
…И если бы не это сводящее с ума счастье созидания, сотворения чуда, он бы бросился строить лабиринт — такой, что пройти было бы почти невозможно. Дорогваз знал — он сделает это. Не только вельможам с с длинным рядом благородных предков за спиной будет доступен его меч. Но как сложно придется смельчакам, о!..
Металл, казалось, жил в его руках — да не казалось, жил. Этот меч и будет наградой смельчаку.
Дорогваз снова увидел картинку пира у Омета. Что ж, может брат и прав — надо жить, надо общаться с людьми. Вот Дорогваз и создаст лабиринт. Стоп! Но ведь если у Омета люди веселятся, то ведь у него будут гибнуть! Нет! Дорогваз четко решил — он оживит каждого, кто рискнет войти в лабиринт и не дойдет до меча. Погибших не будет. А позор воина, не прошедшего испытание лабиринтом — что ж, без поражений нет побед… Дорогваз никого не будет заставлять. И не будет кричать о неудачнике на весь мир — дело каждого захотеть, решить и получить. Получить меч Дорогваза…