Серебряные яйцеглавы
Более полувека ученые объявляли это название «дешевой погоней за сенсацией», но после того как появились роботы, обладающие индивидуальным сознанием, оно было признано и специалистами. Зейн Горт, например, был снабжен электрическим мозгом, как и многие другие роботы, включая немало блистательных роботов-ученых, которые были весьма высокого мнения об электронных умственных способностях.
Спросив про карликового компьютера, Гаспар рассчитывал получить подтверждение своей догадки.
Однако девушка только подняла брови и сказала:
— Не понимаю, о чем вы говорите.
— Да нет же, — настаивал Гаспар. — Карликовый компьютер — в просторечии мозг. Давайте его сюда.
Пристально посмотрев на Гаспара, девушка объявила:
— У нас нет никаких компьютеров.
— Ну, ту машину, которую называют мозгом.
— У нас нет никаких машин, — ответила девушка.
— Ну хорошо, хорошо! Пусть будет просто мозг.
Гаспар произнес это таким тоном, словно речь шла о фунте ветчины, и лицо девушки окаменело еще больше.
— Чей мозг? — ледяным голосом спросила она.
— Мозг Флаксмена, то есть мозг, который нужен Флаксмену… и Каллингему тоже. Вам это должно быть известно.
Пропустив последнюю фразу мимо ушей, девушка спросила:
— Им обоим нужен один и тот же мозг?
— Конечно! Давайте его сюда!
Лед в голосе девушки стал острым и колючим.
— Значит, на двоих? Нарезать или куском? На белом хлебе или ржаном?
— Деточка, у меня нет времени выслушивать тошнотворные шуточки! — заявил Гаспар. — Позовите няню Бишоп. Она в курсе дела.
Глаза девушки сузились, их синева от этого стала только глубже.
— Ах, няню Бишоп, — сердито повторила она.
— Вот именно, — сказал Гаспар, и его осенила внезапная догадка: — Вы с ней не в ладах, деточка?
— Откуда вы знаете?
— Интуитивно. Хотя тут достаточно простейшей логики: кислая старая дева не может питать к вам симпатии… Настоящая ведьма, верно?
Девушка выпрямилась:
— О, это еще далеко не все, братец! — ответила она. — Подождите здесь, я сейчас ее отыщу. И сама уложу мозг в ее сумку.
— Клянусь святым Норбертом, вот это клад! — воскликнул Зейн Горт, который, едва девушка ушла, кинулся к книжным полкам. — Смотри! — воскликнул он, проводя металлическим пальцем по черным корешкам. — Полное собрание сочинений Даниэля Цуккерторта!
— Этот человек мне незнаком, — бодро объявил Гаспар. — Или он робот?
— Твое невежество меня не удивляет, старая кость, — ответил Зейн. — Судя по регистру патентов, Даниэль Цуккерторт был одним из величайших древних специалистов в области роботехники, микромеханики, каталитической химии и микрохирургии. И тем не менее его имя почти никому не известно — даже роботам. Недаром у нас нет святого Даниэля. Он словно стал жертвой заговора молчания. К сожалению, я никак не мог выбрать время, чтобы заняться этим вопросом.
— А почему здесь вдруг оказались труды Цуккерторта? — с недоумением спросил Гаспар. — Разве он интересовался оккультными науками?
— Круг интересов Даниэля Цуккерторта был невероятно широк, — торжественно провозгласил робот.
— Послушай, старая гайка, — сказал Гаспар, думая о своем. — Как, по-твоему, Флаксмен рассчитывает, что этот мозг будет писать ему книги? Или будет еще как-то способствовать их появлению? Судя по здешней обстановке, я не удивлюсь, если речь пойдет о черной магии или спиритических сеансах. Скажем, через посредство медиума вступить в контакт с духами умерших авторов…
Робот щелкнул локтевым суставом, что соответствовало пожатию плечами.
— Как однажды заметил величайший из ваших сыщиков (кстати, поразительно похожий на робота!), строить теории, не располагая фактами, — значит совершать непоправимую ошибку.
— Величайший из наших сыщиков? — наморщив лоб, спросил Гаспар.
— Ну Шерлок Холмс! — нетерпеливо сказал Зейн.
— В первый раз слышу! Он кто — полицейский, частный сыщик или профессор криминологии? Или он сменил Гувера на посту директора ФБР?
12
— Гаспар, — сурово произнес робот, — я могу простить тебе, что ты не знаешь Цуккерторта, но Шерлок Холмс — величайший сыщик всей детективной литературы дословомольной эры!..
— Тогда понятно! — облегченно сказал Гаспар. — Не выношу дословомольных книг! От них у меня в голове все путается. — Его лицо вытянулось. — Знаешь, Зейн, просто не представляю, что я буду делать в свободное время: без словомольного романа мне не заснуть! Ведь, кроме этих книг, меня ничто не берет! Я многие годы прочитывал всю словомольную продукцию.
— Ну, начни перечитывать старые…
— Не поможет, Зейн! И потом, ты же знаешь, словомольная книга, если ее не запечатать, через месяц начинает чернеть и рассыпаться…
— В таком случае тебе, пожалуй, придется расширить свой кругозор, — сказал робот, отрываясь от толстого тома, который он перелистывал. — Он ведь у тебя узковат. Например, мы с тобой друзья, но, бьюсь об заклад, ты не читал ни одной моей книги, даже из цикла о докторе Вольфраме!
— Но, Зейн, я же не мог! — возразил Гаспар. — Ведь их издают только на катушках, рассчитанных на читающее устройство в корпусе роботов. Их даже на обычном магнитофоне нельзя проиграть.
— В издательстве есть печатные копии, которые выдают всем желающим, — холодно сообщил робот. — Разумеется, тебе пришлось бы подучить роборечь, но, по мнению некоторых людей, эти усилия окупаются…
— Э… — Гаспар, не зная, что сказать и как уйти от неприятной темы, воскликнул: — Куда запропастилась эта старая карга?! Пожалуй, надо бы позвонить Флаксмену.
Он кивнул на телефон возле книжных полок.
— Тебя никогда не удивляло, Гаспар, почему книги для роботов пишут живые существа вроде меня, а книги для людей сочиняют машины? — сказал Зейн, словно не расслышав, что ему говорил его друг. — Историк, пожалуй, усмотрел бы здесь разницу между юной и вырождающейся расой. Для постороннего наблюдателя, такого, как я, абсолютно очевидно, что в вашем пристрастии к словопомолу есть что-то болезненное. Стоит вам открыть смолотую книгу, и вы впадаете в транс, словно от большой дозы наркотика. Тебя не удивляло, почему роботы но способны воспринимать эту словесную дробленку?
— Может быть, она для них слишком тонка! Да и для тебя тоже! — вспылил Гаспар, задетый таким пренебрежением к своему любимому чтиву. — И вообще хватит есть меня поедом!
— Побереги свои артерии, старая мышца! — миролюбиво сказал Зейн. — И при чем тут «есть поедом»? Каннибализм — это, пожалуй, единственная гадость, в которой наши две расы никак не могут обвинить друг друга.
И он снова уткнулся в книгу.
Телефон звякнул. Гаспар машинально взял трубку, хотел было положить ее обратно и наконец поднес к уху.
— Говорит Флаксмен! — рявкнуло в трубке. — Где мой мозг? Что стряслось с двумя идиотами, которых я вам послал?!
Пока Гаспар лихорадочно подыскивал исполненный достоинства ответ, в трубке внезапно раздалась жуткая какофония воплей и грохота. Затем эти звуки оборвались, и через секунду в трубке раздался энергичный женский голос, который с типичной интонацией секретарши произнес:
— «Рокет-Хаус» слушает. У телефона мисс Джиллиген, секретарь мистера Флаксмена. Кто говорит?
Но Гаспар хорошо знал этот голос — голос Элоизы Ибсен.
— Седьмой взвод мстителей за словомельницы, — быстро импровизировал Гаспар, говоря хриплым и зловещим шепотом, чтобы замаскировать свой голос. — Немедленно забаррикадируйте двери! Несколько минут назад о вашем районе была замечена известная нигилистка Элоиза Ибсен с группой вооруженных писателей. Высылаем вам на помощь летучий отряд мстителей, который покончит с ними.
— Отмените отправление отряда, — тотчас ответил энергичный голос. — Писательница Ибсен арестована и передана в руки правительства… Да ведь это ты, Гаспар! Про нигилизм я говорила только с тобой!
Гаспар захохотал хохотом, от которого крови положено стынуть в жилах.