Эдем

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Обход ракеты длился довольно долго. Двутел особенно интересовался атомным реактором и автоматами. Инженер рисовал ему множество эскизов, только в машине на это ушло четыре блокнота. Автомат возбудил явный интерес гостя. Он подробно осмотрел микросеть и чрезвычайно удивился, увидев, что вся она погружена в резервуар, охлажденный жидким гелием. Это был криотронный мозг сверхпроводящего типа для особо быстрых реакций. Но видимо, двутел уловил, с какой целью охлаждается мозг, потому что очень долго покашливал и с большим одобрением изучал эскизы, которые чертил ему Кибернетик. Казалось, по вопросу об электрических схемах договориться гораздо легче, чем насчет того, каким жестом или символом обозначить самые простые слова.
В пять утра Химик, Координатор и Инженер отправились спать. Грузовой люк закрыли, а в туннеле на посту остался Черный. Физик, Кибернетик и Доктор пошли с двутелом в библиотеку.
— Подождите, — сказал Физик, когда они проходили мимо лаборатории, — покажем ему еще таблицу Менделеева, там есть схематические рисунки атомов.
Они вошли внутрь. Физик начал копаться в куче бумаг под шкафом, и в этот момент что-то затрещало.
Физик выбрасывал из угла шелестящие рулоны и ничего не заметил, но Доктор насторожился.
— Что это? — спросил он.
Физик выпрямился и тоже услышал щелчки. Он посмотрел на товарищей испуганными глазами.
— Это Гейгер, там… стойте! Где-то утечка…
Физик подскочил к счетчику. Двутел стоял неподвижно и водил глазами по приборам. Потом он приблизился к столу, и счетчик затрещал длинными очередями, как барабанщик, выбивающий протяжную дробь.
— Это он! — крикнул Физик, схватил обеими руками металлический цилиндр и направил его на гиганта. Счетчик загудел.
— Радиоактивный? Он? Что это значит? — спрашивал ошеломленный Кибернетик.
Доктор побледнел. Он подошел к столу, посмотрел на дрожащий индикатор, взял из рук Физика металлический цилиндр и начал водить им в воздухе вокруг двутела. Дробь слабела тем явственнее, чем выше он поднимал датчик. Когда он опустил его к толстым бесформенным ногам пришельца, прибор зарычал. На шкале вспыхнул красный огонек.
— Радиоактивное заражение… — выдавил Физик.
Двутел переводил глаза с одного на другого, удивленный, но совершенно не обеспокоенный непонятной для него операцией.
— Он попал сюда через отверстие, которое прожег Защитник, — тихо сказал Доктор. — Там все радиоактивно… Он там прошел…
— Не подходи к нему! — выкрикнул Физик. — Он излучает минимум миллирентген в секунду! Подожди — нужно его как-то… Если закутать его в керамитовую фольгу, можно будет рискнуть.
— Но, послушай, тут речь идет не о нас! — повысив голос, сказал Доктор. — Речь идет о нем! Как долго он мог там находиться? Сколько получил рентген?
— Не… не знаю. Откуда я могу знать?… — Физик все еще смотрел на рокочущий счетчик. — Ты должен что-то сделать! Ацетатная ванна, абразия эпидермиса… Смотрите, он ничего не понимает.
Доктор, не сказав ни слова, выбежал из лаборатории. Через минуту он вернулся с аптечкой первой помощи при радиационных поражениях. Двутел сначала как будто хотел воспротивиться непонятным процедурам, но потом позволил делать с собой все что нужно.
— Надень перчатки! — крикнул Физик Доктору, который голыми руками трогал кожу двутела.
— Разбудить остальных? — неуверенно спросил Кибернетик.
Он стоял у стены, опустив руки. Доктор натягивал толстые перчатки.
— Зачем? — сказал он и наклонился. — Пока ничего… Эритема появится через какие-нибудь десять-двенадцать часов, если…
— Если бы мы могли с ним договориться, — буркнул Физик.
— Переливание крови… Но как? Откуда? — Доктор смотрел перед собой невидящим взглядом. — Тот, второй! — вдруг воскликнул он, заколебался и добавил тише: — Нет, не могу, пришлось бы сначала исследовать кровь обоих на агглютинацию — у них могут быть разные группы…
— Слушай, — Физик оттянул его в сторону, — дело плохо. Боюсь… ну, понимаешь? Он должен был пройти по зараженному пятну, как только упала температура: в районе микроаннигиляционной реакции всегда образуется много радиоизотопов. Рубидий, стронций, иттрий и все прочее. Редкоземельные элементы. Он пока еще ничего не чувствует, самое раннее завтра — так я думаю. У него в крови есть белые тельца?
— Да, но они выглядят совершенно иначе, чем у людей.
— Обильно размножающиеся клетки поражаются всегда одинаково, независимо от вида. Он должен иметь несколько большую сопротивляемость, чем человек, но…
— Откуда ты знаешь?
— Потому что радиоактивность грунта здесь почти в два раза выше, чем на Земле; значит, они в определенной степени могут быть к ней приспособлены. Твои антибиотики здесь, конечно, ни к чему?
— Само собой; тут должны быть какие-то совсем другие бактерии…
— Так я и думал. Знаешь что? Мы должны прежде всего договориться… Выяснить как можно больше. Реакция наступит самое раннее через несколько часов…
— А! — Доктор быстро взглянул на Физика и опустил глаза.
Они стояли в пяти шагах от двутела, который не спускал с них бледно-голубых глаз.
— Чтобы вытянуть из него как можно больше, прежде чем… он умрет?
— Я думал не об этом, — сказал Физик. Он старался сохранить спокойствие. — Я полагаю, что он будет вести себя, как человек. Психическое равновесие он сохранит в течение нескольких часов, потом наступит апатия — ты ведь знаешь. На его месте каждый из нас думал бы прежде всего о выполнении задания.
Доктор пожал плечами, посмотрел на Физика исподлобья и вдруг улыбнулся:
— Каждый из нас, говоришь? Да, возможно, зная, что произошло. Но он пострадал из-за нас. По нашей вине.
— Ну и что из этого? Для тебя важно какое-то искупление? Не будь смешным!
На лице Физика выступили красные пятна.
— Нет, — сказал Доктор. — Я не согласен. Понимаешь, это, — он показал на прилегшего двутела, — больной, а это, — он стукнул себя в грудь, — врач. И остальным здесь делать нечего.
— Ты так считаешь? — глухо сказал Физик. — Но это наш единственный шанс. Мы ведь не сделаем ему ничего плохого. Это не наша вина, что…