Эдем
— Нет, это какая-то более сложная история.
— Вернемся к делу, — сказал Координатор. — Каковы результаты проведения в жизнь этого биологического плана?
— Из-за него на свет начали появляться особи безглазые или с различным количеством глаз, не способные к жизни, изуродованные, безносые, а также большое количество психически неполноценных.
— Ах! Наш двутел и те, другие.
— Да. Очевидно, теория, на которую они опирались, была неверной. В течение полутора десятков лет появились тысячи изувеченных, деформированных мутантов — трагические плоды этого эксперимента они пожинают еще и сегодня.
— От плана отказались?
— Мы даже не спрашивали об этом, — признался Кибернетик.
Он повернулся к микрофону:
— План биологической реконструкции — существует ли сейчас? Каково его будущее?
Калькулятор, скрипя, некоторое время как будто препирался с двутелом, который издал слабое покашливание.
— Может, ему плохо? — тихо спросил Координатор Доктора.
— Нет, лучше, чем я ожидал. Он устал, но не хочет уходить отсюда. Я даже переливание крови не могу ему сделать: очевидно, если ему влить кровь нашего двутела, его красные кровяные тельца выпадут в осадок и…
— Тсс! — цыкнул Физик.
Репродуктор захрипел:
— План — есть, нет. Пауза. Теперь — план когда-то не был. Пауза. Теперь мутации, болезнь. Пауза. Информация подлинная — план был — теперь нет.
— Не уловил, — признался Инженер.
— Он говорит, что в настоящее время отрицается существование этого плана — как будто его вообще никогда не было, а мутации якобы являются видом болезни. В действительности план был проведен в жизнь, а потом его отбросили, не желая признать своего поражения.
— Кто?
— Эта их якобы несуществующая власть.
— Постойте, — сказал Инженер, — как же это? С момента, когда последний анонимный властитель перестал существовать, воцарилась как бы эпоха анархии, так, что ли? Так кто же проводил в жизнь этот план?
— Ты ведь слышал. Никто его не проводил — никакого плана не было. Так сегодня утверждают.
— Ну хорошо, но тогда, пятьдесят или сколько там лет назад?
— Тогда утверждали что-то другое.
— Нет, это невозможно понять.
— Почему? Ты ведь знаешь, что у нас на Земле существуют некоторые явления, о которых не принято говорить во всеуслышание, хотя о них знают. Например, даже чисто житейские взаимоотношения невозможны без некоторой дозы притворства. То, что у нас не определяющее, второстепенное, то у них — главный фактор.
— Все это запутано и неправдоподобно, — сказал Инженер. — А как с этим связан тот завод на севере?
— Он должен был производить что-то, связанное с осуществлением плана, может, аппаратуру для операций или объекты, которые были не нужны, но которые якобы могли понадобиться будущим реконструированным поколениям. Но это только мои предположения, — подчеркнул Кибернетик, — что они там должны были производить, мы не знаем.
— Таких заводов, наверное, должно было быть больше?
— Заводов, производных биологического плана, число маленькое или большое? Как много? — спросил Кибернетик.
Двутел откашлялся, и калькулятор почти сразу же ответил:
— Неизвестно. Заводы — вероятно — много. Пауза. Информация — никаких заводов.
— Это, однако, какое-то общество… ужасающее! — вспылил Инженер.
— Почему? Ты что, никогда не слышал о военной тайне или о чем-то в этом роде?
— Какая энергия питает эти заводы? — повернулся Инженер к Кибернетику, но сказал это так близко к микрофону, что калькулятор сразу же перевел вопрос.
Репродуктор минуту погудел и продекламировал:
— Неорган — термин отсутствует — био. Пауза. Энтропия — константа — биосистема. — Остальное утонуло в усиливающемся гудении. На пульте зажегся красный огонек.
— Пробелы в словаре, — объяснил Кибернетик.
— Слушай, включим его поливалентно, — сказал ему Физик.
— Зачем? Чтобы он начал болтать, как шизофреник?
— Может, удастся больше понять.
— О чем речь? — спросил Доктор.
— Он хочет уменьшить селективность калькулятора, — объяснил Кибернетик. — Когда спектр значений какого-то слова недостаточно острый, калькулятор отвечает, что термин отсутствует. Если я включу его поливалентно, он начнет заниматься контаминацией — будет создавать словесные гибриды, каких нет ни в одном человеческом языке.
— Таким способом мы его лучше поймем, — настаивал Физик.
— Пожалуйста. Можем попробовать.
Кибернетик переключил штекеры. Координатор взглянул на двутела, который лежал теперь с закрытыми глазами. Доктор подошел к гиганту, некоторое время осматривал его и, ничего не сказав, вернулся на свое место.
Координатор сказал в микрофон:
— На юге здесь есть долина. Там — большие строения, в строениях скелеты, вокруг — могилы. Что это?
— Постой, могилы ничего не значат.
Кибернетик притянул к себе гибкую стойку микрофона.
— На юге — архитектурная конструкция, рядом с ней — в отверстиях в грунте — мертвые тела. Мертвые двутелы. Что это значит?
На этот раз калькулятор дольше обменивался скребущими звуками с двутелом. Они заметили, что впервые машина, казалось, сама от себя спрашивала о чем-то еще раз, наконец обращенный к ним репродуктор монотонно сообщил:
— Двутел — физическая работа нет. Пауза. Электрический орган — работа, да, но акселероинволюция — дегенерация — злоупотребление. Пауза. Юг — это экземплификация самоуправляемой прокрустики — пауза. Биосоциозамыкание — антисмерть. Пауза. Общественная изоляция — не сила, не принуждение. Пауза. Добровольность. Пауза. Микроадаптация группы — центросамотяг — продукция — да, нет. Пауза.
— Ну что, получил? — Кибернетик сердито посмотрел на Физика. — «Центросамотяг», «антисмерть», «биосоциозамыкание». Говорил я тебе! Пожалуйста, теперь расшифровывай.
— Постепенно расшифрую, — сказал Физик. — Это имеет что-то общее с принудительными работами.
— Неверно. Он сказал «не сила, не принуждение», «добровольность».
— Ну, так спросим еще раз. — Физик подтянул к себе микрофон. — Непонятно, — сказал он. — Скажи — очень просто — что на юге, в долине? Колония? Группа осужденных? Изоляция? Производство? Кто производит? Что? И зачем? С какой целью?