Проклятие сумерек
– Попробуйте здесь.
Они открыли богатейшую жилу кварца.
Потом, уже на поверхности, мастер допытывался у Бальяна:
– Как ты понял, что искать нужно здесь?
– Я просто знал, – пытался объяснить мальчик.
– Нет, ты расскажи, – приставал мастер.
Бальян вырвался и убежал.
Он нашел старую хижину углежога, где жил до пятилетнего возраста. Там давно уже никого не было: семья не то перебралась в другие края, не то попросту вымерла. Бальян починил крышу, вычистил единственную комнатку, переложил очаг и сделал это место своим убежищем. Здесь он проводил большую часть теплого времени года и только на зиму возвращался в имение. Эмеше почти никогда не знала, где находится ее сын. Впрочем, ее это и не занимало. Она хотела только одного: чтобы Вейенто прислал за ней и чтобы все было как раньше.
* * *Брак герцога Вейенто с Ибор оказался удачным. Правда, сама Ибор мало радовала своего супруга: она была глуповатой и вздорной. Но все это мелочи. На четвертый год супружеской жизни Ибор наконец сумела родить мальчика – его назвали Аваскейн и воспитывали как будущего герцога Вейенто. В глубочайшей тайне Вейенто-отец надеялся, что когда-нибудь Аваскейн унаследует после него не только герцогство, но и королевский престол.
Ибор не вмешивалась в дела своего мужа. Она довольствовалась тем, что было предоставлено в ее распоряжение: роскошными залами в той части замка, где некогда всецело царила Эмеше, нарядами, выездами на праздники в столицу, соколиной охотой.
Главной заботой Ибор был Аваскейн. Мальчик родился и рос болезненным. Он не любил лошадей, не любил соколов, ему не нравились прогулки по горам. Ибор смотрела на его тонкие бледные руки-палочки и вздыхала. Она очень боялась, что Вейенто в конце концов разочаруется в своем законном отпрыске и вспомнит о существовании бастарда. Для Ибор это было бы катастрофой, потому что она, сколько ни старалась, больше не могла забеременеть.
Однако Вейенто ни о чем подобном не помышлял. Он и прежде, живя с Эмеше, не задавал вопросов о ребенке любовницы. Так с какой стати ему интересоваться этим ребенком сейчас? К тому же тот давным-давно вырос и, по слухам (которые все же доходили до герцогских ушей), сильно чудит.
Бальян обитает где-то в горах, вдали от людей. Он одевается как бродяга и сторонится людей.
Бальян якшается с гномами. Бойко болтает на их жаргоне и даже гостит у них в их таинственном подземном городе, куда людям вход запрещен под страхом смертной казни.
Бальян изредка появляется в горняцких поселках, покупает там еду или инструменты.
Бальяна не видели больше года… жив ли он?
Все, что говорилось о старшем, незаконном сыне, герцог хранил на самой окраине сознания. Бастардов обычно держали «про запас» – на тот случай, если с законным наследником что-нибудь произойдет. Но что может произойти с Аваскейном, который никогда не играет в бурные игры, избегает любого риска, любой опасности, спит с закрытыми окнами, всегда тепло одет и окружен десятком заботливейших слуг? Вейенто не препятствовал мальчику расти изнеженным. Если тот станет королем, ему не понадобится ни физическая сила, ни фехтовальное мастерство, ни умение ездить верхом или командовать армией. У него будет довольно придворных, полководцев, воинов, охранников. Главное, чтобы Аваскейн был достаточно умен и хитер и умел пользоваться сильными и слабыми сторонами окружающих его людей. А искусство манипулирования болезненный ребенок недурно освоил в очень раннем возрасте – и явно не собирался останавливаться на достигнутом.
Глава четвертая
КИНЖАЛ В ГАЛЕРЕЕ
Помогая своему юному господину застегнуть пряжку на плече, компаньон королевского брата Пиндар задумчиво разглагольствовал:
– Прошлое царствование знаменовалось неким изысканным вырождением. В этом имелся определенный смысл. Аристократизм всегда должен обладать некоторой толикой декаданса.
Гайфье разглядывал в большом зеркале свое отражение. Рослый плотный подросток с загорелым лицом, с блестящими раскосыми глазами. Пиндар журчал над ухом так убедительно, так вкусно произносил он слова «аристократизм», «декаданс», что Гайфье поддался их обаянию. Ему вдруг ужасно захотелось немножко вырождения. Но сколько он ни всматривался в себя, никаких признаков упадка не видел. Обычное здоровое юное существо.
И это здоровое существо произнесло:
– Мне всегда казалось, что в вырождении нет ничего хорошего. Оно даже не красиво.
– Оно означает древность, – возразил Пиндар. – Оно означает гордость, ибо во многом связано с родственными браками – то есть с нежеланием пускать в свою семью посторонних.
Мальчик пожал плечами.
– Если я правильно припоминаю, в нашей семье как раз традиционно заключались смешанные браки, что и привело к оскудению эльфийской крови. – Он снова посмотрел на себя, отраженного в зеркале: человек, с головы до ног похожий не на эльфа, но просто на собственного отца.
– Оскудение! – подхватил Пиндар. – Вот самое точное слово! Самое пленительное для меня… То, что вот-вот исчезнет. То, что удерживается на краю реальности, уцепившись последним коготком… То, чему суждено сорваться в пропасть. Один только миг, одно слабое дуновение ветра – и оно исчезнет. Вот что я имел в виду.
– Вы хотите сказать, что моя бабушка производила на вас именно такое впечатление? – удивился Гайфье. – Как будто она вот-вот исчезнет?
Все, что Гайфье слышал о покойной королеве, создавало у него прямо противоположное впечатление. Пиндар не позволил себя смутить.
– Я не встречался с ее величеством лично, – проговорил он, – однако в моей памяти запечатлен образ правящей королевы, который существовал для всего народа… А я склонен причислять себя к одному из народа. Да, это так, хотя поэты не имеют ни племени, ни социальной принадлежности.
– Поэты? – переспросил Гайфье, чувствуя себя все более скверно.
Мальчик не любил стихов. Если его компаньон окажется поэтом, то это может обернуться катастрофой. Выслушивать чтение стихов – выше сил Гайфье. Но… не просить же регента отослать Пиндара только из-за этого? «Поэт» – не причина для увольнения.
– Именно поэты, – подтвердил Пиндар с удовольствием, – улавливают незримые флюиды. Поэты претворяют свои ощущения в слова, в магические слова… Не всегда подлежащие рациональному осмыслению, ибо смысл поэзии может таиться в ритме, в звуке – и даже между звуками.
– Я думал, это относится к музыке, – возразил Гайфье.
– Поэзия сродни музыке, – произнес Пиндар. – Поэзия воздействует на человека, минуя сознание. Простым звучанием слов. В человеческой речи тоже скрывается музыка.
– Ну да, – вяло протянул Гайфье. – Конечно… – Он вздохнул.
– Вижу, эта беседа вас не занимает, мой господин. – Пиндар вдруг явил себя чутким и внимательным собеседником.
Гайфье сразу воспрял духом и заговорил об охотничьих собаках. Эта тема интересовала его бесконечно. Он рассказал об одной псине и о том, какой у нее нрав, потом перешел к рыжему кобелю, своему любимцу, и поведал о некоторых его проделках. Пиндар слушал терпеливо, с видом страдальческим, но не перебивая. В конце концов Гайфье пришел к выводу, что его компаньон – вполне сносный человек, и с этим мнением отправился на прогулку.
Оставшись один, Пиндар некоторое время смотрел вслед ушедшему и холодно улыбался. Сын Талиессина не вызывал у Пиндара никаких эмоций. Обычный мальчишка. Глуповат, как и положено в его возрасте. Пиндар вспомнил время, проведенное в Академии. Тогда они все тоже были мальчишками. Почти дети. И в суждениях, и в поступках.
Как различно сложились судьбы бывших однокашников! О Фейнне Пиндар знал, что она теперь – герцогиня Ларра, мать наследника Ларра. Гальен и Аббана казнены за покушение на жизнь правящей королевы.
Эгрей погиб на военной службе. Нелепый толстяк Маргофрон, по слухам, выгодно женился и теперь владеет десятком галантерейных лавок в нескольких городах Королевства. Эмери, кажется, служит королевской семье здесь, в столице. Придворный композитор. Вот с кем хорошо бы встретиться и переговорить…