Проклятие сумерек
Егамин преклонил колени, а Бальян ограничился поклоном.
– Магистр Даланн! – воскликнул Егамин, вскакивая с колен. – Я привел человека, который, возможно, с вашего согласия будет принят на службу в качестве учебного пособия…
– Консультанта, – сквозь зубы поправил Бальян.
– …на курсах «Основы человечьих повадок»! – закричал Егамин.
– С почасовой оплатой, – добавил Бальян.
Магистр Даланн смерила Бальяна взглядом и важно проговорила:
– Когда я читала курс теоретической эстетики в Академии Коммарши, люди были моими основными слушателями. И, смею заверить, я умела донести до них мои мысли.
– В этом нет сомнения, – пробормотал Бальян.
– Кто ты? – спросила Даланн. – В чем твоя ценность?
– Ну, я человек, – сказал Бальян. – Чистокровный человек. Кое-что знаю о повадках моего племени.
– Кое-что? – Магистр так и впилась в него взглядом.
Кругом шумели другие гномы – слушатели курса.
– Почасовая оплата? Неслыханно!
– Да мы сами можем!..
– Я был раз в поселке – он на них не похож! Наверняка эльф!
– Тихо! – гаркнула Даланн. – Это человек. Пусть назовется.
– Меня зовут Бальян.
Вперед протолкался Егамин:
– Это тот самый… Он выручил нас… в том деликатном деле. – Намек был более чем очевиден, и гномы притихли.
– А! – Взгляд магистра Даланн сразу изменился.
Даланн до сих пор не забыла о том, как отнесся к ней герцог Вейенто, когда она провалила свое шпионское задание и очутилась в руках у регента Талиессина. Вейенто пришел к ней на помощь, он забрал ее из тесной клетки, вырвал из злобных лап эльфа и увез с собой в горы. И впоследствии никогда не напоминал о своем благодеянии.
– Сын герцога, пусть даже незаконный, всегда желанный гость у народа гномов, – сказала Даланн просто.
Теперь карлики окружили Бальяна со всех сторон. Повсюду он видел ухмылки на бородатых лицах, а тяжелые, как булыжники, кулаки дружески подталкивали его в бока и колотили по плечам, так что Бальян даже представить себе боялся, сколько синяков ему по-приятельски насажали.
– Мы построим лекцию как серию вопросов и ответов, – решила Даланн. – Спрашивайте у него обо всем касательно обыденного человеческого поведения. О первом, что придет вам на ум. Он будет отвечать искренне, не обижаясь и не утаивая никаких подробностей. А я потом объясню вам ошибки, которые он сделает.
* * *Дружба Бальяна с магистром Даланн длилась четыре года, с момента их знакомства и до того дня, когда Даланн, почувствовав приближение смерти, послала за Бальяном, чтобы проститься с ним.
Он примчался, как только известие дошло до него, и застал магистра еще живой. Даланн всегда слыла среди гномов мудрой прозорливицей. Когда прошел слух о том, что скоро она обратится в камень и замолчит навсегда, к ней хлынули толпы соплеменников, и для каждого она находила слово пророчества.
– Ты стоишь на граните, – сказала она одному, а другому предрекла: – Твой камень растрескался.
Она видела гномов как камни, и их судьба представлялась ей в виде определенной горной породы или минерала. Известно, что после смерти гномская плоть превращается в камень, и по тому, каков этот камень, можно судить и об истинной сущности почившего. А Даланн могла назвать вид минерала еще до того, как гном умрет.
Обычно она таила свои знания про себя. Но перед тем как уйти навечно, она разверзла уста и стала говорить без устали. С трепетом, с ужасом слушали ее соплеменники.
Бальян ворвался в зал и сразу кинулся к умирающей. Перед ним расступились, хоть и неохотно, потому что Даланн, заслышав голос Бальяна, встрепенулась и сделала знак, чтобы юношу пропустили.
Он уселся рядом с ее ложем на корточки. Коснулся ее руки. Она сильно стиснула его пальцы.
– Твой отец был моим благодетелем, – сказала Даланн. – Но я не смею завещать тебе мою благодарность. Она касается только меня и умрет вместе со мной.
– Хорошо, – сказал Бальян.
Магистр лукаво блеснула глазами.
– За четыре года ты ни разу не солгал мне.
– Я старался не лгать, – объяснил Бальян.
– Кто учил тебя этому?
– Никто… Просто так казалось удобнее.
– Тебе незачем лгать, – вздохнула Даланн. – Я много лгала, и знаю, какие беды это иногда вызывает. Но иногда ложь позволяет избежать беды. Об этом тоже следует помнить.
– Хорошо, – сказал Бальян.
– Ты стоишь на базальте, – сказала Даланн. – Теперь уходи. У меня больше нет для тебя времени.
Бальян приподнялся и поцеловал ее в лоб. Гномы возмущенно зашумели, но, знакомые с человечьим обычаем прощания, не посмели сказать Бальяну ни слова.
Широким шагом направился он к выходу. За спиной Бальян слышал негромкий, но четкий голос Даланн, обращенный к гномам, что подходили к ней один за другим:
– Ты стоишь на песчанике, будь осторожен, брат.
– Ты стоишь на берилле, добрый брат.
– Ты стоишь на чистейшем аквамарине, мой хрупкий брат.
– Ты стоишь на кварце…
– Ты стоишь на камне, на камне…
Она не назвала камень. Голос ее оборвался. Бальян стремительно обернулся. На мгновение толпа гномов расступилась, и глазам юноши предстала глыба полупрозрачного розового родонита – без единой темной прожилки, что само по себе казалось невозможным, чудесным.
Бальяну чудилось, что камень хранит очертания гномского тела. Как будто кто-то в считанные секунды изваял фигуру магистра Даланн прямо в скальной породе. Видны были ее руки, сложенные на груди в благословляющем жесте, даже железное кольцо на пальце можно было различить. Ее лицо, которое за годы дружбы Бальян перестал считать безобразным, хранило выражение мудрой доброты. Проницательные глаза утонули в бликах гладко отполированного камня, и Бальян вдруг вспомнил гномское выражение: «Зрячие скалы».
Слезы навернулись на глаза, и он выбежал из зала.
Глава девятая
СЕРЕНАДА ДЛЯ КРЕДИТОРОВ
Несколько дней Ренье не выходил из дома. Ждал, пока затянется рана. Шпага процарапала кожу и вошла в плоть не так уж глубоко, но болело немилосердно.
К счастью, всему на свете приходит конец, даже болезням. Ренье восстал с одра печали и вспомнил о своем выигрыше. Придя домой в то утро раненным, он бросил кошель с деньгами в угол и больше к нему не прикасался. Теперь настало время полюбоваться своей удачей. Так что на шестой день после драки, едва проснувшись, Ренье вытащил кошель и разложил золотые монетки так, чтобы они ковром покрывали пол комнаты. Затем раскрыл окна в ожидании рассвета. Улегся посредине, как бы окруженный золотом, и стал мечтать.
Купить то, другое. Обновить наконец плащ. Отдать шпагу оружейнику, чтобы привести ее в порядок. Жаль, нельзя сделать подарок Труделизе, – виночерпий сразу заметит появление новой вещи в комнате жены. Зато можно что-нибудь хорошее подарить Эмери. Произведение искусства, например.
Солнце вошло в комнату и неторопливо прошлось по золотым кружочкам. Монетки вспыхивали одна за другой; теперь Ренье лежал в ослепительном сиянии. Желтые отблески гуляли по его лицу, по рукам и одежде. Он шевелил пальцами и любовался игрой света.
Это продолжалось некоторое время, а потом Ренье опять заснул.
Пробудился он от стука в дверь. Ренье поднял голову, глянул в окно. Было за полдень.
Ренье взъерошил обеими руками волосы, потер виски. Стук повторился.
– Что случилось? – спросил Ренье. – Неужели я кому-то понадобился? Не может этого быть!
– Это Кавалон, – представился стучавший. – Говорят, ты выиграл кучу денег.
Ренье застонал. Кавалон был одним из самых настойчивых его кредиторов. Приблизительно год назад он одолжил придворному господину сто золотых монет. Предполагалось, что придворный господин вернет деньги через месяц. И присовокупит к ним свою очень полезную для Кавалона благодарность.
Теперь разочарованный и гневный Кавалон преследовал Ренье с особой лютостью.