Странники между мирами

Управляющий прибыл с поручением от самого главного королевского конюшего, господина Адобекка, — отобрать человек пятнадцать для того, чтобы продать их на север, на горнодобывающие заводы. По слухам, господин Адобекк сильно был недоволен беспорядками в своих владениях. Он, господин Адобекк, наипреданнейший слуга королевы (говоря проще — эльфийский прихвостень) и оттого не желает терпеть никаких выступлений против Эльсион Лакар. Так что всех смутьянов, бунтовщиков и подстрекателей велено было отыскать и избавиться от них самым простым — и самым выгодным для хозяина — способом.
Заводчики, по слухам, хорошо платили за крепостных с юга. Впрочем, стоимость продаваемых людей сохранялась в строгой тайне: ни один из них не видел своего контракта. По мнению герцога Вейенто, это позволяло его рабочим сохранять чувство собственного достоинства.
Зимние дожди закончились месяц назад; синева небес была ещё чистой и свежей, и многие деревья, не удосужившись покрыться листвой, уже отяжелели от огромных ярких цветков.
Радихена слышал о приезде управляющего и нарочно ушел подальше, на холмы, где этот человек его вряд ли отыщет. Он испытывал безотчетный страх перед встречей с господином Трагвиланом.
На холме дул ветер, но в небе не было облаков, и Радихене думалось о том, что ветер старается напрасно — его усилий не видно.
— Вот ты где, — послышался чужой голос.
Радихена обернулся. Калюппа поднимался по склону вместе с двумя хмурыми, скучающими солдатами.
— Тебя ждут, — объявил он, беспорядочно взмахивая кулаками, как будто не решаясь затеять драку. Деревенский староста был страшно возбужден.
— Давно? — спросил Радихена, криво изгибая бровь. Он плохо понимал, о чем идет речь.
— Не болтай! — оборвал Калюппа.
Один из собутыльников Радихены прятался в кустах, но делал это с нарочитой небрежностью, и старосте отлично была видна его багровая лысина. К тому же он продолжал пить, и булькание вина, наливаемого из старенького бурдючка, слышалось так же отчетливо, как и сопение вечно простуженного носа.
— Идем, идем, — морщась, сказал староста. — Наконец-то я от тебя избавлюсь.
Радихена широко шагнул вниз, но попал ногой в ямку и едва не упал. Солдат подхватил его, сильно вцепившись пальцами ему в плечо.
— Не надо, — дернулся Радихена. Он боялся физической боли.
По доносам и требованиям старосты его несколько раз наказывали плетьми специально приезжавшие для этого солдаты. Радихена в таких случаях всегда орал и плакал.
Солдат подтолкнул его в загривок и тычками погнал вниз, к дороге, на которой уже находилась крытая телега. Там ждали остальные, которых отправляли на север. По большей части это были молодые неженатые мужчины. Управляющий Трагвилан не без основания считал, что человек, который к тридцати годам не завел семьи, плохо подходит для работы на земле. И деревенский староста охотно поддерживал его в этом мнении.
Увидев телегу, Радихена чуть попятился.
— Это что? — спросил он растерянно.
— Телега, — буркнул староста. — Полезай.
Радихена сделал еще несколько шагов назад.
— Это что, меня продают куда-то? — спросил он с глупым видом.
— Полезай, говорят тебе! — закричал староста. — Ненавижу твою рожу!
Радихена показал ему кукиш и осторожно заглянул под навес. Ничего особенного он там не увидел и осторожно забрался в телегу. Он еще слышал, как пастух отрывисто выкликает скучным, равнодушным голосом:
— Последнего кормильца забрали! Совести у вас нет! Пожалейте сироту!
— Уже пожалели, — отвечали солдаты, отгоняя пьяного пастуха подальше от телеги.
Некоторые из сидевших в телеге неспешно переговаривались между собой — о домашних делах, о тех, кто остался дома, перебирали какие-то мелочи, оставшиеся незавершенными. Радихена угрюмо молчал.
Ветром чуть раздувало ткань, которая укрывала людей от солнечных лучей, и Радихена то и дело видел какой-нибудь обрывок пейзажа: желто-зеленые поля, ровные ряды апельсиновых деревьев и яблонь, искристые речки и босоногих женщин на берегу. А потом как-то раз ткань сорвало внезапным порывом, и на вершине горы перед Радихеной внезапно предстал величественный стройный замок, над которым громоздились белые башенные облака. Где-то там, на самом верху, обитал таинственный господин Адобекк и только тем и занимался, что разрушал жизнь Радихены, которого даже в глаза не видел.
Замок долго оставался на виду — он как будто следил за медленно удаляющейся телегой, увозящей на север нескольких ничтожных крепостных, которые больше не нужны господину Адобекку и могут быть превращены в некоторую сумму денег.
Потом, после очередного поворота дороги, вездесущий замок наконец исчез. Тогда Радихена опустил веки и больше не открывал глаз, пока не настал вечер и всех не выпустили из телеги возле старой корчмы с растрепанной соломенной крышей, низко надвинутой на стену над маленькими окнами.
Корчма стояла чуть в стороне от дороги. Ее окна были мутны как бельма на собачьих глазах, и пахло возле неё не едой, а гниющей соломой. Однако путников накормили вполне сносной густой кашей с мясом и устроили на ночлег в настоящих кроватях, а не на сеновале.
Ничью Радихена пытался найти выпивку, но в темноте случайно споткнулся о солдата и разбудил его.
Солдат, не просыпаясь, крепко ухватил беглеца за ногу.
— Стоять! — прошипел он бодрым голосом и тотчас захрипел. Радихена дернулся — его щиколотка оставалась зажатой в железных пальцах, точно в кандалах.
Радихена с трудом опустился на пол возле спящего. Освободиться от мощной хватки не удалось. Радихене было больно, голова у него раскалывалась. Обеими руками он взялся за один из солдатских пальцев и попытался разогнуть его. Солдат, не просыпаясь, точным ударом кулака попал ему в нос.
Радихена заплакал, упал рядом с охранником и неожиданно для себя заснул.
Его разбудил крик управляющего Трагвилана:
— Кто тебя просил?! Я тебе что говорил?! За что тебе платят?!
Второй голос растерянно повторял:
— Да не помню я... Он сам как-то...
Радихена пошевелился, потер виски ладонями. Пересохший язык не хотел ворочаться во рту. Он прикусил губу и вдруг почувствовал, как горит лицо.
— Посмотри, что ты натворил! — жутким, ровным тоном грозил Трагвилан. — Я вычту разницу из твоего жалованья!
— Да я правда не помню, — сказал солдат.
— Кто его теперь с такой харей возьмет? — осведомился управляющий. — Что я сообщу господину Адобекку? Контракт хочешь мне сорвать?
— А может, его в деревню вернуть? — предложил один из продаваемых крестьян, подходя поближе. Он очень хотел угодить, по голосу было слышно.
Радихена почувствовал, как его трясет.
— В деревню я его не верну, — проговорил Трагвилан. — Лучше приплачу свои, лишь бы от него избавиться.
— «Свои»! — фыркнул солдат. — Небось, из моего жалованья возьмешь.
— Небось, — не стал отпираться управляющий. — Думать надо было прежде, чем руками размахивать.
— Он сбежать хотел, — повторил солдат.
— Я выпивку искал, — сказал Радихена.
Управляющий даже не посмотрел в его сторону. Радихена ощупал себя еще раз. Нос распух, глаз подбит. Теперь полмесяца придется ходить с подушкой вместо лица. Как им удается так ловко бить, чтобы изувечить с одного удара?
— Завтрак — и в путь, — объявил Трагвилан. Настроение у него было испорчено.
И снова они потащились по дороге, все дальше и дальше на север. Нудные разговоры жужжали вокруг, как мухи, норовя проникнуть в уши. Радихена то отмахивался от них, то поневоле прислушивался. Иногда его клонило в сон, и в полусне он думал о своих прежних сновидениях и о том, что ждет его на севере.
О заводах рассказывали самое разное. Например, что всех бывших крепостных с юга отправляют в шахты, где человек живет не больше полугода, а потом погибает от истощения и отсутствия солнечного света. Или о том, что любой в состоянии выслужиться до мастера и, если повезёт, заиметь настоящий дом и накопить много денег. И даже добыть себе дворянство. Что там совсем нет женщин. Или, напротив, что там полно женщин, но ими награждают только тех, кто усердно трудится и доносит на товарищей, если те работают спустя рукава или говорят дурное: про начальство.