Странники между мирами

За третьей стеной город утратил часть своей праздничности, но все еще оставался веселым и нарядным. Эйле чуть замедлила шаг, полагая, что Тандернак живет где-нибудь поблизости, однако он сделал вид, будто не замечает ее ищущего взгляда, и продолжал идти.
Дом, который он показал девушке, почему-то сразу ей не понравился. Гладкий, серый. Три этажа, окна забраны решетками. И решетки эти были сделаны здесь не для красоты, как в тех богатых домах. Прочные и простые, они имели совершенно иное назначение.
— От воров, — пояснил Тандернак. — Случаются, сюда пытаются залезть грабители. Здесь поблизости находятся внешние городские ворота, так что всякий сброд, приходящий в столицу, имеет обыкновение околачиваться рядом.. Но вы не бойтесь! — поспешно добавил он. — Вам здесь жить не придется. Это мое временное пристанище, я использую его, пока остаюсь в столице. А на том постоялом дворе, который будет вам поручен, вы устроите все по собственному усмотрению. Я не стану ни во что вмешиваться.
Успокоенная таким образом, Эйле вошла в дом Тандернака, и тяжелая дверь медленно закрылась за ней.
 
Глава одиннадцатая
ВЗАПЕРТИ
— Для всего на свете, в силу непреложных законов природы, обязательно должна наличествовать своя особая формула, — объявил Хессицион, когда герцог Вейенто впервые предстал перед ним.
Хессицион далеко не полностью понимал, какие перемены его постигли. Внешнее, как правило, представлялось ему неважным; его тренированный ум давно приучился не воспринимать второстепенного и не засорять себя лишними деталями. Поэтому все материальное, не имеющее отношения к миру чистых вычислений, едва затрагивало край его сознания. И теперь он едва ли был в состоянии охватить мыслью случившееся с ним несколько дней назад. Кажется, его вызвали к воротам академического сада, а после усадили в повозку. Что ж, он не был против. Вещей, которые он хотел бы захватить с собой, у Хессициона давным-давно не имелось. Никаких записей он не вел — они были ему ни к чему. Тысячи расчетных формул покоились у него в голове. Он мог назвать, не прибегая к справочнику, любое положение любой из лун в любое время года и суток. Одно из этих сочетаний — то самое, открывающее путь к Эльсион Дакар. За долгие годы, что прошли после возвращения Хессициона, он так и не сумел отыскать правильную формулу. Он просто жил в уверенности, что таковая наличествует, вот и все.
Его привезли в охотничий домик и разместили в комнатах, которые обычно герцог занимал сам, когда предавался охотничьим забавам. Это были лучшие комнаты. Хессицион не заметил и этого. Сразу по прибытии он погрузился в свое обычное состояние полусна-полубодрствования, полное видений, перепутанных воспоминаний, фантазий и догадок, — состояние, где любая греза мгновенно приобретала математическое выражение.
Герцог пожелал беседовать с высокоученым гостем лично. Хессицион едва обратил внимание на вошедшего к нему человека — невысокого, с широкими плечами и ухватками деревенского молотобойца. Это был герцог Вейенто, ближайший родственник королевы. В его жилах не текло ни капли эльфийской крови. На протяжении десятков поколений потомки Мэлгвина отвергали всякую возможность породниться с Эльсион Лакар; они были и оставались чистокровными людьми и твердо держались заповеди своего предка.
Лицо Вейенто поражало обилием рельефов: выступающие надбровные дуги, выразительные выпуклости лба — точно к черепу герцога были прилеплены две суповые чашки, перевернутые донышками вверх; скулы подпирали нижние веки, заставляя глаза щуриться; ямка врезалась в широкий костлявый подбородок.
Редкие светлые волосы герцог убирал под шелковую шапку, отороченную мехом и украшенную кистями. Этот головной убор выглядел бы шутовским на ком угодно, только не на Вейенто: герцог умел носить вещи с подчеркнутым аристократизмом.
Герцог уселся напротив ученого старика, снял с правой руки перчатку, небрежно помахал ею.
— Мне сказали, что вы занимаетесь поисками возможностей... — начал Вейенто.
Хессицион вдруг подскочил на месте и уставил на герцога вытаращенные глаза — водянистые, почти совершенно белые, с прыгающим безумием на дне зрачка.
— Ты кто, а? Ты кто, а? — завопил Хессицион. — Ты что здесь делаешь, а? Ну, отвечай, а?
Герцог шевельнулся в кресле, выпуклости его лица пришли в движение — точно складки земной коры под влиянием тектонических процессов: брови сошлись, подбородок выпятился, скулы надвинулись на веки и прижали их друг к другу.
Хессицион схватился за спинку кресла, стоявшего перед ним, и начал подпрыгивать, все выше и выше, с силой ударяя ногами в пол при приземлении.
— Какое тебе дело, безмозглый дурак, чем я занят? Почему всякий безмозглый дурак может прийти и тревожить меня? Ты позвал меня трижды? Что тебе надо? Что ты знаешь? Что ты вообще можешь знать?
Вейенто молчал. Он пытался понять — действительно ли безумен Хессицион или же это ловкое притворство. Наконец герцог принял решение. Он будет общаться с престарелым ученым по тем правилам, какие тот предлагает. Поэтому Вейенто спокойно ответил:
— Меня зовут Вейенто, господин профессор. Мне не вполне понятны некоторые проблемы, изучаемые в курсе Академии.
Хессицион перестал прыгать. Уселся в кресло, заложил ногу на ногу. Уставился на собеседника с поддельным интересом — глаза старика по-прежнему оставались пустыми и сумасшедшими.
— Слушаю вас, коллега.
— Мы изучаем формулы, позволяющие нам левитировать при определенном сочетании...
— Чушь! — пронзительно выкрикнул Хессицион, глядя все так же пристально и доброжелательно. Он даже выражения лица не изменил. — Чушь! Какой дурак вам это сказал?
— Наш преподаватель по оптике...
— А вы знаете, — тут Хессицион наклонился вперед и зашептал, — вы знаете, что наш преподаватель по оптике — не человек? А? Вот Вейенто — это есть такой герцог, говорят, страшный дурак, — он ненавидит Эльсион Лакар. Дескать, все беды — из-за эльфийской крови. Но что бы он запел, если бы проведал про гномов!
Вейенто выслушал эту тираду, не дрогнув ни единым мускулом.
— О каких гномах вы толкуете, господин профессор?
— О самых гнусных, жирных, твердокаменных гномах! О бородавчатых, уродливых тупицах — вот о каких! Что, удивлены? Между прочим, один из них читает у вас оптику! Почему никого из вас, тупиц, не удивило, что преподаватель искусства левитации ни разу не взлетел сам?
— Возможно, нас это и удивляло, господин профессор, однако задавать вопросы касательно личности преподавателей...
— Чушь! — еще более пронзительно заорал Хессицион. Его лицо задергалось, словно в тщетной попытке сменить черты, а затем обмякло: щеки повисли, веки дря6ло опустились. — Чушь, — прошептал он. — Вы обожаете сплетничать за спиной у преподавателей... Я ничего не желаю больше слышать о левитации. Это слишком просто. Примитивный уровень — для Академии.
— Мы, группа прогрессивно настроенных студентов, придерживаемся абсолютно того же мнения, — заявил Вейенто.
Подрагивающие веки старика медленно поднялись. Теперь глаза Хессициона выглядели иначе. Вейенто даже вздрогнул. Сквозь дряхлую оболочку старца глядел молодой человек, умный, полный сил и, главное, — переполненный сильным, почти животным желанием обладать женщиной. Вейенто, и сам время от времени подверженный подобным порывам, сразу различил то же свойство в другом человеке.
Дребезжащий голос проговорил:
— У меня нет подходящей базы для проведения опытов. Не говоря уж о том, что отсутствуют объекты для испытаний.
— Какие объекты вам нужны? Только скажите — все будет! — Вейенто стиснул пальцы. Он боялся и того, что был чересчур напорист, и того, что не проявил надлежащей настойчивости.
— Какие объекты? Вы что, осел? — Хессицион презрительно передернул плечами. Он встал, прошелся по комнате, взял в руки вазочку, процарапал на ее лаковом покрытии ногтем черту, уронил и сразу же забыл о ней. — Какие объекты? Какие объекты? — Он пробежал пальцами по бархатной шторе, ущипнул бахрому, рассыпал коробку с золотыми пряжками для верхней одежды. — Объекты... — Неожиданно лицо старика стало растерянным, как будто он перестал понимать, о чем идет речь. Повернувшись к Вейенто, он жалобно спросил у него: — Какие объекты?