Предостережение

В общем, Коротича я готов, как говорится, записать себе в вину, во всяком случае, отчасти. Но что касается остальных радикальных редакторов, то всех их «пробивал» Александр Николаевич.
Правда, начал он со «спокойного» варианта. Если не ошибаюсь, самая первая редакторская замена при Яковлеве касалась главного партийного журнала «Коммунист». Его возглавлял Р.И. Косолапое, которого освободили от работы и отправили преподавать в Московский университет, Меня не покидало ощущение, что речь шла о каких-то личных счетах, хотя и не только о них. Ричард Иванович был одним из немногих, за кем, как говорится, присматривали и после ухода из журнала. «Присмотр» заключался в том, чтобы не позволить этому способному человеку вновь продвинуться по служебной и общественной лестнице.
Помню, мне однажды позвонил в этой связи ректор МГУ академик Логунов и сказал:
— Егор Кузьмич, на меня жмут, чтобы я не назначал Косолапова деканом факультета…
Взвесив мнения о Косолапове, которые приходилось слышать, я посоветовал:
— А вы его держите исполняющим обязанности. Главное — пусть в этой должности работает.
Спустя ровно пять лет на втором этапе Учредительного съезда Компартии РСФСР снова возник вопрос о Косолапове. К тому времени Ричард Иванович вновь появился на общественной арене, его статьи и публичные выступления показывали, что он занимает прочные партийные позиции, борется за истинное обновление социализма. И кто-то предложил включить Косолапова в состав ЦК Российской компартии.
Но на трибуну немедленно взбежал первый заместитель главного редактора «Коммуниста» Лацис (впоследствии один из видных политических оборотней, ярый антисоветчик) и принялся клясть Косолапова за якобы былую связь с Черненко. Не знаю, была ли она на самом деле, но даже если и была, то почему ее надо ставить в упрек? И почему только Косолапову? Никто ведь не третирует бывших высокопоставленных работников ЦК КПСС, получивших Ленинскую премию за телефильм о Брежневе, которые и сегодня занимают весьма высокие должности.
Нет, безусловно, в отношении к Косолапову проявилось не только нечто мировоззренческое, но, думаю, и что-то личное.
Вместо Косолапова в «Коммунист» пришел Фролов, работавший вместе с Яковлевым в аппарате ЦК. А затем именно Фролов, уже в звании члена-корреспондента, был утвержден помощником Генерального секретаря ЦК КПСС, потом стал академиком. Рассказываю об этом к тому, что примерно с 1987 года почувствовал: Горбачева все больше и больше начинают окружать людьми, которые в личном плане замыкаются на Яковлева.
Кроме того, легко просматривалась и такая тенденция: от Генерального секретаря постепенно отдалялись люди, хорошо знающие практическую жизнь страны, а их заменяли ученые с академическим мышлением.
Безусловно, лидеру необходимы помощники и советники с академическим мышлением, более того, они незаменимы. Однако как в искусстве, так и в политике все дело в пропорциях. Горбачева явно привлекал ореол «просвещенного монарха». В конечном же итоге наметившийся академический крен привел к чрезмерному увлечению сугубо политическими проблемами в ущерб практической работе по руководству страной. Правда, числа заседаний и совещаний, проводимых «командой Горбачева», не счесть, но каждодневная работа со стороны Генсека по контролю за исполнением принятых решений была ослаблена донельзя.
Однако этот недостаток, присущий многим политическим лидерам, легко компенсируется с помощью соответствующего подбора помощников, советников и соратников. В идеале команда Горбачева должна была бы сочетать реалистов-практиков с людьми академического мышления. Но, увы, не суждено было создать такой коллектив. А такие люди были. Но Горбачев избрал другой путь.
Но прежде чем рассказать, как это было сделано, позволю себе напомнить еще о некоторых событиях, связанных с борьбой вокруг средств массовой информации.
В сентябре 1987 года газета «Московские новости» опубликовала некролог в связи со смертью в Париже писателя Виктора Некрасова, и эта публикация вызвала в ЦК большое неудовольствие. Надо вспомнить то время — новые подходы к оценке наших соотечественников, по разным причинам выехавших за рубеж, еще не утвердились. Поэтому в Политбюро была высказана критика в адрес «Московских новостей». Михаил Сергеевич, будучи в отпуске в Крыму, позвонил, поручил мне на очередном совещании главных редакторов газет и журналов сообщить о занятой нами позиции. Кроме того, на совещании была оглашена справка заместителя заведующего сектором газет С.С.Слободенюка, из которой явствовало следующее.
Оказывается, Слободенюку позвонил тогдашний заведующий отделом культуры ЦК Ю.П.Воронов и сказал, что «Литгазета» и «Московские новости» намереваются печатать некролог в связи со смертью Некрасова. Слободенюк проинформировал об этом секретаря ЦК Яковлева, а затем передал Воронову, что указание секретаря ЦК таково: некролог не печатать. Об этом же Слободенюк сообщил в газету «Московские новости». Однако главный редактор «МН» Е. Яковлев указание секретаря ЦК А. Яковлева не выполнил.
Вот обо всем этом и шла речь на совещании редакторов, которое состоялось как раз на следующий день после выхода газеты с некрологом — 14 сентября.
Но главный редактор «МН» с таким мнением не согласился и утверждал, что никаких указаний из ЦК он не получал, а это прямо противоречило справке Слободенюка. Вот вокруг этой нестыковки, как говорится, и разгорелся сыр-бор.
Горбачев, Яковлев и я заняли единую позицию в отношении публикации некролога. Мы не касались художественной стороны творчества писателя, брали его политическую позицию в эмиграции. Во-вторых, в то время мы оценивали некоторых соотечественников, эмигрировавших за рубеж, совершенно иначе, чем сегодня.
В конце концов аналогичный процесс шел и в сознании главного редактора «Московских новостей». Примерно в тот же период его газета перепечатала из «Фигаро» письмо девяти эмигрировавших из СССР деятелей литературы и искусства под названием «Пусть Горбачев представит доказательства». А вослед Е. Яковлев опубликовал свою статью «Доказательства от обратного», в которой весьма основательно «разделал» Любимова, Аксенова, Неизвестного, Максимова и других наших соотечественников, подписавших письмо в «Фигаро». Редактор ультрарадикальной газеты упрекал авторов письма в «ограниченно-культовском мышлении». Однако, повторяю, было бы столь же нелепо корить главного редактора «МН» за эти строки четырехлетней давности.
И я не стал бы вспоминать о том инциденте, если бы у него не было примечательного продолжения.
Дело в том, что после того совещания Е. В. Яковлев написал на меня в ЦК жалобу, которую на журналистском жаргоне правильнее всего было бы назвать «телегой». Почему в мой адрес? Только потому, что я проводил совещание?.. Но ведь я высказал позицию не только свою, но и Горбачева. Вдобавок, запрещал-то публикацию некролога вовсе не я, а секретарь ЦК Яковлев. Почему же редактор праворадикальной газеты свои претензии обратил только ко мне?
Признаться, поначалу я не придал этому значения. Однако через несколько дней обстоятельства заставили меня всерьез задуматься над происшедшим. Горбачев поступил с «телегой» весьма своеобразно: он разослал ее для ознакомления всем членам Политбюро. Никто, ни сам Михаил Сергеевич, никто другой, не высказал мне в связи с письмом главного редактора «МН» каких-то замечаний. Но то, как использовали жалобу, поневоле наводило на размышления: тут, с одной стороны, отчетливо прочитывалась поддержка Е. Яковлева, а с другой —легкий «щелчок» в мой адрес.
Тот случай произвел на меня неприятное впечатление, и я сам постепенно стал отходить от руководства СМИ. Видимо, в этом заключалась моя ошибка, поскольку в ту пору еще шел процесс размежевания газет и журналов по идейным позициям, и можно было оказать на него определенное влияние. В итоге Горбачев с Яковлевым, как говорится, полностью взяли прессу на себя. Горбачев регулярно проводил встречи с главными редакторами, звонил некоторым из них. В тот период Михаил Сергеевич вплотную занимался идеологической деятельностью партии.