Письма из Тольятти
– Т-тебе бы все ост-т-т-рить, а сам сицилийскую с Нимцовичем путаешь… Т-ты, птенец ж-ж-елторотый, а от страху п-проиграть хорошо подумать не разрешаешь… А Слава? Не вечно же ему при бороде ходить? Так что п-п-пого-ди еще, п-п-огоди!
Сергей Уваров – один из харьковчан, окончательно проснувшись, косится на Галю Чистову и при удобном случае старается быть к ней поближе:
– Хорошая шляпа, Галка, очень, поверь, хорошая!.. Такой на ВАЗе не найти… Нет! И к лицу тебе, Галка, а не сходить ли нам сегодня на велогонки?..
Неля Губанова – рабочая косточка – свою производственную операцию производит аккуратно, незаметно, чистенько, словно миниатюру рисует; движения у нее экономные, как будто она боится что-то расплескать внутри самой себя; лицо деловитое, но губы – в усмешке. Неле интересно, чем дело кончится с приглашением Гали Чистовой на велогонки. Она, наконец, даже изменяет своей обычной несловоохотливости.
– На велогонках Сережа сатанеет, – сдержанно сообщает она. – Никого и ничего, кроме велосипедистов, не замечает…
Час прошел – два, а ребята продолжают работать по-прежнему легко, свободно, словно играючи, словно танцуя некий танец, поставленный пресыщенным танцмейстером; улыбки и полуулыбки не кончаются, а, наоборот, набирают силу, так как конвейер уже работает на «всю катушку», и потому голоса ребят повышаются, шутки становятся крепче, решительнее.
Брака в работе на протяжении двух часов почти нет, и дефектчик Слава Меньшиков, оперевшись спиной на металлическую стойку, тщательно набивает «Нептуном» вместительную трубку, контролер ОТК Вера Федосеева следит за каждой машиной, но стоит рядом со Славой, так как и отсюда опытный глаз все неладное заметит.
– Не понимаю я людей, – философствует она, – которые принципиально отрицают танцы… А где вырабатывается легкость и грациозность движений? Где люди учатся корректности? А с чего начинается понимание серьезной музыки… Ой, Слава, этот глушитель плохо подогнан… Отлично, Слава, глушитель на месте, но отчего вы… отрицаете танцы?
Мастер Юрий Семенович Хлопов в своем голубовато-сером «инженерском» халате сидит сиднем над шахматами и сам с собой что-то непонятное даже Семену Табачникову – он перворазрядник и шахматный судья Всесоюзной категории – сосредоточенно разыгрывает… Кажется, это как раз тот предельно удобный момент, когда мастера можно взять «в оборот», и мы, естественно, не теряем времени.
– Юрий Семенович, хватит темнить, довольно играть в кошки-мышки, извольте нам, гражданин хороший, рассказать, о чем это шепчутся ваши питомцы, когда перед сменой собираются в якобы хоккейный кружок?.. Да вы поймите, что мы ради этого две недели сидим в бригаде – так что не темните, голубчик, пожалуйста!
Юрий Семенович для своего возраста, на наш взгляд, излишне серьезен и суховат, держится прямо, подбородок волево приподнят, словно мастер боится забыть о том, что он мастер… Тем не менее Юрий Семенович вскоре «раскалывается».
– Все это вам может справедливо показаться ребячеством, – осторожно говорит он, – но члены бригады в работе на конвейере как бы имитируют игру в хоккей… О чем они шепчутся? Произносят заклинания и дают клятвы. Какие? А те, что близки к обыкновенной и банальной психологии. Папуля ребят шепотом спрашивает: «Что вы делаете, друзья?» – они тоже шепотом отвечают: «Автомобили!» – «Какие?» – снова спрашивает Папуля, а они дружно отвечают: «Самые лучшие, самые лучшие!» – «А кто мы такие?» – опять спрашивает Папуля. «Молодцы! Молодцы!» – шепотом скандируют ребятишки. «Наша цель?» – вопрошает Папуля. «Шайбу! Шайбу! Шайбу!» Вот и весь секрет – ничего особенного…
Как это ничего особенного, если мы от удивления прилипаем к дерматиновому дивану? Ведь вот он, вот он лежит на ладони во всей оголенности – один из самых главных секретов успешной работы уже родной нам бригады!.. Мы торопливо роемся в томах, статьях и вырезках, так как – книжные души! – спешим жизненное явление подтвердить наукой.
– Вот оно! Вот!.. Все так, как и полагается… Гляди, гляди – она!
Это довольно объемистая статья доктора философских наук, профессора В. Ядова, опубликованная в «Литературной газете». Статья называется заманчиво: «Кто не любит работу и почему?», и в ней мы действительно находим научно обоснованное объяснение на первый взгляд несерьезной игры в воображаемый хоккей. Он, то есть профессор В. Ядов, после того как основательно разбирает два важных принципа заинтересованности в труде – стремление к творчеству и материальную заинтересованность, – пишет такое, что проливает на наши усталые головы освежающую струю: «…есть немало и других социально-психологических мотивов. Например, престижность работы, причем это понятие для нас качественно иное, чем на Западе, где престиж почти всегда можно выразить в получаемой зарплате…» Замечательно! Отлично! Разве не то же самое и почти такими же словами писал Роже Гиберт?.. Ученый и французский профсоюзный деятель! Неплохая компания для внушительного подтверждения наших жизненных наблюдений. А?
– Шайбу, братцы, шайбу! – подает, как и прежде, голос Папуля.
«Шайбы» так и влетают в ворота противника от рук ребят, уверенных в том, что они – молодцы и делают лучшие в стране автомобили. Одна шайба за одной, одна за одной…
– Слушайте, братцы, товарищи, граждане, – восторженно вопим мы, обрадованные сообщничеством профессора В. Ядова. – А как же с монотонией, как же с перегрузками, как быть с человеком – придатком проклятой машины?
– Простите! – изысканно, но предельно холодно кланяется нам Папуля. – Миллион раз пардон, но не сможете ли вы, дорогие наши гости, столь серьезные вопросы перенести на не-ра-бо-чее время? Еще раз – пардон.
– Да-с! Папуля есть Папуля, – и Семен Табачников досадливо лезет пальцами в затылок: чесать густую волосню от оплошности, а я… Я – понахальней и поэтому кричу Папуле с вызовом:
– Не стройте из себя хирурга в момент разреза на сердце, Папуля! Минуту назад вы, бросив гайковерт, делали прогульон в те места, куда и цари пешком ходят, а теперь… Одним словом, бросьте ваши глупости…
– Наблюдательный товарищ! – сдержанно улыбается в ответ Папуля. – Впрочем, пока вы старались поддеть меня, исчез в энном направлении сам дефектчик Слава – борода из бород…
Дефектчика Славы Меньшикова на самом деле нет на ответственном рабочем месте; он исчез так внезапно, словно сквозь землю провалился, и контролер Вера Федосеева уверенно орудует сама – вот закрепила гайку, видимо, недовинченную разгневанным Сашей, поправила чуть скошенную трубу глушителя, что-то доделала в передней подвеске. При всем этом обильный пот ее лицо не орошает, ноги у нее от усталости не подламываются – шустрая, такая, по-прежнему легкая, ждущая (по своим личным мотивам, конечно) скорейшего возвращения Славы Меньшикова. И он появляется, на ходу вытирая носовым платком бороду оперного Черномора.
– Газированная водичка сегодня, братцы, хороша, – делится он открытием. – А для тебя, Мишенька Сметанин, в ларьке персональные сигареты «Варна» появились.. Я, доброхот и гуманист, прихватил для тебя пачечку… Держи, а пятаками потом расшвыриваться будешь…
Поймав на лету пачку сигарет, Михаил Сметанин вешает на условленное и удобное место гайковерт, отойдя в сторонку, неторопливо вскрывает пачку, размяв сигарету, прикуривает ее от газовой зажигалки… А как же уникальный гайковерт? Им, оказывается, потихонечку орудует Костя Варенцов, который теперь выполняет две производственные операции – свою и Мишину.
– Как же так получается, братцы, что на столь высокопроизводительном конвейере, столь (при полной проектной мощности ВАЗ будет выпускать 10, 5 автомобиля на одного работающего в год, а высшее мировое достижение – 11, 0) Как же так получается, что на высокопроизводи…
– Вечером, товарищи, вечером! – снова ставит нас на место неумолимый Папуля.
Молодежные холостяцкие общежития на ВАЗе так хороши, что им может позавидовать столичный институт, обучающий студентов самой модной и необходимой сегодня отрасли знаний. Модерные комнаты на двоих, всяческие удобства сангигиенического порядка, окна – во всю стену, мебель – последнего фасона, а главное – можно, не выходя из общежития на свет божий, безбедно существовать холостяку-одиночке. На нижних этажах многоэтажного здания – столовая, комнаты бытового обслуживания, красный уголок, холлы для отдыха и прочее, и прочее.