Война с Ганнибалом
У победителей погибло около пятисот солдат.
На другой день пунийцы остались в лагере, а римляне снова выстроились в боевой порядок. Удостоверившись, что Ганнибал вызова не принимает, они стали обирать доспехи с павших врагов и хоронить своих. Потом несколько дней подряд Клавдий подходил к неприятельским воротам так близко, что казалось, вот-вот вломится в самый лагерь. На-хонец, в третью стражу ночи, Ганнибал потихоньку ускользнул. В ближней к противнику половине лагеря он приказал развести частые костры, оставил палатки и небольшой отряд нумидийцев, которые громко переговаривались, расхаживая, вдоль вала и у ворот. С первыми лучами зари нумидийцы вскочили на коней и ускакали. Тогда Клавдий, дивясь неожиданно наступившей тишине, послал двух всадников на разведку, и они донесли, что враг исчез.
Консул отдал солдатам карфагенский лагерь на разграбление, а назавтра двинулся по следам Ганнибала, настолько отчетливым, что сомневаться в выборе пути было невозможно, и настиг пунийцев у Венусии. Там произошла еще одна битва, такая же беспорядочная, как предыдущая, и Ганнибал снова отступил, а Клавдий снова двинулся за ним следом.
Прыжок из Апулии в Умбрию.
Между тем Гасдрубал, отказавшись от осады Плацентии, направился вдоль Апеннинских гор к юго-востоку, а к брату послал шестерых всадников – двух нумидийцев и четверых галлов – с письмом, приглашая его встретиться и соединиться в Умбрии. Гонцы благополучно проехали всю Италию, но вблизи Метапонта, где, по слухам, надо было искать Ганнибала, заблудились, и дорога вывела их к Таренту. Здесь, в полях, они натолкнулись на римских солдат, которые собирали корм для лошадей, и попали на допрос к бывшему претору Квинту Клавдию, командовавшему войсками в Калабрии. Сперва они отвечали неопределенно и уклончиво, но, когда увидели орудия пытки, открыли, что везут письмо Ганнибалу. Не распечатывая письма, Квинт Клавдий тут же распорядился доставить его вместе с вражескими всадниками к консулу Гаю Клавдию Нерону, в Апулию.
Узнав содержание письма и допросив пленных, Клавдий решил, что нельзя продолжать войну по-прежнему – каждому консулу в своей провинции, своими силами, против того противника, которого назначил ему сенат. Надо отважиться на поступок, совершенно непредвиденный, который вначале, правда, внушит римлянам не меньший ужас, чем пунийцам, зато впоследствии, если все завершится хорошо, превратит ужас в безмерное ликование. И он извещает сенат о своем плане – соединиться с Ливием и вдвоем разгромить Гасдрубала прежде, чем тот соединится с братом.
По всей дороге в Умбрию поскакали нарочные, предупреждая, чтобы держали наготове пищу и припасы для воинов, а также запряженные повозки для тех, кто устанет и не сумеет продолжать путь пешком. Из всего войска – из легионов и союзнических отрядов – Гай Клавдий отобрал шесть тысяч пехотинцев и тысячу конников, воинов самых храбрых, самых крепких и самых опытных. Им было объявлено, что консул хочет захватить ближний город в Лукании, выбив оттуда карфагенский гарнизон. Начальство в лагере Клавдий передал своему легату Квинту Катию и ночью выступил.
Когда замысел Гая Клавдия сделался известен в Риме, смятение поднялось такое же, какое было четырьмя годами раньше, когда пунийские палатки стояли под стенами столицы. Никто не знал, хвалить ли консула или осуждать за его дерзкий поход. Лагерь брошен без вождя, у войска отнята вся его сила, весь цвет, а враг совсем рядом, и какой враг – сам Ганнибал! Только одно защищает теперь этот лагерь – неведение и заблуждение неприятеля. Но если заблуждение рассеется, что будет тогда? Что будет, если Ганнибал бросится в погоню за консулом, у которого всего шесть тысяч солдат, или нападет на лагерь? Сколько страшных поражений нанесли нам карфагеняне с начала войны – и до сих пор у них всегда было в Италии одно войско и один полководец. А теперь? Теперь, по сути вещей, идут сразу две пунические войны, и Ганнибалов тоже стало два! Ну конечно, ведь Гасдрубал – сын того же отца, Гамилькара, такой же решительный, неутомимый и непреклонный, закаленный многолетнею войною в Испании, прославленный двойною победою над Сципионами! А кое в чем он и намного выше Ганнибала: как быстро он явился сюда из-за Пиренеев и Альп, как легко возмутил и призвал к оружию Галлов – и это в тех краях, где у Ганнибала больше половины войска вымерло самою жалкою из всех смертей: погибло от голода и холода!
Так говорили меж собою римляне, преувеличивая мощь врага и преуменьшая собственную, потому что страх – скверный помощник и советчик: он все толкует в дурную сторону.
Когда Гай Клавдий Нерон ушел от своего лагеря так далеко, что уже ни один перебежчик не успел бы вернуться назад и предупредить Ганнибала, он в немногих словах открыл воинам правду.
– Мы идем на верную победу, – сказал он. – Когда пунийцы услышат, что против них оба консула – а услышат они об этом лишь в боевом строю, не раньше, можете не сомневаться! – они пропали! Сражения решает дух бойцов, дух же склоняют к надежде или к отчаянию обстоятельства и слухи, сами по себе часто ничего не стоящие. А слава почти вся целиком достанется нам: последнее усилие, последняя подмога всегда кажутся людям самыми важными, решающими. Да вы уже и теперь видите, с каким восторгом и изумлением на нас глядят.
И верно, по обеим сторонам дороги, которою шел Клавдий, вытянулись ряды местных обитателей, мужчин и женщин. Они собирались к дороге, чтобы проводить войско молитвами, добрыми пожеланиями и похвалами. Они кричали солдатам:
– Вы оплот нашего государства, надежда города Рима и Римской державы! В ваших мечах и ваших руках – безопасность и свобода наших детей!
Они заклинали всех богов и богинь даровать войску Клавдия счастливый путь, легкую битву, скорую победу, чтобы через несколько дней они снова вышли к этой дороге – встречать торжествующих победителей. Один перед другим они предлагали свои услуги, подарки, неотступно и даже назойливо просили принять хоть что-либо, они состязались в щедрости, а воины, в свою очередь, состязались в скромности, и никто не брал ничего сверх самого необходимого. Никто не мешкал попусту, никто не отставал. Шли днем и ночью. Отдыху отводили так мало, что меньше уже и нельзя. Клавдий выслал вперед гонца, чтобы известить Ливия и уговориться заранее, как лучше встретиться – тайно или явно, при свете или в темноте – и стать ли общим лагерем или порознь.
Марк Ливии отвечал, чтобы они вступили в его лагерь, когда стемнеет, а своим людям отдал распоряжение, чтобы военный трибун принял к себе в палатку трибуна, центурион – центуриона, конник – конника, пехотинец – пехотинца. Расширять лагерь опасно, объяснил он, враги могут догадаться о приходе другого консула. Разместиться сообща, хотя и на довольно тесном пространстве, оказалось нетрудно, потому что солдаты Клавдия были налегке – почти ничего, кроме оружия, они с собою не взяли. Правда, по пути войско пополнилось добровольцами: в битву рвались не только старые, выслужившие свой срок воины, но и молодежь, и особенно крепких и ладно сложенных Клавдий вносил в списки.
Расплата за Канны.
Лагерь Ливия находился у города Сены Галльской меньше чем в километре от стоянки Гасдрубала, и, чтобы остаться незамеченным, Клавдий должен был ждать за отрогом горы до вечерних сумерек. Потом каждого воина радостно приветствовал его товарищ того же чина и звания и провожал к себе в палатку. Назавтра состоялся военный совет, в котором принял участие и претор Луций Порций Лицин; до прихода Ливия он с двумя легионами как мог задерживал Гасдрубала, то преграждая ему путь в узком ущелье, то внезапно появляясь на высотах, над головою у пунийцев, то нападая с фланга или с тыла. Большинство участников совета склонялось к тому, чтобы отложить битву, пока люди Клавдия отдохнут и ближе узнают неприятеля. Но Гай Клавдий не просто убеждал – он умолял не губить промедлением его замысел, вся суть которого в стремительности. – По затмению разума, – которое не будет длиться вечно! – цепенеет в бездействии Ганнибал и не нападает на лагерь, лишившийся начальника, не гонится следом за мною. Прежде чем он опомнится, мы должны победить, и я тут же вернусь в Апулию. Кто доставляет врагу время на раздумье, тот не только выдает Ганнибалу мой лагерь, но и открывает ему дорогу сюда! Сигнал к битве надо поднять немедленно, чтобы воспользоваться заблуждением обоих пунийцев: того, дальнего, который переоценивает нашу численность и силу, и этого, ближнего, который их недооценивает.