Выкуп за Ретифа
Кит Ломер
Выкуп за Ретифа
1
— Монстры? — переспросил Маньян, первый секретарь делегации с Земли, прибывшей на Лумбагу для участия во всепланетной Мирной Конференции. — Где?
Он окинул изучающим взглядом пестрящий яркими нарядными одеждами базар.
Вот мимо него проталкивается абориген, насвистывающий под нос, начинающийся в середине лба, какую-то мелодийку. У него целых девять ног и красивая, отливающая апельсином кожа.
А вот и его трехногий, покрытый пурпурными и розовыми пятнами «земляк», торгующийся с держателем продуктовой лавки, приметным своей красно-зеленой полосатой кожей.
Глаза выхватывают из толпы бугристую голову, украшенную причудливыми, но непропорциональными ветвями рогов.
— Я не вижу здесь никаких монстров, — уже совершенно спокойно продолжил Маньян. — Обычные лумбаганцы. Боюсь, вы наслушались сплетен, мой дорогой полковник.
— Сейчас я говорю вовсе не об этих полосатых и рогатых ребятах, — проворчал военный атташе. — Я анализирую непрекращающийся поток сообщений, которые вы называете сплетнями, о плотоядных колдунах и мертвецах, об ужасных уродцах, которыми кишат местные болота.
— Чушь, — рассеянно заметил Маньян, залюбовавшись вдруг красочной сценой: как торговец раскладывает перед публикой свой товар — целый сундук париков, портативные диапроекторы с мелькающими на куске белой ткани картинками, протезы конечностей (для обычного и парадного ношения, а также для занятий спортом), местные побрякушки и темные оплетенные бутылки со светящимися шариками внутри для состоятельных покупателей. — Я признаю, что каких-то шесть лет назад местные жители немногим отличались от дикарей эпохи неолита, но теперь — хвала Дипломатическому корпусу Земли и его политике просвещения — они неплохо смотрятся даже для периода средневековья.
— Тонкое наблюдение, — подтвердил сказанное второй секретарь Ретиф. — Но вот беда: порой очень непросто нащупать грань между дикостью неолита и разнообразием форм средневековья.
— Проблема в том, — сказал полковник Уорбатон, — что во всей этой чертовой толпе вы не сыщете двух одинаковых аборигенов! Все на этой планете — члены какого-нибудь меньшинства. И все эти меньшинства грызутся между собой, как собаки!
— Да ну вас, полковник, — поморщился Маньян. — Я согласен, что набор местных расовых противоречий является для вашей группы Объединения головоломкой, но я также уверен, что очень скоро нам удастся найти решение, которое бы наконец удовлетворило штаб Сектора.
— Сомневаюсь, что все так просто, — не унимался полковник. — Далеко не ко всем выходкам, совершаемым у нашего посольства, позволительно относиться наплевательски. А уж когда утренняя газета помещает объявление, в котором обещает щедрый куш за свеженькую и готовую к употреблению голову человека или лумбаганца, тут впору строить баррикады!
— Обычные упражнения в риторике. — Маньян явно не принимал настороженности полковника. — В конце концов, если столь разноликий народ, как лумбаганцы, вдруг подумывает об избрании нового правителя, который был бы угоден всем, — и это при их-то священных традициях взаимного геноцида!
— это может прекратить беспорядки в рядах инакомыслящих.
— А если учесть, что диссидентов здесь больше, чем прочих, то это становится отличным выходом из положения, — согласился Ретиф. — У меня такое чувство, что со своим решением поддержать нынешнее правительство планеты посол Паунцрифл немного переборщил.
— Мягко сказано, — промычал полковник Уорбатон. — Вы ведь хотели выразиться порезче? А я так думаю, что раз два лумбаганца не могут без драки даже часы сверить, куда уж им договориться о правителе, который устраивал бы их обоих и еще помыкал ими с их же согласия.
— Судя по вашим замечаниям, у вас мало доверия к демократическому миротворческому процессу, проводимому сотрудниками Корпуса! — довольно резко сказал Маньян. — Между тем, не худо бы вам припомнить поговорку, лучше синица в руке, чем журавль в небе.
— Ну что же еще делать? — с раздражением в голосе вопросил полковник. — Все успокоительные средства нами уже использованы: смерчи листовок, ураганы плакатов, призывающих свернуть эти кровавые базары, бесконечные предложения о перемирии, одно-, двух-, многоэтапном прекращении огня, блокировка демилитаризованных зон, — это ведь все огромная работа! А они и по сей день за головами охотятся: уж не говорю о руках, ногах и задницах…
Излияния полковника были прерваны тем, что на расстоянии трех футов от его головы в стену с лету впечатался порядочный глиняный комок. Это сопровождалось резко возросшим гулом толпы на базарной площади.
— Похоже, нам пора убираться, — сказал Ретиф. — Иначе нам придется столкнуться с Субботним Обрядом аборигенов ближе, чем обычно.
— Не смешите нас, Ретиф, — проговорил первый секретарь, правда, как-то неуверенно. — Простая демонстрация приподнятого настроения… Мой анализ тенденций этих волнений подсказывает мне, что сегодня все будет на редкость спокойно.
Через кучи рассыпанного угля Ретиф глянул в направлении беспорядочно раскиданных низеньких домишек на том конце базарной площади: в просветах между домами зеленел местный закат, бросавший блики на полоску открытого моря, буквально загроможденную парусами. Бледными зелено-желто-оранжевыми тонами мерцал соседний остров. Собственно, система этих и некоторых других островов — экваториальный архипелаг — и составляла всю поверхность суши этой планеты.
— Может быть, вы и правы, — сказал он. — Но, кажется, сейчас нашим взорам предстанет энное количество копий, костылей, вил, мечей и ножей для разделки крупных туш.
— Нафантазировать можно и похлеще, Ретиф. Несмотря на изумительный скачок к цивилизованности, аборигены все же чувствуют себя комфортней, имея при себе символическое оружие. Таково реальное объяснение без примеси мрачной фантастики.
— Несомненно, но почему-то мне этот шум толпы напоминает улей, в котором поковыряли палкой…
— Это же базар! Торгуясь шумно, они получают своего рода удовольствие, Ретиф. На Мэйси я видел кое-что и почище. — Маньян строго посмотрел на своего коллегу. — Вы слишком робки, Ретиф. На вас это не похоже. Полагаю, вам нужно встряхнуться. Я не собираюсь возвращаться в посольство, пока не куплю стеганый халат, как обещал тетушке Нэнси.
— Берегитесь! — вдруг вскрикнул Ретиф, хватая Маньяна и оттаскивая его в сторону. Массивный дротик с металлическим звоном ударился о шершавую стену позади них. Ретифу удалось поймать его на отскоке.
Крепко держа Маньяна за руку, Ретиф толкнул его к двери: тот хрипло вскрикнул, увидев, хлынувшую в узкий проход озверевшую толпу. Аборигены, во всей дикой красоте своих раскрасок и всевозможных наростов на телах, вертели над головами скрываемым до последней минуты оружием, количество которого множилось с невиданной быстротой. Кроме того, они стали кровожадными воплями раззадоривать друг друга. Послышался звон стекла, из опрокинутой тележки с жареными орехами курился дымок.
Высокий лумбаганец с лицом синего оттенка и четырьмя большими пронзительными глазами, тремя отвислыми ушами и пастью, способной в один присест проглотить любое тройное блюдо, бросился по направлению к землянам, размахивая над головой пятифунтовой мотыгой со стальным заостренным наконечником. Ретиф кинул в него дротик, целясь в грудь, и в следующую минуту толкнул за собой обшитую тканью дверь. Лумбаганец попытался увернуться, но не успел: дротик косо ударил его в то место, где у людей была грудная клетка. Маньян застонал, увидел в окно, как раненый абориген выронил свое оружие и всеми своими четырьмя руками ухватился за торчащее из груди древко дротика. Напрягшись, он наконец выдернул его.
— Будь я проклят, но ты, землянин, вспорол мои чудесные кишки! — прохрипел на одном из местных диалектов бородавчатый лумбаганец, зажимая лапой бескровную рану. — Как же так? Говорили, что вы, земляне, не оказываете сопротивления…