Венец творения
В любом случае известно, что столица пострадала очень сильно. Зато жители какого-нибудь затерянного в лесу хутора Малые Мытищи о случившемся конце света узнали, лишь когда перестало работать радио и не пришла в срок машина с продуктами.
Вот и гадай после этого: то ли Господь Бог обладает столь изощренным чувством юмора, то ли корни случившегося все-таки следует искать среди людей.
Как бы то ни было, такой, какой была раньше, жизнь людей больше не будет никогда. И дело не в том, что сегодня человечеству приходится отгораживаться от внешнего мира железобетонными стенами, километрами колючей проволоки и стволами заряженных серебром автоматов. И даже не в том, что существование Бога со всеми вытекающими из этого последствиями вот уже три десятка лет считается непреложно доказанным фактом.
Просто добро и зло перестали быть некими абстрактными категориями. Свет и Тьма вошли в реальную жизнь. И хотя для обычного среднего человека Свет не всегда является добром, а Тьма — злом, он все равно может, не покривив душой, сказать: «Да, добро существует. Да, и зло существует тоже. Я уверен. Я знаю точно».
А тот, кто видел их воочию, тот, кто смотрел в глаза воплощенной Тьме и сподобился чести узреть истинный Свет, может добавить к этому, что именно их вечная борьба и есть то, что люди называют жизнью. И что избыток одного из начал — не важно какого — неизбежно приведет к ее гибели…
Сейчас вокруг, несомненно, ощущался избыток тьмы. И это мне не нравилось. Обыкновенно, ходя по старому городу, все время чувствуешь ее мягкое щекочущее дыхание. К нему привыкаешь, сживаешься, принимаешь как должное. Но сейчас в этом месте мрака что-то слишком уж много. Даже по моим меркам — много.
Что за дела здесь творятся? Откуда столько зла?
Заранее расстегнув куртку, чтобы в случае чего легче было выхватить кинжал, я медленно скользнул вдоль выщербленной кирпичной стены брошенного больничного корпуса. Держа руку на рукояти меча, заглянул за угол.
Грязные стены приемного отделения. Угрюмая пустота окон. Многолетний слой грязи на ступенях лестницы, ведущей к выбитым дверям. Мертвая — ни единой травинки — земля. Стоящая у стены машина с практически неразличимым красным крестом на насквозь проржавевшем боку.
Никого… Ничего… Только ощущение впившегося в спину взгляда, ни на секунду не покидавшее меня с тех пор, как я перелез через ржавые прутья забора.
Чуть опустив меч, я, наверное, уже в двадцатый раз крутанулся на месте, пытаясь засечь неуловимого наблюдателя… Нет. Никого. А между тем лопатки у меня буквально свербели от чужого, холодного, щедро наполненного ненавистью взгляда.
Ох, нехорошее это место… И предчувствие у меня тоже нехорошее.
Как бы не влипнуть во что-нибудь.
Отделившись от стены, я осторожно вышел на открытое место. Присел, рассматривая отпечатавшиеся в пыли следы.
Зилоты. Много. И совсем недавно… Что там говорил Пащенко? Поищи алтарь?.. Умник хренов. Тебя самого бы сюда. Посмотрел бы я на твои подвиги.
Но, скорее всего, он прав. В том месте, где собралось столько зилотов, наверняка должен быть алтарь. Вот только где его искать?.. Правильно — в эпицентре заполнившей все вокруг тьмы. А где этот эпицентр находится?.. Тоже верно — где-то здесь, внутри больничных корпусов.
Только вот я почему-то не имею ни малейшего желания лезть внутрь этого многоэтажного лабиринта коридоров, палат и переходов. В подобных местах драться сложнее всего, это я не понаслышке знаю. Там, внутри, у меня не будет ни пространства для маневра, ни пути для отступления. А уж лезть на рожон без карты внутренних помещений и схемы переходов… Форменное самоубийство.
Впрочем, алтарь зилотов — это не самое главное в моей сегодняшней вылазке. Я, конечно, поищу его, но не сейчас. И не в ущерб основной цели. Шеф сказал: найти человека. Вот с этого я и начну… Хотя, если подумать, живой человек в этих местах— это нечто абсолютно невозможное. Ночью, когда нечисть наиболее активна, этот район становится абсолютной душегубкой. Никакой даже самый лучший боец, кем бы он ни был, здесь не выживет. Хорошо сработавшаяся, сплоченная группа профессионалов, если повезет, продержится пару ночей. Но одиночка — нет.
Если только он не в союзе с нечистью… Я покачал головой, отметая эту мысль. Сама идея заключить союз с не-мертвыми казалась столь дикой, что не укладывалась в голове… Она была настолько безумной, что в нашем окончательно слетевшем с катушек мире просто не могла не найти своего почитателя. Всегда найдутся предатели, готовые ради сиюминутной выгоды поставить на кон не только собственную душу, но и само существование человечества. Это старо, как мир.
Главный вопрос: что выигрывает Тьма от подобной сделки? Не только душу вступившего с ней в сговор глупца. Уверен, не только.
Ничего. Если сегодня мне повезет, разузнаем. Повторно перемахнув металлическую ограду, отделяющую территорию вымершей больницы от бывшего лесопарка, я поежился. Неизвестный наблюдатель продолжал упорно сверлить мою спину тяжелым взглядом. Но теперь в нем кроме откровенной злобы и ненависти появился еще и интерес.
Осторожно ступая по опавшей хвое, я вошел в пределы лесопарковой зоны.
Хвойный лес изначально кажется зловещим. Темный, мрачный, высокомерный, он с первого взгляда принуждает относиться к себе со всей возможной серьезностью. А когда известно, что этот лес буквально кишит нечистью, осторожность и внимательность становятся средством выживания. Малейшая ошибка неизбежно приведет к смерти — это если повезет. А если нет… Что ж, существует великое множество гораздо более неприятных вещей, чем смерть от когтей и клыков местной нечисти.
Возможно, в дни до Гнева этот парк был ухоженным и чистым. Но сейчас, спустя три десятилетия после того, как из этого района исчез последний дворник, он выглядел предельно запущенным. Всюду валялись обломанные сучья. Поваленные стволы преграждали путь. Дорожки, если они и были, давно уже скрылись под слоем опавшей хвои. Добрая половина сосен засохла и теперь лишь бессильно тянулась к небу мертвыми искореженными ветками, а на остальных хвоя сморщилась и приобрела какой-то нездоровый цвет. Деревья умирали.
Осторожно продвигаясь вперед, я все время оглядывался, стараясь подловить того невидимого наблюдателя, чей взгляд упорно царапал мне спину. Бесполезно — я так и не смог заметить ничего подозрительного. Именно это и не нравилось мне больше всего.
В памяти сами собой всплывали воспоминания о событиях годичной давности. Тогда тоже, шатаясь по старому городу, я все время чувствовал неотрывно скребущий спину взгляд… Впрочем, в те дни на то была причина: я был слишком ценен и за мной… приглядывали.
Но ведь сейчас все иначе…
Но так ли уж я уверен в этом?..
Я почувствовал, как, словно прочитав мои мысли, незримо усмехнулся неведомый наблюдатель. И поежился, перехватывая поудобнее меч.
Как ни странно, среди деревьев следов нечисти было заметно меньше, чем на улицах. И влияние тьмы здесь чувствовалось намного слабее. Лес, даже измученный и умирающий, упорно отторгал наплывающее извне зло.
Но все-таки твари проникали и сюда. Оставшиеся в пыли следы, расшвырянная хвоя, следы зубов на старых повалившихся деревьях ясно говорили об этом. Причем, судя по следам, порой сюда забредали весьма неординарные экземпляры. На одном из стволов отчетливо красовались длинные и глубокие царапины — какой-то оборотень развлекался здесь, когтями сдирая кору. Я напряженно сжал губы: судя по тому, на какой высоте дерево украсили эти шрамы, проклятая тварь была ростом метра под два с половиной. Рекорд в своем роде. До сих пор самый крупный ликантроп, когда-либо виденный на улицах старого города, был на добрых полметра ниже.
Прорезиненная рукоять меча едва ощутимо скользила в мокрых от пота ладонях.
Чуть в стороне от моего пути, там, где старый лес сменялся чахлой молодой порослью, сквозь буро-зеленое переплетение веток виднелась неуклюжая, насквозь проржавевшая и наполовину развалившаяся ограда. За ней — многочисленные покосившиеся кресты и редкие бетонные столбики, венчающие безымянные братские могилы времен сразу после Гнева.